Измена. Вторая семья моего мужа - Каролина Шевцова

class="p1">— Слушай, мне кажется, все прошло отлично. И мама не против, и отец… смирится. Ба вообще от тебя в восторге будет!

Молчу. Цепляюсь пальцами за ладонь Никиты, будто боюсь, что он меня отпустит и тихо иду рядом. Вслед за ним.

— Сережка у Вики богатырь такой, — Савранский, кажется, не замечает моего состояния. И все говорит, и говорит. — И смешной, я чуть не выпал с его рож. Такие гримасы мне корчил, ты бы видела. Постой, я же фоткал для тебя, вот.

Никита отпускает мою руку, и та безвольно падает вниз. Я стою, замерев, пока он что-то ищет в телефоне и тычет мне в лицо яркий экран. На всех снимках Сережка. Чудесный, невероятно сладкий малыш, которому повезло родиться в любящей семье. У Никиты горит взгляд, когда он рассказывает мне о мальчике. И с каждым словом, с каждым восторженным вздохом, я понимаю, что должна отпустить любимого. Что со мной эти яркие, как два маяка, глаза погаснут. Не сразу, а постепенно, как гасли мои рядом с неподходящим человеком.

Неужели я хочу Никите такой же судьбы? Ни за что на свете! Я не буду держать его при себе, перестраивать, воспитывать. Я ведь сама прошла все это и знаю, чем обернутся такие отношения. И чтобы Никита был счастлив завтра, я должна прогнать его сегодня, прямо сейчас. И именно прогнать, потому что начни я что-то объяснять, доказывать, Савранский десять раз меня переспорит и переубедит. И я соглашусь, потому что не железная и тоже хочу любить.

— Слушай, раз сегодня встретились с твоими подругами, может на следующих выходных я познакомлю тебя со своими друзьями? Ты им понравишься.

Тут я не могу сдержать улыбку, представив среди молодых пацанов в мешковатой одежде себя — в деловом костюме и на десятисантиметровых шпильках. Конечно, понравлюсь. Под такое даже целая категория в фильмах для взрослых есть.

Но Никита объясняет мою улыбку по-своему.

— Это значит «да»? — Тянет он в ответ уголки губ.

— Да, только… какое это будет число?

Я демонстративно лезу в телефон, чтобы открыть календарь, но Никита меня останавливает.

— Двадцатое. Суббота, подойдет?

— Ок. Давай только после обеда?

— Хорошо, — легко соглашается он. — А что, до обеда у нас какие-то планы?

— Да, то есть, нет. — Опускаю лицо вниз, чтобы челка скрыла покрасневшие от напряжения глаза. Если голос я еще могу сделать уверенным, то лицо выдает меня с потрохами. Актриса из меня никакая. — Я должна встретиться с Юрой.

— Ху из Юра?

— Ну, Кли-мов, — тяну по слогам, как маленькому. — Юрист мой.

Никита останавливается. Тормозит так резко, что я бьюсь головой в его спину. Он поворачивает голову и с непониманием смотрит вниз, на меня.

— Вы же только недавно встречались.

— Да, но он предложил снова.

— Что-то по разводу?

— Да нет, — я прилагаю все силы, чтобы не отвернуться, чтобы смотреть прямо на него, когда говорю это: — Просто кофе попить, я же говорила, что он меня звал.

Никита сглатывает. За ворот его рубашки ныряет кадык — как поплавок в воду. Упал и исчез. Никита не шевелится и, кажется, даже не дышит.

— И давно, — его голос непривычно хрипит, — ты встречаешься с другими мужчинами?

— Никит, ты чего, — я тянусь, чтобы пригладить его вихры, но Никита дергается, не дает мне себя коснуться. — Да что с тобой? Я просто иду пить кофе со своим юристом!

— Зачем?

— Ну, ты ведь сам сказал, что у нас свободные отношения.

— Не для меня.

И не для меня, милый. Но ты об этом никогда не узнаешь. Потому что я об этом никогда не скажу. Вместо этого подхожу к такому сильному, словно вылитая из стали пуля, и вместе с тем ранимому мужчине, кладу руки на плечи, привстаю на носочки, стараясь заглянуть ему в глаза. Потому что все должно выглядеть естественно, не вызывать сомнений, и потому что хочу запомнить Никиту. Навсегда запечатлеть этот полный непонимания взгляд.

— Прости, значит, я тебя не так поняла.

— И теперь ты отменишь свою встречу?

Он напряженно следит за тем, как я качаю головой.

— Это будет неудобно.

— Значит удобно, — усмехается Савранский. — Римма, это из-за моей мамы? Это она тебе что-то сказала?

Никита накрывает мою ладонь своей, крепко сжимает пальцы и притягивает меня ближе. Так, что я упираюсь грудью ему в ребра. Он нависает сверху, и приходится запрокинуть голову, чтобы рассмотреть его лицо. Если бы не было так больно, то я бы восхитилась красотой перемен в его чертах. Из веселого, порывистого мальчика в мужчину. Величественного, как олимпийский Бог.

— Не молчи, если это мама, я прямо сейчас поговорю с ней!

— Господи, при чем здесь Настя?

Я не выдерживаю и все-таки увожу взгляд в сторону. Ну, нельзя так смотреть на меня, я ведь не железная!

— Никита, не драматизируй. Я просто выпью чашку чая со своим адвокатом, это займет час, максимум два. И потом мы поедем к твоим друзьям.

— А если я скажу, что не хочу, чтобы ты встречалась с Климовым?

Он еще держится за меня. Давит ростом, силой, и размахом первых чувств. Первое всегда самое сильное. Первый снег самый белый. Первый мороз самый колкий. Первая зарплата кажется целым состоянием, а первая любовь… она сбивает с ног и заставляет лететь в бездну, отчего все внутри замирает и сладко поет. Потом она же бьет тебя по голове, не жалея, и не щадя глупых влюбленных. И отступает, уступая место другим людям и другим чувствам. Потому что первый не значит единственный.

Мягко убираю руки Никиты со своих. Мне понадобится целая вечность, чтобы отвыкнуть от его прикосновений, и начать лучше сейчас.

— Я отвечу, что ты не прав. Это просто встреча, Климов мне не интересен как мужчина. Или ты ревнуешь?

Улыбаюсь, и от моей улыбки что-то меняется в лице Никиты.

— А если да?

— Тогда сходи на встречу с друзьями без меня, там наверняка будут девушки. Повеселись и поставь галочку, что отомстил.

Он отшатывается, делает неосторожный шаг с бордюра на дорогу, и чтобы не упасть, спускается вниз. Под заливистый гул машины. Мы не обращаем внимания на автомобили, полностью поглощённые друг другом. И Теперь, когда наши глаза на одном уровне, мне кажется, или я действительно вижу, как помутнел его взгляд.

— Как скажешь, мамочка, — голос сочится ядом.

— Не пытайся меня задеть, Никита.

— Не пытайся сделать вид, что ты хуже, чем есть на самом деле, Римма. И врать, неужели самой не противно? Я бы все понял и так, могла бы просто сказать.