Стихотворения и поэмы - Микола Бажан

129. НИКОЛАЮ ТИХОНОВУ

Давно —          как давно!—                          еще в юности,          жажду мужанья познавшей,Из чаши твоей я напился          крепко заваренной браги,На ярком огне революции,          упруго заклокотавшей,На травах России настоянной,          на мужестве и на отваге.Доныне я слышу в сердце          тех строчек порывистый лад,Поэзию трудных походов,          внезапных утрат и невзгод,Оставшуюся навеки          в стремительных ритмах баллад,В мелодии грустных раздумий          и в бронзовых окликах од.Такой, как та книга,—          и нежный,                      и мужественный,                              и страстный,Солдат, ты прошел сквозь все войны          и беды своей земли,И всё ж никакие вихри          нигде никогда не смоглиУгасить твоей тревоги,          возвышенной и прекрасной.Таким ты всегда был и всюду          и ныне остался таким —Солдатом свободы и мира,          победы и гнева поэтом,Несущим надежду и радость          мятежным сердцам людскимПо всем беспокойным дорогам          на всех континентах планеты!Ты знаешь просторы земные —          и горы, и реки, и тропы,—Как знаешь свою трудовую —          в морщинах и шрамах — ладонь.Проснувшись, бушуют вулканы,          что спали с времен допотопных,Потоками бунта          наружу          разгневанный рвется огонь.В эпоху неслыханных штормов,          циклонов и землетрясений,Невиданных битв и триумфов,          высоких надежд и утратТы выстоял так, как надо,          без ропота, без сомнений,Как выстоять и обязан          в бою                  настоящий солдат.Как сталь небывалого сплава,                          чистейшего звука и лада,Ты выковал стих свой могучий          и душу в огне закалилПри свете гусарских биваков,          в железных ночах Ленинграда,На выборгских переправах,          средь надолб, среди могил.Прошедший сквозь беды века,          бесстрашный поэт и воин,В шинели своей походной,          прожженной огнем до дыр,Ты знаешь, к чему стремится,          чего твой народ достоин,Какую вложил он надежду          в три буквы заветные — мир.Дороги.Дороги планеты.          Дороги единства и дружбы.От башен и стен Кремлевских,          от киевских врат Золотых —Туда, где теснины Амура,          где синие глетчеры Ужбы,Где грохот таежных строек          и шепот пустынь вековых.И дальше. И дальше. И дальше.          И нет никаких кордоновДля белого голубя мира,          надежды и счастья людей.Ее, эту вольную птицу,          посланницу миллионов,Сквозь бури крутые столетья          несешь ты в душе своей.О щедрость души!          Ее пламя,          и страстность ее, и исканья,И радость,          и встреча с любовью,                     и гордая тяжесть борьбы.И рядом — твой современник,          прошедший сквозь все испытанья,Достойный твоих вдохновений,          достойный высокой судьбы.Искать человека повсюду.На дальних дорогах всесветных,На горной тропинке за тучей          и в джунглях, среди духоты,В кипении митингов гневных,          в мелькании дел повседневных,На голос идти человечий,          на плач и на зов немоты.Пусть люди, в борьбе погибшие,          но снова с живыми,                                          со всемиВоскресшие,          торжествуют                  и всходят на горы с тобой,Под аркой стоят триумфальной          в балладе твоей и в поэме,Пусть реквием славы и скорби          звучит над их головой.Ты знаешь —          ведь горьким подобны поминкам —Минуты, когда полями          идешь, как траншеями тесными,Ступаешь по воспоминаниям,          как будто ступаешь по минам,Когда над могилами братскими          шатаешься, как над безднами.Я знаю, что значит —          по воспоминаниям                         идти и идти,                                    спотыкаясьО холмики в цвете барвинковом,          о пни давно срубленных дней,В тревогах минувших не каясь,          от мертвых не отрекаясь,И твердо стоять, оставаясь,          на вахте бессонной своей.

130. ОЛЕСЮ ГОНЧАРУ

Следила смерть безглазая за вамиПрицелами стеклянных злобных линз,И падали друзья во рвы и ямы,И вспышки битвы, как кардиограммы,То рвались вверх, то устремлялись вниз.Сквозь рев боев вы шли навстречу смерти,Не устававшей истреблять и жечь,Но в огненной жестокой круговертиСумели нежность сердца вы сберечь.Здесь были рядом мужество и слава,Великое с обычным наравне,И жертвенность, и клочья тел кровавых —Кошмар тех дней, что снятся вам и мне.Да, наши души вдруг отяжелели,И всё же, прежней чуткости полны,Мы веру в человечество сумелиСпасти и сохранить среди войны.Весна и жизнь — вовек непобедимы,Как верность, честь, надежда и любовь,Что так разнообразны и единыВ мильонах душ, на сотнях языков.С чем это море я сравню людское,Что в берега раздумий бьет опять?И пресыщенья нет, и нет покояДля жажды жить, творить и созидать.Весна людей — светлы ее дела,Исполнено ее явленье ласки.Как дивно ветвь сирени расцвелаВ сосуде кованом солдатской каски!

131. ПЕСНЯ О СОКОЛЕ

Юрий Гагарин погиб за день до столетия со дня рождения А. М. Горького.

Певец породы соколов пытливых,Их мужества, их воли, их идей,Запечатленных в подвигах, в порывахЗа грань земли и горизонты дней!Вы знаете, что сокол в дальней дали,Как молния пронзив густую тьму,Летит порою в смерть. И вы в печалиСложили песню — памятник ему.В столетье ваше над землей повсюдуВновь ваша песнь о Соколе звучит.Не безнадежность в ней — к земному людуПризыв дерзать, стремить пути в зенит,Как мог стремиться тот отважный сокол,Познавший Космос первый человек,Кто, совершая подвиг свой высокий,Прославил свой народ, и дух его, и век.Пускай ложится на его могилуВенком живым та песня для людей,Как гибнет сокол, смелый, легкокрылый,Бессмертный даже в гибели своей.

132. ПЕРЕВОДЯ ДАВИДА ГУРАМИШВИЛИ

С месхетских круч, с высот темно-зеленых,С крутых обрывов, из лесистых горСошел спокойно добрый олененокИ простодушно заглянул в мой двор.Ему навстречу протяну в ладошкеНемного зерен, грубой соли ком.Соленые и сладостные крошкиОн слижет розовым шершавым языком.Приход был возвещен: недавно солнце всталоС той стороны горы, с ним поднялся олень.Прохладная заря мой дворик напиталаПахучим воздухом, и осветился день.О кроткий мой олень, тебя, как очевидцаРожденья дня, нетерпеливо жду,Я жду, когда процокают копытцаЛегко, подобно вешнему дождю.Приди, возвесели мое уединенье,Нарушь его ночную тишину,Склонись, — поглажу голову оленьюИ в глубь очей прозрачных загляну.И взглядом я уйду в оленьих глаз глубины.И я его пойму, и он поймет мой взор.И вновь произойдет, открытый и старинный,Животных и людей безмолвный разговор.И в той гармонии, что так давно в забвенье,Вновь чуток, словно зверь, и счастлив буду я,Почувствовав внезапно дуновеньеРечного, горного, лесного бытия.Я погружусь в ручьев студеные купели,Картлийская заря мой облик осветлит,И я постигну то, что ведал Руставели,Пшавела понимал и не таил Давид.Рассвет стиха. О да! Извечна юность Картли,В источниках ее вода сильна, жива.И вечность стройная немыслимой закалкиВошла в твердыни гор, и в души, и в слова.Из тех ключей, бездонных, бесконечных,Живую воду ненасытно пью,И жажда поисков, и страсть скитаний вечныхПусть полнят душу жадную мою,И встану я тогда, омою сердце, слово,И в книге скорби вновь я распахну листы,И жадно, горячо вгляжусь я сноваВ движение и плач Давидовой мечты,В звенящие, как звонкий Терек, строфыПро светлый лик возлюбленной его,Что по Кавказу шла стезей ГолгофыИ в сон воителя явилась своего.

Уж клены залило полдневное затишье,Уже ушел олень из дома, где живу.Я рифмами креплю четверостишья,Пишу, опять зачеркиваю, рву,Кричу, своим бессильем загнан в угол,Что высох я до дна от жара и жарыДавидовых стихов — и лишь дымится уголь,И чаден мой очаг вблизи лесной горы.И вот, когда волненье и сомненьеСминали и почти рассыпали слова,Я тихие шаги услышал в отдаленье,И промелькнула тень, приметная едва.И это друг пришел. Я жаждал с ним свиданья.Он ожидание, сквозь даль, почуял сам.Не помешали даль, и мгла, и расстояньеЕго и в слепоте всевидящим глазам.[68]

133. ПРОЛОГ К ВОСПОМИНАНИЯМ