Только ты и я - Лор Ван Ренсбург

пролегает чуть ниже его пупка. Там, под джемпером и джинсами, находится кожа, покрытая мягкими волосками, которые я столько раз целовала. Сейчас я могла бы с легкостью взрезать и шерсть, и хлопок, и кожу, и крепкие мускулы пресса, чтобы уложенные под ними футы и футы кишок скользкой кучей вывалились ему на колени. А может, вместе с ними из его вскрытого чрева вывалятся и кое-какие секреты, испачканные свежей горячей кровью?.. Эта мысль кажется мне весьма соблазнительной, но у меня другой план. И потом, распороть ему живот было бы слишком легко, а он не заслуживает легкой смерти.

Я не отрываясь смотрю на его лицо и гадаю: что, если он может угадывать мои мысли?

Ну и пусть.

Я продолжаю двигаться вниз. Когда нож добирается до его паха, тело Стивена каменеет от нового приступа страха. Лезвие описывает неторопливый круг вокруг мошонки.

– Я могла бы просто отрезать тебе яйца, чтобы ты гарантированно не смог причинить зло ни одной девушке. Может быть, ты и сам бы предпочел такой вариант, а, Стивен? Это ведь лучше, чем предстать перед всеми как совратитель малолетних. Намного лучше. Что скажете, профессор? Что вы выбираете: карьеру или яйца? Яйца или карьеру?

– Ты… спятила…

Нож описывает еще один круг, острый кончик громко скребет по ткани джинсов.

– Ты, наверное, считаешь себя отличным парнем, Стивен, не так ли? Настоящим мужчиной, который хорошо обходится с женщинами – платит за них в ресторанах и… что там еще? Ах да, уступает им место в транспорте! Так вот, дорогой профессор, спешу вас разочаровать: рестораны, дорогие подарки, выпивка и усвоенные вами правила хорошего тона вовсе не делают вас особенным и не дают вам права вести себя как заблагорассудится. Женщины – не игрушки, Стивен. Ты не можешь просто покупать нас в магазине как кукол. То, что ты выслушивал этих несчастных, страдающих девочек и обходился с ними вежливо, вовсе не означает, что они что-то тебе должны. И тем более это не означает, что ты можешь сломать им жизнь и заявить, дескать, они сами виноваты!

– Я никому не ломал жизнь! Ни одной из них я не причинил зла – они тебе так и скажут, если ты у них спросишь. – Стивен быстро облизывает губы и добавляет: – А если я как-то ранил их чувства, я глубоко об этом сожалею.

Опустив голову, я смотрю на нож. Костяшки моих пальцев совсем побелели – с такой силой я сжимаю рукоятку.

– И перестань вести себя так, словно я кого-нибудь убил!

Я вздыхаю и выпрямляюсь во весь рост. Колени слегка побаливают после того, как я столько времени сидела на корточках. Взявшись за спинку кресла, я качу его обратно в гостиную и ставлю на прежнее место. Нож я бросаю на диван – подальше от себя, чтобы избежать соблазна одним махом перерезать ему глотку и остановить этот поток лжи. Тени в комнате сливаются друг с другом, образуя однородный густой мрак, и я включаю электрический свет. В одно мгновение тьма отступает, и гостиную заливает яркий белый свет. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, вижу, что длинные и узкие стеклянные плафоны люстры похожи на нависшую над нашими головами гроздь сосулек. Тьма временно изгнана, но электрический свет кажется слишком холодным, и меня пробирает странная дрожь.

Стивен молчит, но я знаю, что он еще не побежден. Ему продолжает казаться, что он не совершил ничего такого, за что он может и должен нести ответственность. Эта иллюзия – как сорняк, который прочно укоренился в его мозгу, и вырвать ее будет непросто. Похоже, эта работа потребует времени гораздо больше, чем я рассчитывала, но она будет сделана – в этом я не сомневаюсь. Я должна избавить Стивена от иллюзий и открыть ему глаза на истину, о которой он за всю свою жизнь ни разу не задумался.

45

Стивен

Как только Элли снова исчезла, Стивен возобновил попытки освободиться. Несколько раз он сильно рванулся в надежде оборвать скотч и вдруг заметил, что липкая лента, которой была привязана к подлокотнику его левая рука, слегка растянулась или же с самого начала была натянута не так сильно. На мгновение он замер, соображая. Если удастся достаточно сильно согнуть запястье, тогда, пожалуй, руку он сумеет выдернуть. Ну-ка, попробуем…

Он начал с частых коротких рывков, надеясь растянуть скотч еще сильнее. Работая рукой как рычагом, он не сводил взгляда с ножа, который валялся на подушках дивана. Если удастся освободить руку, он попробует до него дотянуться, и тогда… Да, он сможет. Точно!

В течение нескольких секунд освобождение перестало быть для него чем-то недостижимым, почти абстрактным, превратившись в задачу чисто практического свойства. Сначала высвободить руку, потом дотянуться до ножа и перерезать путы на правой руке и на ногах, и наконец – как можно скорее выбраться из этого ужасного дома. В том, что Элли помешалась, Стивен больше не сомневался. Спектакль, который она устроила с ножом, это доказывал, но сейчас он думал о другом. В его мозгу безостановочно кружились три слова, которые она произнесла чуть раньше: «моя дорогая Джейн».

Нет, она не утверждала, будто никогда не встречалась ни с Д., ни с А., однако ни та ни другая просто не могли знать ничего, что выходило бы за рамки их собственных отношений с ним. Так откуда же Элли знает остальное? Как, когда сумела она докопаться чуть не до всех его секретов?

Липкая лента натирала кожу, выдирала из нее клочья волос, но Стивен не ослаблял усилий. Это, однако, не мешало ему думать. Он понимал, что для ответа на свой вопрос ему придется заново оценить каждый эпизод своих отношений с Элли – особенно те моменты, когда его что-то отвлекало. Раньше это его почти не беспокоило, но теперь… Что она делала, пока он принимал душ или удалялся в туалет? А как насчет того раза, когда он переспал с ней в первый раз? Проснувшись утром, он обнаружил, что Элли, одетая в одну лишь его рубашку, внимательно осматривает гостиную. Тогда он решил, что ей просто любопытно, но не исключено, что она шпионила, вынюхивала, искала улики. Да, когда он проснулся и, поняв, что ее нет рядом, отправился на поиски, он застал ее у книжного шкафа, где она задумчиво водила кончиками пальцев по корешкам журналов и сборников статей, но не исключено, что она искала какие-то вложенные между страниц бумаги, письма или фотографии. Разумеется, тогда ему просто не пришло в голову ничего такого. Прислонившись к дверному косяку, он любовался ею и тем, как она выглядит в его одежде в его гостиной. Зрелище было, прямо сказать, очень красивое и весьма возбуждающее, но, быть может, это была всего лишь игра.

Ненадолго зажмурившись, Стивен постарался