Роковой подарок - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам нужно ещё выпить, – продолжала Маня. – Иначе вы совсем перестанете чувствовать. А вы должны понять, что он рядом. Поговорить с ним. Он ведь тоже хочет с вами поговорить!
– Да?! – в полный голос спросила Женя и выпила, и опять залпом.
Маня свою порцию аккуратно вылила в чайную чашку.
– Что вы мне наливаете? – вдруг спросила Женя. – Микстура какая-то!
– Виски из запасов вашего мужа, – сообщила Маня. – У него такого целый шкаф!
– Да он вообще этот виски ящиками заказывал! Больше любовался, чем пил, но ему важно, чтоб прямо много! Он у нас вообще сторонник гигантомании!.. Всего должно быть с избытком!.. Я звоню, прошу утку привезти с фермы, у нас ферма своя, тут недалеко. Он привозит три! Я ему говорю, Макс, мы их до Нового года будем есть, а он – про запас! Я на работе потом с этими утками мечусь, не знаю, кому пристроить!..
– Прекрасно, – оценила Маня и налила вдове ещё полстакана. – А представь себе, ты ему звонишь, просишь утку, а он тебе привозит, допустим, резиновые калоши!
– Почему калоши?
Маня махнула рукой:
– Мой бы точно калоши привёз! Он вообще меня не слушает никогда. Он писатель.
– А-а-а, – с уважением протянула Женя и откинула с колен плед. – Ну, знаешь, Макс тоже не подарок! Его пересилить невозможно, что ты! Если что в голову вбил, пиши пропало! То стрелковый клуб покупает, то ферму, то дома какие-то строит в Беловодске! Я ему говорю, всех денег всё равно не заработаешь, а он отвечает, что ему по-другому неинтересно! И в Москву переезжать ни за что не хотел!
– А ты хотела?
– Я сама не знаю, может, в молодости и хотела! Теперь-то уж точно не хочу. Вот только когда Машка уехала, я к нему приставала, давай квартиру купим, я к ней ездить стану чаще.
– А он?
– Ни за что на свете! Говорит, ты станешь ездить, а я тут один торчать?
– Не любил один?
– Терпеть не мог!.. Везде меня за собой таскал! Только на охоту я не соглашалась, без меня ездил.
– Конечно, – поддержала Маня. – Какая тебе охота, ты без промаха белке в глаз попадаешь!
– Так и есть. Откуда ты знаешь?… Я один раз поехала, за час восемнадцать вальдшнепов взяла и куропатку. И не знаю, что дальше делать. Таскать тяжело, стрелять дальше глупо! И непонятно зачем.
– И что?
Женя посмотрела на свой стакан, залпом выпила и задышала открытым ртом.
Домоправительница Рита перекрестилась.
– Стала им кричать, мужикам, что возвращаюсь. А ничего не слышно, кругом пальба! Я в камышах ещё посидела, а как выйдешь? Под выстрелы попадёшь! Так и просидела до вечера с вальдшнепами этими! Куропатку я уже потом, в поле взяла.
И она засмеялась.
– А вообще мы хорошо жили, – продолжала она. – Господи, как хорошо мы жили! Правда, Ритусь?
Домоправительница неистово закивала. Глаза у неё налились слезами.
– Федя где-то эту свою собаку страшную увидел.
– Фиби? – уточнила Маня, и Женя кивнула.
– У родителей друга, по-моему. Они взяли, а ухаживать за ней не смогли. Или не захотели! Она вся больная была, суставы вывернуты, у больших собак так бывает.
– Называется «дисплазия», – поддержала Маня, знаток собак.
– Чуть не лишайная! А совсем малышка, пять месяцев! Но такая… огромная малышка, и худая, облезлая! Её должны были усыпить, те хозяева так решили, чтоб не возиться. Федя к отцу – давай забирать! Макс бровью не повёл, конечно, говорит, сынок, забираем!.. Представляешь, сколько с ней возни? Лечить, операции делать, учить, специальной едой кормить! Сколько денег всё это стоит?
– Вот он молодец, твой Макс.
– Да, да! – воскликнула Женя. – Я у него спрашиваю, зачем ты связался? А он мне отвечает, как же иначе, я не могу сына подвести. Сын должен знать, что если можно помочь, значит, нужно помочь, и неважно кому, человеку ли, собаке!.. Там есть ещё? Налей мне.
Маня вылила в стакан остатки виски и тихонько велела Рите нести энтеросгель.
Женя выпила и заговорила снова:
– А на работе! Всех опекал! Кому операции, кому учёбу оплатить! Он считал, что должен, понимаешь? Если ему повезло в жизни, значит, он должен другим помогать. Только ничего ему не везло! Он сам всё заработал, сам!.. Ну, и я помогала. Как могла.
Она помолчала немного, поднялась с качалки и стала ходить по террасе – не слишком уверенно. Маня пристроилась рядом и время от времени поддерживала её под локоть.
– На прошлой неделе фильм смотрели. Какую-то ерунду полную! Я хорошие фильмы люблю, а он лишь бы комедия!.. Мог их по сто раз смотреть, а хохотал всё время как в первый!
Тут Женя остановилась, посмотрела на Маню и спросила:
– Зачем его убили? За что?
И зарыдала бурно, навзрыд.
Маня обняла её, прижала к себе. Женя вся сотрясалась, словно её било током, и была горячей, температурной.
Подскочила Рита, стала совать к губам стакан с водой, но Женя рыдала так, что никакая вода не могла бы помочь.
– Мама? – На террасу вбежал Федя, за ним вошла громадная собака.
Женя кинулась к сыну, они обнялись, и он стал качать мать из сторону в сторону, а она всё рыдала и рыдала.
– Слава те господи, – провсхлипывала рядом Рита. – Хоть слёзы пришли, а то беда прямо…
– Федя, – сказала Маня тихонько, – пристройтесь вон на диванчик. Посидите вместе.
Через десять минут Женя крепко спала, привалившись головой к плечу сына. Тот боялся пошевелиться.
– Она не проснётся, – вяло сказала Маня. – Ей нужно набраться сил.
– Как вы догадались, что нужно сделать?…
– Анна Иосифовна догадалась, – возразила Маня, и парень посмотрел на неё с изумлением. – Не я. Да и какая это помощь!.. Помочь ничем нельзя.
– Да всё лучше, чем она истуканом каменным сидела, – вставила Рита. – Может, тебе кофе сварить? Или обедать подать? Ты ж не завтракала, дочка!..
– Я соврала, – призналась Маня, с трудом шевеля губами. У неё тоже совершено не было сил, все кончились. – А где Маша?
– С утра на реку ушла, не появлялась. А что? Найти?
– А Паша?
– Какой Паша? – переспросил Федя. – Садовник?…
Маня кивнула.
– Так он тогда убежал, больше и не прибегал, – осторожно сказала Рита. – А он-то чего?…
– Мне нужно поговорить с Машей. Она на пристань ушла?…
– А может, и в лес. Она у нас подолгу гуляет. Сейчас-то особенно. Тяжко ей дома.
– Она придёт, и вы поговорите, – подытожил Федя. – Может, вы тоже приляжете? У вас… усталый вид.
– Я лучше на улице посижу, – сказала