Нахалки. 10 выдающихся интеллектуалок XX века: как они изменили мир - Мишель Дин

Кейна» это уязвляет не больше, чем компрометирует его как автора «Великолепных Эмберсонов» тот факт, что лучшие реплики и эпизоды написал там Бут Таркингтон.

Не только Саррис решил, будто Кейл нападками на Уэллса маскирует атаку на само понятие «автор фильма», добавляя к сказанному в «Кругах и квадратах». Воинственными метафорами изобиловали и более великодушные отзывы. Сочувствующий Кейл Кеннет Тайнен из лондонского Observer счел ее воином за идею: «Я поддерживаю ее войну, хотя бывает у меня чувство, что не то она поле боя выбрала».

Орсон Уэллс – говорят, он плакал в офисе у своих юристов и собирался подать на Кейл в суд (но в конце концов передумал) – написал в лондонскую Times свое твердое мнение: сценарий был плодом совместной работы. Затем он, по общему мнению, нанял для своей защиты на страницах Esquire Питера Богдановича – тогда сотрудника журнала, а ныне режиссера. Статья Богдановича под названием «Бунт на „Кейне”» [34] практически о «Гражданине Кейне» не говорит ничего: в ней разбирается по кирпичику эссе Кейл (по-видимому, с немалой помощью Уэллса). Богданович действительно попал в больное место, когда расчехвостил ее за неупоминание фамилии Сьюбера, которому она заплатила за исследование. Хуже того, сам Сьюбер явно был зол на Кейл. Богдановичу он сказал, что не может разделить ее уверенности, будто Манкевич написал сценарий один.

У статьи Богдановича была и другая цель: привлечь внимание к той книге, которую он писал об Уэллсе. Он цитировал интервью, которые начал брать у режиссера в шестьдесят девятом, и Уэллс в них относительно великодушно признает вклад Манкевича в сценарий. (Богданович выпустил книгу только в девяносто втором.) Он приводит такие слова Уэллса: «Вклад Манкевича… был громадным… Его любили – и я, и другие. Им, как вы понимаете, восхищались».

С этого момента Богданович разбирает чуть ли не каждую вторую фразу Кейл, опровергая их словами Уэллса – хотя сам два-три других источника указывает. Завершается статья на эмоциональной ноте, подчеркиванием, как сильно задели режиссера спекуляции Кейл. Приводится цитата из самого Уэллса:

Мне даже думать невыносимо, что мои внуки (если они у меня будут и если дадут себе труд заглянуть в одну из этих книг) подумают о своем предке: редкостная мания величия была у этой вши… После мисс Кейл очень долго приходится грязь выгребать.

И тут уже не важно, что Кейл в своих рецензиях превозносила Уэллса как визионера, творившего чудеса. Да почти все, где она вспоминала о его работе, было написано в превосходной степени. И все это отбросили в сторону, все это уже ничего не значило из-за статьи о «Кейне». Конечно, за Кейл была вина, заслуживающая упрека: она взялась за практически невозможную задачу – однозначно выяснить, кто же был автором коллективного труда. И перед этой задачей дрогнула. Еще до того, как пустились по ее следу Саррис и Богданович, она уже рассказывала интервьюеру из Saturday Review, что никак не хотела преуменьшать роль Уэллса: для фильма он был ключевой фигурой, и это она признавала открыто.

Каким бы великолепным ни был сценарий Манкевича, у другого режиссера фильм мог выйти рядовым… а уж с другим актером в роли Кейна – наверняка.

Этой оговоркой Кейл мало чего добилась – отчасти потому, что, как только начался скандал, сразу стало не важно, что Кейл думает на самом деле. Ошибки показали, что репутация ее уязвима, и те, кому было не по душе все, за что она боролась, не собирались упускать шанс ее затравить. Она сама любила журнальные драки и вряд ли осудила бы за такую любовь других.

Как правило, Кейл выдвигала свои аргументы, как двигают войска, форсированным маршем без остановки. Всю свою профессиональную жизнь она знала, что, если хочешь звучать авторитетно, необходимо демонстрировать непобедимую, даже сверхчеловеческую уверенность.

Но все же это была лишь демонстрация. При всей своей дерзко-агрессивной манере Кейл тщательно следила за точностью. О том, как она правила собственные тексты, ходили легенды. Как выразился ее друг и бывший протеже Джеймс Уолкотт, она «вылавливала мельчайших блох так же фанатично, как любой придира из академии эльфов Э. Б. Уайта» [35]. Так могла ли она небрежно обращаться с фактами при таком сумасшедшем внимании к деталям? Без сомнения, могла. Весьма любопытно, что Кейл, всю жизнь огрызающаяся на любой выпад и ведущая бесконечные диспуты на журнальных страницах, в этом единственно подтвержденном случае не стала продолжать спор. Как говорит Келлоу, вскоре после прочтения статьи Богдановича она ужинала с Вуди Алленом и спросила, стоит ли ей отвечать. «Не надо», – видимо, посоветовал Аллен. Кейл была очевидно задета, но извлекла для себя урок: репортажами ей заниматься не надо. Еще она перестала печатно спорить с теми, кому не нравились ее материалы.

Но след от этой истории остался глубокий. Спустя несколько лет после всего этого разгрома Кейл оказалась на оскаровской вечеринке со сценаристом по имени Джон Грегори Данн. В рассказе о встрече он поместил знаменитую кинокритикессу в контекст ее главного позора – как он считал. Когда «Выращивая Кейна» вышло отдельной книгой, он, Данн, отклонил предложение ее рецензировать. На его взгляд, это была «глупая в своей самодовольности книга. Читая ее, я хохотал и плевался, как вообще от любой книжки про Голливуд». Но он опасался навлечь на себя неприязнь человека, который мог разнести фильмы, над которыми работал Данн, и потому оставил эти мысли при себе, дав им отразиться только на оценке внешности автора книги. На той вечеринке, где они встретились, пишет он, Кейл была «в уцененном Pucci и в ортопедических туфлях». Оказалось, что имя Данна ей известно, и она сразу попросила познакомить ее с его женой – Джоан Дидион.

Глава 10

Дидион

Дидион и Кейл часто упоминались через запятую после Зонтаг, поскольку все три были родом из Калифорнии, а в интеллектуальных кругах Нью-Йорка это совпадение считалось примечательным. Им самим это часто не нравилось. Уж точно Дидион и Кейл никогда не ощущали себя родственными душами. Джон Грегори Данн писал, что, когда Кейл попросила познакомить ее с Дидион, единственное, что он вспомнил, – это как сильно Полин не понравился один роман Дидион; и поставленный по нему фильм она назвала «фэнтези про принцессу». «Я знаю, что отношусь к подобным вещам не так терпимо, как другие, но почему их вообще нужно терпеть? На мой взгляд, роман Джоан Дидион смехотворно гламурен, и я то и дело ржала, пока читала». Тем не менее Данн познакомил их, заметив в них сходство, которого они обе в упор не видели: «Две крутые девки с инстинктами мангуста и дружелюбным презрением к работам друг друга, а