Стихотворения и поэмы - Микола Бажан

130. ОЛЕСЮ ГОНЧАРУ

Следила смерть безглазая за вамиПрицелами стеклянных злобных линз,И падали друзья во рвы и ямы,И вспышки битвы, как кардиограммы,То рвались вверх, то устремлялись вниз.Сквозь рев боев вы шли навстречу смерти,Не устававшей истреблять и жечь,Но в огненной жестокой круговертиСумели нежность сердца вы сберечь.Здесь были рядом мужество и слава,Великое с обычным наравне,И жертвенность, и клочья тел кровавых —Кошмар тех дней, что снятся вам и мне.Да, наши души вдруг отяжелели,И всё же, прежней чуткости полны,Мы веру в человечество сумелиСпасти и сохранить среди войны.Весна и жизнь — вовек непобедимы,Как верность, честь, надежда и любовь,Что так разнообразны и единыВ мильонах душ, на сотнях языков.С чем это море я сравню людское,Что в берега раздумий бьет опять?И пресыщенья нет, и нет покояДля жажды жить, творить и созидать.Весна людей — светлы ее дела,Исполнено ее явленье ласки.Как дивно ветвь сирени расцвелаВ сосуде кованом солдатской каски!

131. ПЕСНЯ О СОКОЛЕ

Юрий Гагарин погиб за день до столетия со дня рождения А. М. Горького.

Певец породы соколов пытливых,Их мужества, их воли, их идей,Запечатленных в подвигах, в порывахЗа грань земли и горизонты дней!Вы знаете, что сокол в дальней дали,Как молния пронзив густую тьму,Летит порою в смерть. И вы в печалиСложили песню — памятник ему.В столетье ваше над землей повсюдуВновь ваша песнь о Соколе звучит.Не безнадежность в ней — к земному людуПризыв дерзать, стремить пути в зенит,Как мог стремиться тот отважный сокол,Познавший Космос первый человек,Кто, совершая подвиг свой высокий,Прославил свой народ, и дух его, и век.Пускай ложится на его могилуВенком живым та песня для людей,Как гибнет сокол, смелый, легкокрылый,Бессмертный даже в гибели своей.

132. ПЕРЕВОДЯ ДАВИДА ГУРАМИШВИЛИ

С месхетских круч, с высот темно-зеленых,С крутых обрывов, из лесистых горСошел спокойно добрый олененокИ простодушно заглянул в мой двор.Ему навстречу протяну в ладошкеНемного зерен, грубой соли ком.Соленые и сладостные крошкиОн слижет розовым шершавым языком.Приход был возвещен: недавно солнце всталоС той стороны горы, с ним поднялся олень.Прохладная заря мой дворик напиталаПахучим воздухом, и осветился день.О кроткий мой олень, тебя, как очевидцаРожденья дня, нетерпеливо жду,Я жду, когда процокают копытцаЛегко, подобно вешнему дождю.Приди, возвесели мое уединенье,Нарушь его ночную тишину,Склонись, — поглажу голову оленьюИ в глубь очей прозрачных загляну.И взглядом я уйду в оленьих глаз глубины.И я его пойму, и он поймет мой взор.И вновь произойдет, открытый и старинный,Животных и людей безмолвный разговор.И в той гармонии, что так давно в забвенье,Вновь чуток, словно зверь, и счастлив буду я,Почувствовав внезапно дуновеньеРечного, горного, лесного бытия.Я погружусь в ручьев студеные купели,Картлийская заря мой облик осветлит,И я постигну то, что ведал Руставели,Пшавела понимал и не таил Давид.Рассвет стиха. О да! Извечна юность Картли,В источниках ее вода сильна, жива.И вечность стройная немыслимой закалкиВошла в твердыни гор, и в души, и в слова.Из тех ключей, бездонных, бесконечных,Живую воду ненасытно пью,И жажда поисков, и страсть скитаний вечныхПусть полнят душу жадную мою,И встану я тогда, омою сердце, слово,И в книге скорби вновь я распахну листы,И жадно, горячо вгляжусь я сноваВ движение и плач Давидовой мечты,В звенящие, как звонкий Терек, строфыПро светлый лик возлюбленной его,Что по Кавказу шла стезей ГолгофыИ в сон воителя явилась своего.

Уж клены залило полдневное затишье,Уже ушел олень из дома, где живу.Я рифмами креплю четверостишья,Пишу, опять зачеркиваю, рву,Кричу, своим бессильем загнан в угол,Что высох я до дна от жара и жарыДавидовых стихов — и лишь дымится уголь,И чаден мой очаг вблизи лесной горы.И вот, когда волненье и сомненьеСминали и почти рассыпали слова,Я тихие шаги услышал в отдаленье,И промелькнула тень, приметная едва.И это друг пришел. Я жаждал с ним свиданья.Он ожидание, сквозь даль, почуял сам.Не помешали даль, и мгла, и расстояньеЕго и в слепоте всевидящим глазам.[68]

133. ПРОЛОГ К ВОСПОМИНАНИЯМ

В моих воспоминаньях, словно в кратере,То вспышка вдруг, то снова тишина.Я снова вспоминаю руки матери.Она живет. Во мне живет она.Вот, кажется, молчание нарушу —И сразу, обретая вес и плоть,Войдут воспоминанья властно в душу,И их уже ничем не побороть.И стоит мне внезапно вспомнить что-тоИ в сторону свернуть тропой не той —Как вмиг нежданно из-за поворотаОпять предстанет век пережитой.И кажется, лишь только пожелаешьПодняться по ступеням в тишину —И порванную обретешь струну,И вновь раздастся музыка былая.О горький запах трав, что здесь растут,Нам память будоражащий мгновенно,И зеленцой гнилой покрытый пруд,И вскрик над ним, и сладкий плач Шопена!Среди воспоминаний, словно в чаще,Я заблудиться б, вероятно, смог,Перебирая в памяти неспящейСухие ветви пройденных дорог.Нелегкая работа обновленьяИ поисков полузабытых слов —И вновь при вспышке молнии виденьеТого, чем жил, того, чем жить готов.Давно утихший гром клавиатуры,На мостовой тачанки грозный звук,И та обложка ленинской брошюры,Что взял, как хлеб, из материнских рук.Ты в памяти своей таишь и прячешьПрожилки этой ласковой руки —И ощущаешь пульс ее, и плачешь.Как ночью плачут только старики.

134. ПАМЯТИ ЮРИЯ СМОЛИЧА

По лестнице крутой всё выше, вышеЯ тяжко поднимаюсь в тишинеИ, кажется, его дыханье слышу,Но не выходит он навстречу мне.

Всё как при нем — раскрытый верх машинки,Кленовых листьев пламенный букет,Стена из книг, на столике — новинки.И лишь его, увы, на месте нет.

Но снова мнится силуэт знакомыйНа фоне серо-синего окна.И улыбается хозяин дома,Светла его улыбка и грустна.

И этот свет, не гаснущий поныне,Я сызнова ищу. А вдруг найду?Пускай вокруг — безлюдие пустыни,Я по ступенькам все-таки взойду.

Быть может, на стремянке он, а может,Вздремнул, расположившись на тахте.Я вспоминаю век, что другом прожит,Предшествовавший этой немоте.

Одолеваю лестницу крутую.Переступив запретную межу,Вновь, как обычно, в комнату войду яИ «Здравствуйте!» — хозяину скажу.

Ты сел, проснувшись. Где будильник? Полночь.Безмолвие сгущается опять.Петух соседский о себе напомнит,Тебе его уже не услыхать.

Вселенная — как волны половодья.Качнулась лодка головы твоей.Ты слышишь? Неминуемое входит.Молчанье криком разорви, развей!

Сквозь темень всматриваешься незрячеВ происходящее. Настал твой срок.Жена запричитает и заплачет,Ты вытянешься, неподвижно строг.

Придет конец надежде, грусти, вере.Останутся в объятьях пустотыЛюбимая, друзья — и след потери —Незавершенной повести листы.

Ждать этого всю ночь? Томиться нудноИль кануть в темень, покорясь судьбе?Здесь утром будет шумно, многолюдно,Венки и речи принесут тебе.

Простертый на хрустящем покрывале,Скрестив свои ладони на груди,Ты будешь постигать иные дали,Уже забрезжившие впереди.

Предвечные мгновенья. Жизни звенья.Обрывки лет…                        Ужель судьба твояТебе в минуту полного прозреньяЯвила только лик небытия?

135. «Вглядись в себя поглубже. Прям и крепок…»