Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

Последнее замечание Зои объяснялось тем, что за ужином она поспорила с отцом Стивена о национальном благосостоянии и иммиграционной политике. Спор вышел довольно горячим, хотя наблюдать за тем, как закаленный республиканец и демократка-идеалистка опровергают доводы друг друга под выдержанное мерло, было, пожалуй, даже забавно, тем более что сам Стивен в споре не участвовал.

«Я бы предпочел обсудить с тобой кое-что другое», – промурлыкал Стивен, пока его губы опускались вдоль ее тела к сгибу левого бедра, где были вытатуированы крошечные крестики птичьих следов – совсем рядом с тем местом, где недавно курчавились ее тонкие золотистые кудри, сбритые несколько дней назад.

К огромному неудовольствию Стивена, второй раунд спора состоялся уже на следующий день за ланчем, который мать накрыла в патио. В конце концов, устав от аргументов, контраргументов и цитат, он подхватил Зои на руки и прыгнул вместе с нею в бассейн. Ему очень понравилось, как она вся съежилась, словно стараясь сделаться как можно меньше, и покрепче прижалась к его груди в ожидании удара о воду. Когда их тела разбили сверкающую поверхность, Зои негромко взвизгнула. Вода оказалась достаточно холодной, и когда они выбрались на берег, ее отвердевшие соски́ приподнимали ткань прилипшей к коже футболки.

Вытирая с глаз воду, Стивен услышал знакомый стук каблуков легких домашних мокасин отца, который покинул патио и скрылся в доме. Подняв голову, он увидел мать, которая сидела за столом, заваленным остатками трапезы и заставленным пустыми бокалами, и, низко опустив голову, то складывала, то вновь разворачивала на коленях полотняную салфетку.

На следующий день должно было состояться главное событие – ежегодная вечеринка у Хардингов по случаю Дня труда. Друзья и родственники небольшими группами собрались в патио или под огромными пляжными зонтиками, спасаясь от безжалостного солнца. Температура снова повысилась, и с утра по радио официально объявили о начале сильной жары. Не в силах покинуть благодатную тень, Стивен помимо своей воли оказался втянут в разговор с пожилой соседкой, фамилию которой он не помнил (миссис Эдна какая-то), которая клялась, будто прекрасно осведомлена буквально обо всех, даже самых незначительных, подробностях его жизни в Принстоне. Стивен слушал, не слыша, машинально кивал, а сам думал, что от Эдны пахнет как в магазине поношенного платья: нафталинными шариками, плесенью и мышами.

Потом ему пришло в голову, что иногда так пахнет и от одежды Зои.

«Твой отец должен очень гордиться тобой», – сказала Эдна, коснувшись его руки своей высохшей лапкой, обтянутой сухой как пергамент кожей в темных почечных бляшках, сквозь которую проступали толстые, вялые вены.

«Разумеется, он очень рад», – солгал Стивен. Единственным человеком, которым его отец когда-либо гордился, был он сам. И уж конечно, он не мог гордиться сыном, который, в отличие от самого Стюарта, окончившего Йельский университет, выбрал для себя Принстон.

Пока старая зануда трещала что-то о том, как она сама сто лет назад училась в каком-то богом забытом колледже, Стивен разглядывал группы гостей, ища взглядом белокурую гриву Зои, но она как сквозь землю провалилась.

«Прошу прощения, мне нужно срочно кое с кем поговорить», – перебил он собеседницу и, не дожидаясь ответа, быстро отошел. Он обыскал весь двор, раскалившийся под лучами солнца как сковородка, но Зои нигде не было. Тогда Стивен прошел в дом, рассчитывая, что там обнаружатся хотя бы какие-то следы, которые укажут ему, где ее искать.

Зои он нашел в кухне. Она стояла возле открытой дверцы гигантского охладителя, засунувшись внутрь чуть не до пояса.

«Что это ты делаешь?»

«Я хотела что-то взять, но вот убей – не помню, что! Как только на меня подуло прохладой, у меня все вылетело из головы, и я решила немного постоять здесь, чтобы остудиться. Боюсь только, потом твоим родителям придет гигантский счет за электричество. – Она рассмеялась и закрыла дверцу. Несмотря на криопроцедуры, ее щеки были по-прежнему пунцовы от жары. – Пойдем поплаваем?» – предложила Зои и взяла его за руку.

Они как раз выходили из дома, когда в прихожей появилась мать Стивена.

«Ты не видел отца?» – спросила она.

«По-моему, он пошел в туалет», – ответила Зои вместо Стивена и несильно сжала его пальцы.

После того как солнце опустилось за выстроившиеся вдоль побережья дома, участники вечеринки перебрались на пляж, где уже собралось немало местных жителей, ожидавших праздничного фейерверка. Когда первая огненно-зелено-розовая вспышка салюта озарила ночь, Стивен вдруг обнаружил, что Зои снова куда-то исчезла. Минуту назад она была рядом с ним – и вдруг пропала. Нигде поблизости ее тоже не было, и, пока все, кто собрался на берегу, глазели на небо, Стивен повернулся и пошел обратно к домам.

Он обнаружил ее возле дома Мейеров. Зои прижимал к забору какой-то человек, фигура которого показалась Стивену смутно знакомой. Когда небо взорвалось мерцающим золотом, он увидел, что Зои взасос целует его отца.

Потрясение, которое испытал Стивен, когда увидел свою любовницу с отцом, было таким сильным, что у него даже слегка закружилась голова. Застыв на месте, он беспомощно следил за тем, как отцовская рука опускается все ниже и исчезает в расстегнутых джинсовых шортах девушки, как его пальцы проникают в нее, лаская вытатуированные на коже птичьи «крестики». Он так и не смог отвести глаза, когда Зои, запрокинув голову в блаженном забытьи, одарила Стюарта исполненной наслаждения улыбкой, которая до этой минуты принадлежала ему одному.

Шипение и потрескивание очередного пиротехнического чуда, взорвавшегося чуть не над самой его головой, заставили Стивена опомниться. Он отступил глубже в тень, потом бросился бежать. Оказавшись на берегу, Стивен отыскал самый отдаленный и темный уголок пляжа и бродил там, пока не набрал полные туфли песка. Тогда он с отвращением сбросил их с ног и зашвырнул в океан.

Вернулся Стивен, когда и Зои, и все домашние давно спали крепким сном. На следующее утро за завтраком он мрачно молчал, ссылаясь в ответ на расспросы матери на головную боль. Он поклялся себе, что не будет слишком переживать, но когда отец потянулся к кувшину свежевыжатого апельсинового сока (сок из супермаркета Хардинг-старший презирал), взгляд Стивена упал на тонкие аристократические пальцы, которыми тот еще вчера прикасался к птичьим «крестикам» на коже Зои, и сердце его болезненно сжалось.

Отцу он так ничего и не сказал. И точно так же не стал ни в чем обвинять Зои. После возвращения из Хэмптонса они в течение еще нескольких недель продолжали спать вместе, но каждый раз, когда его взгляд падал на ее татуировку, перед глазами Стивена снова вставала подсмотренная им картина. Постепенно он перестал ей звонить и избегал встречаться с ней в кампусе, что было достаточно легко, поскольку у каждого был свой круг знакомых, которые почти не пересекались.

После этого