Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

Следовательно, тот, кто соглашается, что существует несправедливость в отношениях между классами общества, тот, кто полагает, что подобная же несправедливость обнаруживается в отношениях между мужчинами и женщинами, должен неизбежно признать, что такая же несправедливость господствует и в отношениях между взрослыми и малолетними. Он должен согласиться также, что учение о подчиненности детей безусловно принято среди самых варварских народов и постоянно ограничивается под влиянием развития цивилизации и что это обстоятельство служит к полнейшему его опровержению.

§ 4. Если принудительное воспитание справедливо, то оно должно иметь хорошие последствия, а если несправедливо – то дурные. Следовательно, анализируя результаты воспитания, мы получим достаточное число данных за и против учения, что свобода детей должна быть равна свободе взрослого человека.

Можно сильно подозревать, что принудительное воспитание не достигает своей цели, если принять в соображение, что новейшие воспитательные системы, как уже было сказано, явно стремятся покинуть эту методу. Мы имеем основательные причины к заключению, что употребление грубой силы для целей воспитания заключает в себе радикальное зло. Употребление этой силы значительно уменьшилось с тех пор, как в последнее время развитие юношества обратило на себя всеобщее внимание, как об этом предмете стали писаться книги, стали читать лекции, для его разъяснения стали делать опыты. На этом мы, впрочем, не будем останавливаться – все подобные заключения, выведенные из утилитарных соображений, могут быть оспариваемы; мы будем судить о принудительном воспитании не по тем результатам, которые должны произойти из него по расчетам вероятности, а по тем, которые должны произойти неизбежно.

Цель воспитания – развитие свойств и характера человека. Общее стремление родителей и воспитателей состоит в том, чтобы выработать из ребенка человека с пропорционально развитыми и гармоническими свойствами. Для достижения такого результата стараются уменьшать в нем необузданные наклонности, возбуждать неразвитую впечатлительность, усиливать понимание, развивать вкус, поощрять одни чувства и сокращать другие. Следовательно, те, которые защищают употребление власти, а если нужно, то и силы, в обращении с детьми, должны предполагать, что это – самое лучшее средство для развития характера ребенка. Родителям приходится завести известный порядок в детской. Отчасти под влиянием укоренившихся в них взглядов и господствующих обычаев, а отчасти и по склонности, они решают в пользу безусловного деспотизма; слово свое они объявляют высшим законом, они произносят анафему против неповиновения, и розгой решаются окончательно все споры. Подобная система дисциплины признается, следовательно, лучшим приемом для уменьшения необузданных наклонностей, для возбуждения неразвитой впечатлительности и т. д., как сказано было выше. Предположите, что мы наблюдаем, как действует этот план воспитания. Беспокойный мальчишка удовлетворяет собственным своим наклонностям, не обращая внимания на удобства других; он, может быть, надоедает шумными играми или забавляется тем, что дразнит товарища, или старается присвоить себе одному игрушки, которые предназначены для всех. Вмешательство какого-нибудь рода явно неизбежно. Родители с нахмуренными бровями и грозным голосом приказывают ему отстать; когда обнаруживается что-то вроде неохоты повиноваться, они резко прикрикнут: «Делайте, что вам приказывают!», в случае нужды грозят розгами или темной комнатой, одним словом, употребляют принуждение или грозят насилием до тех пор, пока добьются послушания. Ребенок поупрямится и уступает, но его мрачный вид показывает возбужденное в нем ожесточение. После этого батюшка с матушкой разводят в камине огонь и самодовольно принимаются за чтение газет; они убеждены, что все теперь в порядке, но, по несчастью, они ошибаются.

Если бы дело заключалось в том, чтобы прекратить шум или механически передать игрушку из одних рук в другие, то, может быть, употребленный прием и оказался бы самым лучшим. Против подобных распоряжений ничего нельзя было бы сказать, если бы только нужно было исполнение приказания и если бы побуждение, под влиянием которого ребенок действовал, не имело никакого значения. Но в том и дело, что в этом случае нужно было достигнуть совершенно другого. Нужно было произвести изменение в свойствах ребенка, а не в его поведении. Тут следовало иметь дело не с поступком ребенка, а с чувствами, из которых проистекал поступок. В этом поступке осязательно обнаружился эгоизм, равнодушие к желаниям других, явная наклонность к тирании, покушение захватить источник благополучия, предназначенный для всех, – одним словом, тут в малых размерах обнаружилась вся та несимпатическая сторона нашей природы, которая служит главным источником наших общественных зол. Чего же нужно было достигнуть в этом случае? Ясно, что нужно было достигнуть изменения наклонностей ребенка. Какая задача подлежала разрешению? Понятно, что нужно было породить такое душевное расположение, которое сделало бы все эти поступки невозможными, если бы оно существовало прежде. К какому концу должно было привести все это? Не подлежит сомнению, что в этом случае нужно было образовать характер, который сам собою порождал бы поведение, обличающее большую степень великодушия. Или, говоря определеннее, нужно было усилить ту симпатию, слабость которой породила дурное поведение.

Симпатия может усиливаться только от упражнения. Каждое наше свойство развивается только посредством своего специального отправления. Мускул развивается от сокращения, интеллектуальная сила – от понимания и мышления, нравственное чувство – путем ощущения. Следовательно, симпатию можно развивать, только возбуждая симпатические ощущения. Эгоистического ребенка можно сделать менее эгоистическим, только возбуждая в нем сочувствие к желаниям других. Когда этого не сделано, то ничего не сделано.

Рассмотрите же положение, в котором находится это дело. Нужно сделать более гуманным жадного и сухого ребенка, нужно развить в нем зародыш лучших чувств, и для этой цели употребляются нахмуренные брови, грозы и палка! Нас уверяют, что мы должны порождать страдание или возбуждать опасение боли, чтобы развить способность, которая заставляет нас обращать внимание на счастье других. Задача: произвести в душе ребенка симпатическое ощущение; решение: прибейте его или пошлите его спать без ужина!

Итак, нам стоит только теории подчинения дать определенную форму, и ее нелепость сделается очевидной. Нам стоит только сопоставить средство, которое употреблено, и результат, к которому оно должно привести, и мы поражены совершенной его негодностью. Вместо того чтобы создать внутреннее состояние, которое производило бы лучшие поступки, принуждение может явно породить только внешние проявления, имеющие грубое сходство с теми, которые создаются истинным чувством. Принуждение в семействе, точно так же как и в обществе, может только ограничить – оно не в состоянии воспитать. Воспоминание о смирительном доме и страх перед полисменом могут ограничить разрушительные наклонности вора, но они не производят никакого изменения в его нравственном настроении; угрозы отца могут заставить ребенка до известной степени внешним образом сообразоваться с правилами честности и прямодушия, но они не в силах породить