Имя Кати - Павел Николаевич Губарев

пират ограбил одновременно магазин бюджетной зимней одежды и дорогой бутик, сшил себе кафтан, покромсав добычу на лоскуты, и нарисовал карту, смотря на себя в зеркало безумным, дёргающимся глазом. Схема была огромной, а также знакомой и незнакомой одновременно, как карта Нью-Йорка, слепленная из карты Москвы, порезанной на мелкие кусочки. Что-то Катя уверенно узнавала, но чувство узнавания пропадало, как только Катя переводила взгляд на соседний кусочек схемы.

«Где я на этой карте? — подумала Катя. — Кто бы поставил точку. Маленькую точку в огромной схеме».

— Он тебе льстит, — сказал Ани Лёве. — И манипулирует. Хочет склонить на свою сторону. Учти, он не один десяток подростков обвёл вокруг пальца.

Лёва согласно кивнул и вернулся к рассматриванию виниловой пластинки, которую вчера слушали Катя и Ани. Он наклонял диск и любовался тем, как солнечный свет, попадая на звуковые канавки, превращался в цветные полоски. Он явно был очарован новой для него идеей того, что несколько десятков минут музыки можно закрутить в спираль.

— Разве мы занимаем разные стороны? — сказал робот. — Я на стороне Кати. Мы все на стороне Кати. И если у вас с Лёвой ещё могут быть какие-то свои интересы, то у меня — нет. Да что уж — я весь как на ладони.

Робот указал подбородком на схему. Катя знала, что Ани и Лёва смотрят на неё, ожидая, что она подтвердит или опровергнет слова робота, и чувствовала себя как на экзамене. Время истекало, но Катя всё ещё не знала верного ответа. «Весь как на ладони», — фраза родилась вот в этом речевом модуле. Но Катя не была уверена, где именно искать модуль, формирующий логику «интересов» робота. На работе бы она попросила дня три на изучение проекта, доступ к документации и бесплатным пончикам.

Она откинулась на спину: в комнате стояла шведская стенка, почему-то наклонённая на 45 градусов. Катя постелила на неё плед и пыталась пристроиться то боком, то сидя, то лёжа. Ани и Лёва сидели на диване, робот стоял чуть склонив голову, как ожидающий команды дворецкий.

— Манипуляции… — сказал он. — Вы постоянно обвиняете меня в том, что я манипулятор. Меж тем это нормальная человеческая черта. Возможно, она у меня гипертрофирована. Роботы — кривое зеркало человечества, простите мне банальность. Но зеркало. Когда вы, Ани, говорите…

— Меня зовут Андрей Михайлович, — процедил Ани.

— Простите, Андрей Михайлович. Когда вы говорите Катерине, что вам непременно надо вернуться домой, то обязательно упоминаете ваших родителей. Вещи, оставшиеся от них. Намекаете на чувство вины, которое будет мучить Катерину, если она позволит этим вещам пропасть или — не дай боже — попасть в руки какой-то шпаны. Разве это не манипуляция? Классический guilt trip.

Катя посмотрела на Ани. Ани выпрямился и сжал губы. Лёва поднял брови и почесал затылок. Ани поморгал, беззвучно пошевелил губами и начал говорить, отрезая каждое слово как ножом.

— Манипуляция — это скрытое воздействие на человека в интересах манипулятора. А я, во-первых, открыт, а во-вторых, действую в интересах Кати.

Потом Ани взорвался:

— В конце концов, что я говорю такого, чего я не говорил своей сестре последние пять лет каждый день? Пять лет, что мы вместе одни? И почему я должен оправдываться перед этой машиной? Катя, выключи ты её, Христа ради, на время, чтобы мы могли поговорить по-человечески.

Катя подняла ладони:

— Ани-чан, не злись на робота.

— Поверить не могу. Я злюсь? Я здесь злодей? Может, у меня руки в крови? Я бегаю с оружием по дому, стреляю в полицию?

— Ани… пожалуйста.

— Хорошо, я замолчу. Помни только, что каждый раз, когда мы идём на поводу у этого робота, нас засасывает всё глубже и глубже. Если мы хотим нормальной жизни, нам нужно срочно выключать его и выбираться.

Робот склонил голову ещё чуть более покорно.

Ани переводил взгляд с машины на Катю и обратно.

— Зуб даю, — сказал он, — когда вы ходили за молоком, он рассказывал тебе что-то заманчивое. Возможно, не явно, но расписывал что-то эдакое. Как хорошо мчать на угнанном аэромобиле или даже самолёте. Как можно хитро воровать деньги со счетов и чувствовать себя Робин-Гудом.

Катя отвела взгляд. Ани почувствовал, что он близок к правде.

— Хотя нет, не воровать. Он знает, что тебе это не нравится. Он предлагал какую-то легальную схему.

— Слушай, ему действительно можно приказать не нарушать закон, и он не будет нарушать закон.

— Допустим. Но у него уже руки по локоть в крови… Как ты можешь так спокойно рассуждать? Я глаза закрываю и вижу, как полицейский прижимает ладонь к ране, чтобы кровь остановить. Невинный человек! А сколько он их поубивал? И мы с ним…

Робот прервал его:

— Простите, Андрей Михайлович, какой же он невинный? Это «оборотень в погонах». Почему, как вы думали, нас не пригласили в отделение, а приказали ждать на обочине? Потому что эта парочка хотела поживиться дропом.

— Дропом? — спросил Лёва.

— Бесхозным роботом, — пояснила Катя.

— Ты точно знаешь? — спросил Ани робота.

— Я видел, что номер моего зарядного устройства попал в серые базы, и эти базы кто-то скачивал. Увы. Заметил и то, что патрульные подъехали на фургоне с обычными номерами. Если это была служебная машина, приехавшая по вызову, почему на ней были не спецномера?

— Почему ты только сейчас нам это говоришь?

— Я полагал, все люди взрослые, все знают, что в этой стране мафия срослась с государством.

Ани открыл рот, но не нашёлся, что сказать.

— Извини, — сказала Катя роботу.

Она пробежалась пальцами по планшету. Робот опустил голову.

— Эй! Посланник!

Робот молчал, не поднимая головы.

— Я его выключила. Слушай, ты прав, он действительно предлагал мне какие-то схемы заработка. Но… честно, у меня голова кругом идёт.

— У меня тоже, — признался Ани.

— Была перестрелка? — спросил Лёва. — Мне кажется, вы из какой-то компьютерной игры вывалились.

— Хорошо бы, чтобы наша Катя не забывала, что это не компьютерная игра, — сказал Ани.

— Я понимаю, — хмуро сказала Катя. — Если и игра, то слишком сложная. Я сдаюсь: его мозги… я такого никогда не видела.

— Слишком запутано?

— Не то слово. Я только что обнаружила, что у него есть эмулятор, на котором крутится ещё одна ось. И он с