Вниз, в землю. Время перемен - Роберт Силверберг

Проход, и пополз дальше. На южном берегу он проел Сумарский залив. Морской прилив подхватил червя и унес его в Сумару. Там он теперь и живет, свернувшись под вулканом Вашнир и пуская ядовитые пары из его жерла.

Борозда, проложенная Хрунгиром, делится на три области. На северном конце лежат Мерзлые Низины, покрытые вечными льдами и непригодные для человека. Согласно легенде, один лишь глоток тамошнего холодного воздуха может высушить легкие. Однако их протяженность невелика, и к югу от них начинаются бескрайние Выжженные Низины, где почти нет воды и солнце палит круглый год. Горные цепи не пропускают туда ни капли дождя, рек и ручьев там нет. Почва ярко-красная с желтыми вкраплениями – в сказке говорится, что ее выжег жар Хрунгирова брюха, но геологи объясняют это иначе. Там есть скудная растительность, питающаяся не знаю уж чем, и в изобилии водятся всевозможные уродливые животные. В южном конце Выжженных Низин пролегает с востока на запад глубокая долина. Преодолев ее за несколько дней, вы попадаете в Мокрые Низины. Влагу туда приносит бриз, дующий с Сумарского залива через Струанский Проход. Встречаясь с жарким ветром из Выжженных Низин, он вынужденно проливает ее, создавая полосу пышной зелени растительности – на север, в красную пустыню, ему не пробиться. В Мерзлых Низинах, как я уже говорил, никто не бывает, Выжженные посещают только охотники и те, кто едет с восточного побережья на западное, но Мокрые населены тысячами садоводов, которые выращивают экзотические фрукты для горожан. Я слышал, что постоянные дожди сгноили их души, что они не подчиняются властям и плохо соблюдают самоотречение, предписанное нашей культурой. Я был бы теперь с ними и узнал из первых рук, каковы они, если бы не кордоны, поставленные моими врагами.

Низины окаймляют два гигантских горных хребта – Гюйшены на востоке, Трейшены на западе. Начинаясь на севере Велады-Бортен, у самого Полярного моря, они тянутся на юг, постепенно сближаясь, в месте, где они сходятся, как раз и расположен Струанский Проход. Они так высоки, что ветра не могут перелететь через них, поэтому внутренние их склоны оголены, а внешние, океанские, покрыты растительностью.

Население Велады-Бортен ютится на двух узких полосках прибрежных земель, между океанами и горами. Почва там большей частью скудная, поэтому мы постоянно боремся с голодом. Остается лишь удивляться, отчего наши предки, высадившиеся на этой планете много поколений назад, выбрали для поселения Веладу-Бортен: землю было бы куда проще возделывать в Сумаре и даже в болотистом Дабисе. Мы объясняем это тем, что они были людьми суровыми, грудью встречали вызов нового мира и не желали легкой жизни своим потомкам. Думаю, это правда: мы определенно унаследовали от них веру в то, что изнеженность есть грех, а легкие пути – зло. Мой названый брат Ноим полагает, однако, что в Веладе приземлился их звездолет и им после космического путешествия попросту недостало энергии перебраться на другой континент. Я сомневаюсь в этом, зная, как склонен Ноим к иронии.

Свое первое поселение земляне заложили на западном берегу, в месте, которое мы называем Трейш, или Завет. Число их быстро умножилось, и разные группы, по причине упрямства и сварливости земной расы, начали откалываться от первоначальной общины. Так возникли девять западных провинций, между которыми и по сей день продолжаются пограничные споры.

Со временем ресурсы запада истощились, и люди двинулись на восточное побережье. Воздушного транспорта у них тогда не было, да и у нас его не так много: мы не стремимся к техническим достижениям, и запасы природного топлива у нас невелики. Передвигались они на тогдашних наземных средствах. Открыв три перевала в Трейшенских горах, поселенцы смело вступили на Выжженные Низины. Наш эпос воспевает тяготы этого перехода. Спуск с гор был труден сам по себе, а пройти на ту сторону красной пустыни было и вовсе почти невозможно – туда ведут только Саллийские Врата, которые найти не так просто. Но первопроходцы их отыскали и основали мою провинцию, Саллу. Когда начались раздоры, часть новоселов ушла на север и основала Глен, а другая впоследствии образовала на юге священный Маннеран. Три эти провинции просуществовали тысячу лет, пока небольшой, но процветающий Крелл, королевство мореходов, не отщипнул себе кусок Глена и кусок Саллы.

Были и такие, которых жизнь в Веладе-Бортен не устраивала совсем, поэтому они уплыли из Маннерана в Сумару-Бортен. Но о них мы в нашем уроке географии говорить не будем: я расскажу о них в свой черед, когда дойду до перемен, что произошли в моей жизни.

7

Хижина, где я пишу – сооружение хлипкое. Доски в стенах приколочены вкривь и вкось, между ними зияют щели. Ветер, беспрепятственно проникающий в них, заносит красным песком бумагу, одежду и даже волосы. Мелкие обитатели пустыни тоже навещают меня: сейчас по земляному полу ползают двое – многоножка длиной с мой большой палец и двухвостая змейка не длиннее моей ступни. Они кружат одна подле другой, будто не могут решить, кто же в конце концов кого съест. Незавидные у меня компаньоны в это невеселое время.

Впрочем, насмехаться над моим убежищем не приходится. Спасибо тому, кто поставил ее, чтобы дать приют усталым охотникам на этой негостеприимной земле. Мастером плотницого дела он явно не был, но его произведение хорошо мне служит. Возможно, это неподходящее обиталище для сына септарха, но я достаточно пожил во дворцах – каменные стены и сводчатые потолки мне без надобности. К тому же здесь меня не тревожат крики рыбников, посредников и виноторговцев – всех, кто расхваливает свой товар на городских улицах. Можно спокойно подумать, заглянуть себе в душу, понять, что сделало тебя таким, как ты есть, и познать наконец себя. Обычаи нашего мира запрещают открывать душу кому-то еще, но почему никто до меня не замечал, что те же обычаи, пусть ненамеренно, мешают самопознанию? Почти всю свою жизнь я подобающим образом отгораживался от ближних и понял, что отгородился заодно и от себя самого, лишь когда эти стены пали. А здесь, в Выжженных Низинах, у меня было время обдумать все это и сделать выводы. Я выбрал это место не по своей воле, но не могу сказать, что несчастлив здесь.

Думаю, меня еще нескоро отыщут.

Темнеет, писать становится трудно. Постою в дверях и посмотрю, как ночь катится по пустыне к Гюйшенским горам. Может быть, надо мной пролетит рогатая птица, возвращаясь порожняком после неудачной охоты. В небе зажгутся звезды. Как-то раз в Сумаре-Бортен Швейц пытался показать мне с горной вершины солнце своей Земли; он