Дважды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

«Наверное, стоит выпить», – подумал Цабран. Он внутри своей головы. У него нет тела. Он даже голода толком не чувствует. Просто понимает, что три дня ничего не есть – это как-то нехорошо. Если проглотить сейчас содержимое кулька своим тутошним, воображаемым ртом, ничего плохого не случится, даже если это отрава.

«Да и зачем ему меня травить? А Сагиба хотела бы – ещё в детском садике отравила бы».

Он закрыл глаза и залпом выпил. У субстанции не было ни вкуса, ни запаха. Сел на кровать и стал ждать. «Пусть мне повезёт».

И как только он подумал, мысль вспенилась, как волна. Цабран поднялся на её гребне, увидел свою каморку сверху. Руки и ноги его начали расти, голова закружилась от странного чувства: будто он вдевает себя в собственное тело. Тело, резиновое, неподатливое, нелепый космический скафандр, оказалось ему как раз.

На секунду он почувствовал его тяжесть, усталость от долгого сидения без движения, напряжённость затёкших мышц, крепость костей, боль в висках – всё то, о чём он успел забыть, от чего отвык. Ему захотелось шевельнуть головой, огромной, непривычно тяжёлой, но от попытки стало темно и слабо, и он упал в обморок.

4

Все дни, пока Балам насыщался – в городе и в лесу, – Ламия сидела возле них. Юна и Сергей. Племянник со своей женой. Сын Селенит. Отец проклятой девчонки, лишившей её глаз. Они лежали в траве. Поначалу их охраняли, но после всей этой беготни с Урсой ситуация изменилась. Мариды либо спали на посту, либо просто уходили по своим делам. Вчера и вовсе никто не явился. Ламия серебряной змейкой дежурила в траве.

Она знала, что Селенит не бросит сына. Сестра перевернёт все библиотеки, отыщет все нужные ингредиенты, из-под земли достанет тех, кто сможет ей помочь, пойдёт на любые жертвы, заключит любые сделки. Но вернётся сюда с планом спасения.

Ламия не собиралась оставлять сестре жизнь. Селенит должна умереть, как умер предавший её Бильга. Но сначала сестра увидит, как умирает самый дорогой ей человек, – так же, как смотрел Бильга на смерть Энкубы.

Мечты об этом были сладки настолько, что Ламия не чувствовала голода. Пока Балам пропадал, она подползала к Сергею и, шипя, разговаривала с ним.

5

Монолог Ламии

Привет, Серёжа, скучал? Тётушка твоя приползла, вернулась к тебе, хоть вы и вышшшшшвырнули меня, отказались знаться. Ну ничего, ничччччего, и ты, и мать твоя получите по заслугам, скоро, очень скоро…

Жёнушка в траве лежит, недвижная, бессильная, красивая, как идол, как статуя богам. О, мы были когда-то богами, пока старик всё не испортил. Нам поклонялись, нас боялись. Сестра моя научилась создавать жизнь… Нет, не тебя, дорогой племянник, она сотворила прекрасных, божественных существ. Буэра, Небесного быка, Хорту. Они завораживали, они восхищали. Они всегда стояли на нашшшей стороне, на нашшшей защщщщите, бык погиб за меня, а тут вдруг Хорта, она… напала, защищая каких-то людишшшшшек…[45] Предательница, предательница. Предали, все меня предали. Ну ничего, ничего.

Старик схватил, хотел отдать скогсре – смекнул, что она иссохнет, если убьёт. У него планы на близнецов, племянничек, на Цабрана и на Марту, и думал он, что если от одной из нас, своих приёмных дочерей, чужими руками избавится, то со второй легче справится. Ахвал думал, я встану за твоих деток, защщищать буду… ну, со стариком мы ещё разберёмсссся, разберёмсссся. Вместе с Баламом разберёмся, у нас обоих на него зуб имеется.

А я что, я просто хотела есть. Этот голод… вам не понять меня. Он скручивает изнутри, он ломает кости, он иглами протыкает желудок. Сестра пыталась приучить меня есть человеческую еду – моя глупая, слабовольная сестра. Она всегда раболепно унижалась перед ними… перед этими людишшшшками. А это всё равно что рыбак заискивал бы перед рыбами и хотел стать рыбой.

Глупые, слабые, с короткой хрупкой жизнью – редко кто может пережить хотя бы один век, – не умеющие менять форму, ничего не смыслящие в камнях… Что нашла она в них? Почему запретила мне охотиться, встала на их сторону?

Мне никто не может запретить охотиться! Человеческие дети, сладкие, ароматные, манящие. Катя? Катя – исключение. Шшшшш! Не смей говорить про неё! Катя сказала, что я ей друг, мне никто так не говорил. Даже Бильга… будь он проклят, как я любила его!

Но сестра… Селенит… Лунное имя, лунное создание, тебе ведь жена и близнецов родила в день весеннего солнцестояния, всё в честь неё, всё ради неё… Эти цепи! Как жгли они, как лила я слёзы! Родная сестра. Как могла она приковать меня в пещере, как могла она, рождённая со мной в одном гнезде, променять меня… меня! На всех вас!

А дочь твоя? Ты знаешь, племянничек, что старик науськал её против родной бабки? Нет, нет, не против Селенит, конечно, нет, против меня, меня. Глаза у неё изумрудные, знаешь ты, что нам, бергсрам, это смерть, лишила она меня моих глаз, науськал её старик, чтоб его, будь он проклят. Я-то её не хотела трогать, Серёженька, кровинушку мою, родненькую… когда гналась за ними от Демерджи, по Долине Привидений, я так была голодна, так голодна! Но хотела я детёныша скогсры, рыжую девочку, Марту я бы не тронула, клянусь тебе, клянуссссь… Я из лагеря другое дитя утащила – тонконогое, никому не нужное, уже и не дитя почти, длинное, не такое сладкое, но что поделать… Что поделать…[46]

Если бы не Балам, он спас меня, дал мне новые глаза…

Ну да, да, я показала ему её… дочь твою. Но она же сильная, племянничек, она справилась, а меня злость жгла огромная… что ты от меня ожидал? Доброты? Всепрощения? Нет, Серёженька, я дух древний, ничего про прощение не знаю. Меня бьют – я в ответ бью.

Ты меня из дома своего изгнал, жжжжёнушка твоя меня не любила, всё морщщщщилась. Ну конечно, конечно. Она же марид. Существо высшего порядка. Как же! Такая же тварь, как я! Вы меня выгнали, и вы получили по заслугам. Лежите теперь камнями, пыль вас покрывает, дожди моют. Ну лежите, лежите. А я подожжжжжду. Сестра за вами придёт. Я чую, чую. И тогда мы с Баламом убьём её. И её убьём, Серёженька, и вас. Вы все получите по заслугам, всссе, вссссе…

6

Цабран очнулся в своей каморке. К его досаде, он снова был заперт. Старик вяло ходил по залу, лавируя между пыльной мебелью. Протянул ему стакан с водой:

– Пей!

Налил ещё. Посмотрел на своих слуг.

– Мне нужно