Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

Брукс признавалась, что из актерского состава «Причуд» выбирали группу девушек, которых «приглашали на вечеринки к важным мужчинам из финансового и государственного сектора». Она состояла в этой группе «избранных». Они считали себя выше «обычных шлюх», но лишь из-за того, что с ними хорошо обращались. Брукс вспоминала, что эта деятельность приносила «огромный доход». Самым хорошеньким и на все согласным доставались «деньги, драгоценности, норковые шубы, роли в кино – все, что захотите».

Жозефина пыталась держаться за свое место. И через некоторое время случилось то, чего так опасалась Кэрри: в гастрольном туре ее просто пустили по рукам. Но она давно научилась не обращать внимания на боль и унижения, прячась в своем воображаемом мире, и считала, что ей повезло, когда Юби Блейк выбрал ее своей «любимицей», вознаграждал маленькими подарками и искренней привязанностью.

Куда более значимым для Жозефины было то, что Блейк и Сиссл начали учить ее актерскому мастерству. Они разглядели в ней бесспорный талант, критики продолжали ее выделять, и хотя иногда она блистала на сцене, ей не хватало техничности, чтобы каждый раз выдавать виртуозное комическое представление. Сиссл вспоминала, что она «не умела контролировать эмоции», и они с Ноблом терпеливо пытались убедить ее, что ей нужно работать над техникой и не полагаться только на харизму, иначе прогресса не будет.

Когда Нобл и Сиссл взяли Жозефину под свое крылышко, другие танцовщицы перестали ее третировать. В гримерке у нее появилась подруга, новая «цветочная девушка» – пятнадцатилетняя Эвелин Шеппард. Все обожали Малышку Шеп, чье милое личико с заостренными чертами напоминало кошачью мордочку, но с Жозефиной они особенно сблизились. Они не воспринимали себя как лесбиянок – в их мире это считалось извращением, – но квазисексуальные отношения между женщинами в то время были в шоу-бизнесе обычным делом. В целях экономии девушки часто спали в одной кровати и предавались любовным наслаждениям. Мод Расселл презрительно замечала, что мужчины в их жизни просто не казались столь же привлекательными. «Большинство даже не думали о женском удовольствии».

Спать с женщиной было безопаснее. Мод сделала аборт в очень юном возрасте и считала своим долгом поведать всем ужасные подробности. В то время девушки или «шли к какой-нибудь леди или старику и надеялись, что те вас не прикончат», заплатив за это десять-пятнадцать долларов, или «выливали карболку в кипяток и сидели над чаном», ожидая, пока ребенок «растворится». Не исключено, что Жозефина тоже столкнулась с нежелательной беременностью: когда труппа ненадолго приехала в Чикаго, Билли пришел посмотреть выступление и увидеться с женой. Если он надеялся восстановить их отношения, то зря. Они с Жозефиной больше не встречались [100]. Но в конце чикагских гастролей Жозефина взяла несколько недель отпуска, что было ей несвойственно; возможно, именно то краткое примирение с мужем было причиной.

Это исчезновение стало одной из нескольких странных пауз в начале карьеры Жозефины. Если причиной и был аборт, она быстро поправилась. А когда вернулась в «Танцуй со мной», потребовала – и получила – отдельное упоминание в программке: «та самая смешная девушка из кордебалета». Труппа отправилась с гастролями в Канаду, и там Жозефина заслужила еще более восторженные отзывы. Критик из Торонто писал, что она «танцевала бурлеск, пока зрители чуть ли не падали из кресел». Когда пришло время возвращаться в Сент-Луис, Жозефина приготовилась к триумфальному возвращению домой.

Она выступала не в старом театре Букера Т. Вашингтона, а в одном из лучших смешанных театров Сент-Луиса – «Американ». Ричард и Уилли Мэй пришли засвидетельствовать ее успех, хотя сидели на дешевых местах на галерке – черных пускали только туда. Кэрри пойти отказалась; она по-прежнему злилась, стыдилась и завидовала дочери, но Жозефина зашла к ним с Артуром в гости. Щеголяя в новом платье из яркой тафты и в шали с бахромой, Жозефина испытала истинное торжество, отдав матери семьдесят пять долларов – этого хватило, чтобы оплатить годовую арендную плату за убогую маленькую квартирку Мартинов.

К концу 1923 года «Танцуй со мной» закрыли, и Жозефине пришлось найти временную подработку. Она устроилась на подтанцовки в музыкальный комедийный дуэт «Бак энд Бабблз» и заодно стала любовницей Бака. Но уже через три месяца вернулась к Сисслу и Блейку: те включили в свою новую постановку «В Бэнвилле» сольный номер, в котором она могла сполна проявить свой комедийный талант и дар импровизации. И хотя Жозефину нарядили маленьким негритенком в короткой клетчатой юбочке и огромных клоунских башмаках, выбелили ей губы и затемнили кожу углем, ей дали полную свободу действий и велели импровизировать, не сдерживая фантазию.

Те, кому посчастливилось увидеть этот номер, вспоминают, что Жозефина обладала удивительным даром перевоплощения. Она умела по очереди изображать целый зверинец: то ковыляла, как утка, то ходила на четвереньках, как собака, извивалась, как змея, и вставала в боксерскую стойку, как кенгуру. Могла быть смешной – косила глаза, раздувала щеки и изображала звук приглушенного саксофона, – а потом вмиг преображалась в джазовую малышку, танцевала чарльстон и уанстеп, в прыжке садилась на шпагат и вскакивала.

Так она изобретала собственную новаторскую форму черного водевиля. Поэт Э. Э. Каммингс писал, что она производила удивительное и вместе с тем зловещее впечатление: «Длинноногое и длиннорукое существо из ночных кошмаров, обладающее невероятное гибкостью, она косила глаза и сгибала конечности, как не может живой человек». В «Нью-Йорк Таймс» ее называли «балериной из фрик-шоу», но «Чикаго Геральд» и «Икзэминер» в один голос хвалили «забавную девушку из кордебалета, чей взгляд скакал, как синкопированный ритм, а движения были плавными, как блюз». Зрители тоже ею восхищались, и благодаря популярности Жозефина не только укрепила свое положение в труппе – ее имя теперь занимало в программке пятую строчку, – но и получила прибавку. Теперь она получала сто двадцать пять долларов в неделю – в десять раз больше, чем четыре года назад, когда гастролировала с «Дикси Степперз».

И все же ей этого было мало. Труппе предстояли очень долгие гастроли – от Филадельфии, где в День благодарения она ужинала с Па Бейкером, до самой Канады. Жозефина оттачивала свое мастерство. Вдохновившись подругой, которая занималась классическим балетом, она научилась стоять на пуантах и стала ежедневно заниматься: растягивалась, разминалась и улучшала технику. При всякой возможности наблюдала за другими танцовщицами из-за кулис, подмечая движения, па и манеры, которым потом подражала. Занималась вокалом и даже убедила Сиссла и Блейка написать для нее песню; ради этого ее даже нарядили в вечернее платье из золотого ламе, разрешив снять костюм негритенка.

Пока Жозефина совершенствовала свои умения, саму постановку «В Бэнвилле», как