Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1 - Анатолий Гейнцельман

ДЫМОК

На сером небе сизый дым          Струится фимиамом,И я, как снежный серафим,          Кружусь над мертвым храмом.Кизячный дорог аромат          Покойной мне отчизны,Что родился из смрадных хат,          Когда справляли тризну.Полезный виден всюду след          Меж голубых сугробов,И множество умолкло бед          В степи родной утробе.Я сам когда­то там искал          Любви и правды в Боге,Но все надежды растерял          На столбовой дороге.И этот лишь кизячный дым,          Что над пустыней снежной зрим,На мерзлой дорог мне земле,          Когда я рею на крыле:Он из исподней вертикаль          В бессмертную вселенной даль.

НАВМАХИЯ

Всё небо в черных парусах,На бой несущихся мятежно.Кипит сраженье в небесах, –И слезы льются безнадежно.При Саламине, как Эсхил,И я сражался с Персом,Теперь давно я стар и хилНа вечности траверсе.Теперь сражаться я усталС Иеговою, как Иаков,Кремневый притуплён кинжал,И жду я Смерти знаков.Но я люблю еще смотретьВ окно на навмахиюИ слогом Пиндаровым петьОгнекипящую стихию.

ЛУННОЕ ВИДЕНИЕ

1

Как смоляное днище корабля,Всю ночь чернели мрачно небеса.В гробу лежали спящие поляИ обнаженные во тьме леса.Я ясновидящим забылся сном,Как странник у дорожного креста,И Библии давил мне сердце том,Как мшистая могильная плита.Потом серебряные тихо пальцыВ раскрытую ко мне проникли дверь,Касаясь мягко пыльного зеркальцаИ зорко спящих по углам химер.То лунные сквозь облака лучиЗагадочно влились в мое окно,И заревом космической свечиКелейное посеребрили дно.На палисандровом в углу комодеУсопших ожили внезапно лики,Что в рамках бронзовых желтели годы,Как в византийских храмах мозаики.Они глядели мне с укором в очи,Зато, что я так безнадежно жив,Они ж на миг лишь выплыли из ночи,Наверно думая, что я счастлив.И я, ногой захлопнув двери створку,Чтоб лунный луч не мог их воскрешать,Заполз в нагретую постели норкуИ начал беспокойно засыпать...

2

Но лунное сияние из щелейВдруг комнату залило странным светом,Как будто бы я был средь горных елей,В краю мечты, уже давно воспетом.И распахнулась дверь келейки в поле,Где девственный лежал на ветках снег,И вдруг вошли, кого давно нет боле,Кто переплыл уж на забвенья брег.Трагической они явились группой,Совсем похожей на «Граждан Калэ»,Стоящих на безбрежности уступах,Небытия загадочной скале.Вот мама в черном платье, как СивиллаС Сикстинского спустилась потолка,Осанки гордой не могла могилаСмирить на все грядущие века.На спящую она взглянула дочкуС неизъяснимой нежностью святых:Так смотрят на светящуюся точкуНа берегу, пока оркан не стих.За ней с лицом хорунжего отецВ енотовой стоит согнувшись шубе,Совсем еще по виду молодец,Но синие его трясутся губы.На сына он в студенческой тужуркеС измученным тоской глядит лицом,Которого пытали будто турки,Таким он кажется мне мертвецом.Бок о бок с ним в прогнившем рединготеСтоит учитель с головой Сократа,В неразрешенной мысленной работеГлядящий на умученного брата.Лицо его полно казалось мукиИ нерешенным жизненный вопрос,И рядом с ним стоял, сжимая руки,Прекрасный Леонардовский Христос.Я заглянул в лицо Ему с восторгом,Но ужаснулся: Он, как бедный брат,Устал от странствования по моргам,И угнетал Его второй возврат.Они стояли предо мною молча,И я боялся мертвых вопрошать,Не видя исцеления от желчи:Потустороннего на них печать.

3

Но вдруг последний в легоньком люстрине,Худой и хрупкий, с мощною копнойВолос над нежной, женственной личиной,Единственный как будто бы живой,Сказал: – Ну, что же ты, товарищ Толя,Двойник мой старый, не откроешь рта?Потустороннюю ведь нашу долюУзнать твоя давнишняя мечта. –– Без слов прочел на ваших грустных лицахЯ отрицательный себе ответ:Веселья больше в поднебесных птицах,И не молчали б вы так много лет.Но ты же жив еще во мне, двойник? –– Я образ твой, умерший сорок летТому назад: ты сотни раз возникИ умер, а меня совсем уж нет. –– Чем мы различны? – Ты уже старик,Я молод; ты вернулся снова к Богу,А я безбожник: мой предсмертный крикПустынную ошеломил дорогу. –– Вернись ко мне, потерянная юность! –– Не призывай: она была нема!Лишь к старости приходит многострунностьИ закипает вещая душа.Луна зашла. Буди же Антигону,Сопутницу извечную свою.Пускай ведет тебя опять к Колону,Вы будете наверное в раю! –Сквозь жалюзи врывались брызги солнца.Портреты на комоде вновь мертвы.Венец терновый на челе Колонца,Туман под сводом смутной головы...

АЭРОЛИТ

1

Он с грохотом свалился с небаВо дни нашествия французов,Спалив в округе скирды хлеба,Как матушку­Москву Кутузов.Стояло зарево над краем,Земля дрожала, как в Мессине,Бежали, словно при Мамае,Селяне в выжженной пустыне.Посыпались в мазанках стекла,Волы у чумаков сбежали,И родила кухарка Фекла,Вопя от страха и печали.Потом пошел пушистый снег,И успокоились селяне.Обозы целые телегСобрались на нагой поляне,Где, как алмаз, небесный каменьЕще в татарниках сиял,И свечи зажигал о пламеньКакой­то важный генерал.Нас также часто целой школойВодили на болид глазеть,И всякой мудростью веселойСпособствовали поглупеть.Но я в нем видел только другаНемого, вестника небес,И шел к нему в часы досугаНадзвездных обрести чудес.Он был из никеля и стали,Как уверял учитель наш,Но я в нем видел след печали,И грыз в раздумьи карандаш.Я на него ничком ложился,Он теплый был и в январе,И страстно, как дитя, молился,С мечтою о небес Царе.И всё росла во мне тревога,И вопрошал я у него:– Ты, значит, был в гостях у Бога,В глаза ты видел божество?Скажи мне всё, дружок всеведный,Зачем ты был низвергнут к нам? –Но как ни вопрошал я бедный,Он не внимал моим словам.Когда ж стучал я молоточкомВ его алмазное чело,Он тонким, нежным голосочком,Как колокольчики, светлоЗвучал, как стекляной бокальчик.Но это был чужой язык,И я, как неразумный мальчик,К его молчанию привык.

2

Лет шестьдесят прошло с тех пор.Я постарел и поседел,Изведав горе и позор,И близкий бытия предел.О дорогом аэролитеНе вспоминал я никогда,Хотя на мозговом магнитеОн и покоился года,Притянутый, как все опилкиВоспоминаний странной силой,В покрытой пылию могилкеСо всею стариною милой.Сегодня ночью вдруг приснилосьМне, что я сызнова дитя,Что поле желтое зыбилосьИ прыгал пес вокруг меня.Что бабочек ловил я сеткойИ одуванчики сдувал,Но вдруг за ржавою решеткойАлмаз небесный засверкал:Под Александровской колоннойВ высокой шелковой травеЛежал болид мой неграненый, –И вспомнил я о Божестве.Сперва я созерцал с любовьюТоварища далеких дней,Потом припал вдруг к изголовью,Как будто в царствии теней,И растянулся, как на гробе,Но он был жаркий и живой,И очень рад моей особе,Как мне казалося порой.И вновь зажглась во мне тревога,И вопросил я у него:– Ты, значит, был в гостях у Бога?В глаза ты видел божество?Скажи мне всё, дружок всеведный,Зачем ты был низвергнут к нам?Смотри, какой я старый, бедный,Не верующий даже снам! –И постучал я молоточкомВ его лучистое чело,И тонким, нежным голосочкомОн вдруг ответил мне светло,Светло, как стекляной бокальчик,Но не чужой то был язык,И понимал согбенный мальчик,Что к голосу небес привык:

3

– Мой милый мальчик, на вопросыТвои теперь отвечу я:Ты побывал мечтой в Хаосе,Решал загадку бытия.Я был большой духовной силойВ кромешном мраке мировом,Когда казалось всё могилойВ Хаосе, спящем вечным сном.Но сон окончился нежданно:Задвигались вдруг небесаИ закружились неустанноВокруг извечного Икса.Движенье стало вдруг быстрее,Астральным всё зажглося светом,Туманности были виднее,Зажглися звезды и планеты.Родился я, громадней солнца,И излучил рои планет,И в мраке звездные оконцаТаинственный роняли свет.Как Млечный Путь, как пояс Божий,В безбрежности мы извивались,На вечность синюю похожи,И чем­то сказочным казались.Но сами не были мы вечны:Мы догорали, умирали,Мы были слишком быстротечны,От излученья застывали.Настал и мой черед застынуть,Покрыться водным океаном,Извергнуть горы и пустыни,Одеться лесом и туманом.Чудовища на мне рождались,Драконы, мамонты и змеи,Что меж пещерами сражались,Друг другу разгрызая шеи.И наконец явились люди,Что были кровожадней всех:Они в земном великом чудеСознательно свершали грех.Они всех побороли тварей,За исключением незримых,И с гордою царили харей,Как свергнутые серафимы.Они воздвигли всюду храмыИ тюрьмы для своих врагов:Чудовищные в храмах БрамыИз жертв несчетных пили кровь.Непознаваемые тайныОни, как дети, познавали,Всё глубже, всё необычайнейИх становилися печали.Как муравьи, они плодились,Как тучи жадной саранчи,И всё свирепей становилисьИх ненасытные мечи.И надоело то Иксу,Вращающему карусели,И взял Он звездную косуИ размахнулся словно в хмеле...Два мира сдвинулись с оси,Столкнулись с гулом, запылалиКострами где­то в небеси,И на пылиночки распались.Ввалились горы, океаныНа той жаровне испарились,Леса сгорели, истуканыПо стилобатам покатились...А люди, ряд степных стогов,В одно мгновенье стали пеплом:Не стало всех земных боговС гордыней суетной, нелепой.И оба мира, как осколки,Атомною распались пылью,Они погибнувшие пчелки,Исчезнувшие под ковыльем.Я сам пыльца такая в мире,Скитавшаяся бездну лет,На мне покоились кумиры,Которых и следа уж нет...Не забывай же о болиде,Товарище своем в степи:Он мученик в исподнем виде,Он светоч мертвый на цепи.Он атом первородный в мире,По воле павший Божества,Но и твоя исчезнет лира,Останется ковыль­трава.И, может быть, она, на ветреКлонимая, важней всего:Она всех родственней Деметре,В ее зыбленьи Божество.Всего важней, мой друг, детали,Они прекрасны и нежны,В них меньше мировой печали,Они приемлемы, ясны.И ты деталь такая в мире,И я люблю тебя, как пыль.Бряцай же на незримой лире,Зыбись пред Богом, как ковыль!

КОЛОСОК