Свечная башня - Татьяна Владимировна Корсакова

сидел за ее столом, нервно барабанил пальцами по столешнице и даже не встал из кресла, когда Мирослава переступила порог. Невиданное дело. Обычно Горисветов старший был предельно выдержан и предельно галантен. Обычно, но не сейчас.

– Что происходит, Мирослава? – спросил он, отмахиваясь от ее приветствия. – Что опять тут происходит?

От последней фразы ее бросило в холодный пот. Что значит «опять»? За время ее недолгого отсутствия что-то случилось? Кто-то еще погиб?..

Наверное, выражение ее лица было настолько красноречивым, что Всеволод Мстиславович смягчился, сказал усталым, но уже совершенно спокойным тоном:

– Присядь. Давай поговорим.

Она опустилась в то самое кресло, в котором не так давно восседал старший следователь Самохин. Кресло показалось ей излишне мягким и излишне низким. Нужно будет распорядиться, чтобы купили что-то более подходящее.

– Почему опять? – спросила она, стараясь контролировать и тон, и голос, стараясь быть беспристрастной и невозмутимой. – Я все это время была на связи, если бы что-то случилось, Лизавета Петровна поставила бы меня в известность. Ведь ничего не случилось? – Ей бы хотелось утверждать, но от вопросительных ноток избавиться не получилось.

– Потому что опять убийство, – сказал Всеволод Мстиславович. – Стоит мне только взяться за этот чертов проект, как все тут же идет под откос. Это еще счастье, что та девочка не имеет никакого отношения к школе. Я даже представить себе не могу, что бы было, если бы жертвой оказался наш ученик. Про репутационные потери я вообще молчу. Мирослава, ты даже представить себе не можешь, сколько денег вложено в эту богадельню!

Впервые в жизни он назвал школу так пренебрежительно. Ведь богадельня – это что-то убогое, никому ненужное.

– Я связан контрактами и кредитами.

Про кредиты она знала даже больше, чем ей следовало. Впрочем, как и про все финансовое состояние империи Горисветовых. Империя на поверку оказалась карточным домиком, который держался лишь благодаря личным связям Всеволода Мстиславовича и который мог рухнуть в любой момент. Кажется, он уже начинал рушиться.

– И если в ближайшие дни это безобразие не прекратится, у нас начнутся реальные проблемы. Что там говорил этот твой следователь? Зачем он гонял тебя в город? Кстати, как его зовут? Пробью по своим каналам, может, получится ускорить процесс.

Он уже окончательно успокоился. Теперь он перечислял не проблемы, а список необходимых дел. Мирославе здесь отводилась роль слушателя и послушного исполнителя.

– Его зовут Петр Иванович Самохин, – отрапортовала она, решая, стоит ли вообще посвящать Всеволода Мстиславовича в подробности состоявшегося в этом кабинете разговора. – И он считает, что Свечной человек вернулся.

– Что?.. – От удивления Всеволод Мстиславович «потек» лицом, на мгновение превратившись из холеного и вполне еще боеспособного мужчины в беспомощного старика. – Как это, Свечной человек вернулся? Этого не может быть! – Он покачал головой, словно в ответ на какие-то свои собственные мысли. – Тринадцать лет прошло…

А Мирослава подумала о поднятом со дна затона теле.

– Или у него появился подражатель, – сказала она, взвешивая каждое сказанное слово. – Девочка была задушена, а лицо ее было залито свечным воском. Все как тогда… – Она замолчала, наблюдая за игрой теней и солнечных бликов на паркетном полу.

– Когда приехал Славик? – спросил Всеволод Мстиславович.

– Простите?.. – Мирослава оторвала взгляд от пола.

– Ты помнишь, когда Славик вернулся из этого своего французского турне?

Это был вполне невинный вопрос, еще пару дней назад Мирослава бы ничего не заподозрила. Еще пару дней назад Славик Горисветов казался ей избалованным мажором, не более того. А потом она вспомнила – почувствовала вкус прелых листьев во рту и тяжесть колена, упершегося ей между лопаток. Славик явился в Горисветово на следующий день после убийства. Можно ли считать этот факт алиби?

Вот такие мысли пронеслись в голове у Мирославы за долю секунды, а сказала она другое:

– Я не помню, Всеволод Мстиславович. Столько событий… Но если хотите, я могу уточнить.

Он не захотел. Мирослава его понимала. Зря он вообще ее об этом спрашивал. Слишком личный вопрос, слишком… подозрительный.

– Так что ты делала в Чернокаменске? – спросил он и улыбнулся. Улыбка получилась неискренней.

– Я навещала учителя музыки Исаака Моисеевича. Вы помните его, шеф?

– Конечно помню! – Эта Тёма была безопасной, и улыбка Всеволода Мстиславовича сделалась по-настоящему расслабленной. – Я предлагал ему работу в школе, но он отказался, сослался на возраст. Но я не понимаю, зачем он понадобился тебе и этому следователю Симонову.

– Самохину, – поправила Мирослава. – Исаак Моисеевич тринадцать лет назад вел фоторепортаж жизни в Горисветово.

– Да? Не припоминаю.

– Следователь Самохин подумал, что фотографии могли бы помочь ему установить связь между событиями прошлого и настоящего, систематизировать возможных свидетелей.

Всеволоду Мстиславовичу не понравилось ни про связь, ни про систематизацию.

– Плохо, – сказал он жестко. – Если этот провинциальный Пинкертон начнет копать, у школы могут возникнуть проблемы. Никто не станет ждать завершения расследования. Я потеряю и учеников, и инвесторов. Мирослава, надеюсь, ты не нашла никаких фотографий. – Это не был вопрос, это было утверждение, не требующее обсуждения.

– Фотоальбом утерян, Всеволод Мстиславович.

– Хорошо. – Кажется, он вздохнул с облегчением. – Будем надеяться, что это досадное происшествие больше не повторится. Я поговорю с кем следует, чтобы дело поскорее закрыли. С родителями и попечительским советом тоже поговорю. Придется усилить охрану школы… – Он задумался. – Мирослава, подготовь мне список частных охранных агентств. Нужны самые лучшие, с незапятнанной репутацией. Может быть, еще получится все исправить.

Он говорил, а Мирослава думала, какую чудовищную ошибку едва не совершила. Она надеялась, что связи и деньги могут заполнить черную дыру в ее душе. Она и подумать не могла, что дыра может шириться именно из-за этого ее безумного плана стать частью семьи Горисветовых, частью этого мерзкого и бездушного мира. Ей повезло. Она не сделала последний шаг, осталась человеком. По крайней мере, ей хотелось так думать. Ей еще об очень многом предстоит подумать, потому что, когда она докопается до правды, придется начинать жизнь заново. Без Славика и его всесильного папеньки!

– Я все сделаю, – сказала она, а потом спросила: – Вы останетесь на ужин?

– Нет, – ответил он как-то излишне резко и излишне поспешно. – У меня еще много дел. Если объявится мой блудный сын, скажи, что я хочу его видеть. И пусть не смеет выключать мобильный.

– Я передам. – Мирослава бросила быстрый взгляд на часы. Рабочий день официально подошел к концу, впереди ее ждали архивные документы и фотографии Исаака Моисеевича. Эту ночь она была намерена провести с максимальной пользой.