Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова

— Насть, если бы я знала, — пытаюсь отстраниться, вырвать обратно свою ладонь.

— Теперь знаешь, — с жаром шепчет Настя и давит еще сильнее. До искр из глаз. До тихого всхлипа. — Римма, теперь ты все знаешь и должна принять решение. Я постоянно думала обо всем этом, о тебе, о Никите, обо мне, в конце концов, и да, я мечтала о совсем другой невестке и хотела своему сыну совсем другую судьбу. Но знаешь что? Мы очень самонадеянны, если думаем, что мир должен соответствовать нашим ожиданиям. Ни хера он не должен! И ваши отношения меня вообще не касаются. Вот только, Никита выбрал тебя, и остается либо принять это чувство как какой-то дар и никогда не сомневаться в своем решении.

— Либо, — мой голос дрожит. Как и рука. Как и все тело, которое бьет озноб.

— Либо отпусти его, пожалуйста, — всхлипывает Настя. — Я не буду против вашего брака, клянусь я сделаю все, чтобы ты никогда не почувствовала с нашей стороны осуждения. Я приму все. Вашу разницу в возрасте. То, что ты моя подруга. То, что ты ничего не сказала мне. То… — Настя делает паузу, сглатывает, — то, что у него никогда не будет детей, а у меня внуков. Я приму. И единственное, что я прошу взамен — не играй с чувствами моего сына. Потому что пока ты думаешь, что все это весело, несерьезно и как там… временно… не для него. — Она качает головой. — Для него все основательно, всерьез, навсегда.

Настя выпускает мою ладонь и та безвольно падает на стол. Мы обе с удивлением смотрим на мои красные пальцы.

— Извини, я даже не поняла, как сделала тебе больно.

— Ничего, — отвечаю я, — я все равно сделала больнее.

Мы молчим. Потерянные, пустые как две выпотрошенные рыбины.

— Римм, — тянет Настя, но я поднимаю руку, чтобы та остановилась. Чтобы она ни сказала, я не справлюсь. Меня просто разорвет.

— Ладно, — соглашается подруга. — Давай тогда закажем пожрать, я так нервничала перед разговором, что кусок в горло не лез. Даже от вида еды было тошно.

Официант успевает принести нам крепкий турецкий кофе и разбавленный ромашковый чай, когда в кафе вваливается Вика. Она счастливо машет нам свободной рукой, той которой не нужно прижимать к себе маленького Сережу.

— Девочки, помирились? Ну и хорошо, а то по-другому плохо.

Настя забирает из Викиных рук сына и пока тот что-то рассказывает на своем языке, подруга успевает выдать новость, ради которой собрала нас вместе:

— Девочки, извините, что опоздала, я это… беременна.

Она плюхается на стул и заливается счастливым смехом. Хохочет так громко, так искренне, что я улыбаюсь вместе с ней. И Настя и даже Сережа, который с обожанием смотрит на маму и подхватывает ее красивый, хрустальный смех.

— Девочки, я ведь уже смирилась, что никогда, что Бог и так сделал мне подарок. Даже два, сына и мужа. Мы даже не высчитывали, не ждали, просто… любили друг друга. А потом вот, — она кладет ладонь на плоский живот, бережно оглаживает большим пальцем ткань рубашки. — Две полоски, одно сердечко, мой малыш. Вы простите, что я так сумбурно, я просто… не могу иначе! Девочки, я такая счастливая, что хочу кричать об этом всему миру! Я ведь даже не думала, не надеялась. Девочки, я так сильно люблю своего Сережу, я даже не знала, что кого-то можно так сильно любить. Девочки… девочки, почему вы плачете?

Вика, наконец, замолкает и обеспокоенно смотрит на меня и Настю.

— От счастья, — всхлипываю я.

И почти не вру. Потому что и от счастья тоже. Но не только от него.

Вика щебечет как птичка. О сыне Сереженьке, о муже Сережке, о том, что и второго своего малыша назвала бы Сережей, потому что лучше имени в мире нет.

— Девочки, это будет очень глупо, да? Ну, вот если два Сережи подряд.

— Ну что ты, — смеется Настя и пускает в голое пузо Сергея младшего (или среднего) пузыри. Тот хохочет в ответ и тянет ее за волосы пухлой рукой.

— А вообще, с чего ты решила, что будет мальчик? — Спрашиваю довольную Вику. Беременных подруг, ну, кроме нее, у меня не было, и до недавнего времени я понятия не имела про все эти приметы и гадания по форме живота. И хоть Настя уверяла, что это антинаучно, Вика не сдавалась.

— Знаю и все. Меня на соленое тянет, а с девочками обычно на сладкое. И красоты не убавилось ни на граммулечку, а девочки у мамы красоту пьют.

— ну, так рассуждать, милая моя, то я тоже беременна, двойняшками и обе девчонки. — Кивает Настя. — Я такой уродиной давно не была, на работе аврал, так что я не высыпаюсь и вечно с серым лицом. Еще после отпуска желудок себе сорвала и до сих пор то не могу восстановиться, похудела, так что теперь меня и ущипнуть не за что.

В подтверждение своих слов Настя поддевает пальцем резинку на брюках, мол, вот как они на мне теперь болтаются.

— А вообще, — добавляет наша любимая язва, — лучше бы ему и впрямь пацаном родиться, Сергей Третий звучит лучше чем какая-нибудь Сергияна. Или Сергилла. Римм, скажи, а?

Подруга смеется, тыча меня локтем в бок, но я не реагирую. Тупо смотрю в окно. На высокого и до умопомрачения красивого парня, который ой как неосторожно перебегает дорогу на красный, и, помахав рукой водителю, чудом его не сбившему, торопится к нам в кафе.

— Римм, ты где зависла? Ой, это что, Никита?!

Конечно, это он. Никто другой не додумался бы прийти на нашу с Настей встречу. Мысленно закатываю глаза к небу и умоляю будильнику прозвенеть. Потому что такое не может происходить наяву, а значит, мне давно пора проснуться.

Но вместо этого смотрю, как Савранский целует Настю в макушку, как она лупит его своими маленькими, но сильными кулачками по животу, приговаривая, что матери нужно звонить чаще. Под конец Никита картинно падает на пол, раскинув руки, и под Викин и Сережкин смех поднимается обратно.

Я же говорю, похоже на бредовый сон при высокой температуре.

— Никита, а ты как сюда… — спрашивает Вика, и отчего-то робеет. Опускает глаза в стол, но даже так заметно, что ее щеки покрылись румянцем.

Ну вот, она еще ничего не спросила, а нам всем уже стало неловко. И градус этой неловкости растет, когда Савранский садится на диванчик рядом и, приобняв меня за талию, подтягивает к себе. Всем нам очень не по себе,