Кто эта женщина? - Юлия Александровна Лавряшина

– Еще не поздно! Теперь – тем более…

Пояснять последние слова она не стала, это было выше ее сил. Антон и сам все понял. Но сказал о другом:

– Она ведь дала мне понять, что не будь Ильи, я мог бы надеяться… Теперь его как бы нет…

– …а она есть, – уверенно подхватила Лариса и встала. – И мы найдем ее.

Сын усмехнулся – как-то вбок, то ли сомневаясь, то ли жалея ее. И у нее сразу закололо в висках: «Найдем, а что дальше? Разве Кира справится с собой, если Илья всегда будет рядом? Они изведутся все… И я тоже».

Но, спускаясь, Антон произнес слова, от которых повеяло жизнью:

– Знаешь, мам, а я ведь не так уж привязан к этому городу… Мне не составит труда перебраться и в Подмосковье…

– А знаешь, что я тебе скажу, сын. – Она остановила его, удержав за плечо, и серьезно проговорила, впервые за долгое время глядя на Антона сверху. – Мы ошиблись, выбирая тебе роль. Ты не кот. Ты настоящий пес – в лучшем смысле этого слова. Потому что ты умеешь любить…

Отвоевав паспорт, Кира подумала: «Ну вот, уже есть чем гордиться!»

На катерке прокатчиков она съездила в сопровождении одного из них к тем скалам, где осталась одинокая лодка. Солнце уже коснулось воды, и море покрылось красноватой рябью. Свободно и жадно дыша всей грудью, Кира незаметно для себя вытянула шею навстречу закату: ей вдруг почудилось, что солнце проводит сегодняшний обряд специально для нее. Загадочный вчерашний день уходит в прошлое, а завтра взойдет новая реальность, омытая морскими волнами.

Ее вдруг охватил такой восторг, даже петь захотелось! И если бы катером не управлял краснолицый Боцман, как она окрестила его про себя, наверное, Кира решилась бы… Но она уже выслушала от него тираду о неумехах, которые воображают себя пиратками, а потом теряют судно – не хватало еще терзать его слух. Обижаться было не на что, Кира понимала это и улыбалась старику, который заметно размяк за время их короткого путешествия. И когда они, взяв лодку на буксир, возвращались в город, травил байки про своего кота, который выходил с ним в море на рыбалку.

– Веришь – нет, когтищами прямо с крючка срывает! Пока не нажрется – никакого улова.

Кира хохотала, слушая его, а прощаясь, чмокнула обветренную щеку:

– Привет вашему котику!

Что-то связанное с кошачьим племенем мелькнуло в памяти… Показалось – очень важное. Но Кира не успела ухватить это воспоминание, и оно ускользнуло, оставив лишь смутную тревогу. Но отделаться от нее не составило труда, ведь с паспортом в руках она обрела полную уверенность в том, что сможет вернуться домой. Уж деньги ей родители вышлют, если в комнате не найдется набитого кошелька.

И его действительно не нашлось… Наверное, сумка была с ней в лодке, только осталась в море.

– Зачем я потащила с собой все деньги? – пробормотала она озадаченно. – И как ухитрилась вывалиться за борт с сумкой?

Этого вспомнить никак не удавалось, но Кира не паниковала – в памяти проступило уже достаточно деталей ее мира, и пазлы сложились. Забывшимся можно и пренебречь… Правда, Киру озадачило, что квартирную хозяйку удивило ее возвращение, и весь вечер Людмила Васильевна обращалась с ней как с больной, сочувственно подсовывая то персик – «прямо с веточки!», – то миску с виноградом.

«По мне так заметно, что я чуть не стала утопленницей?» – на Киру накатил смех, ведь чувствовала она себя отлично. Вот только непонятно, откуда на коленке шрам… Но она всегда так мало заботилась о внешности, что не особенно расстроилась.

Зато прояснилось, почему ее так зацепила мысль о кошках: по двору Людмилы Васильевны их слонялось несколько. Одни возлежали на каменном заборе, другие свешивались с деревьев, точно плоды разных расцветок.

– Настоящее кошачье царство! – воскликнула Кира и поймала себя на ощущении, что уже произносила это когда-то.

– А как же, – откликнулась хозяйка. – Царевны и есть… Кисоньки мои. Уже откушали – отдыхают. Вы, Кирочка, наверное, тоже прилечь хотите?

– Хочу, – неожиданно обнаружила она. – Глаза слипаются. Хотя днем я вроде вздремнула.

– Ложитесь-ложитесь. Сон все лечит. И физические недуги, и душевные. Меня вот когда в блокаду из города вывезли, я, говорят, круглые сутки спала…

Кира застыла на пороге:

– Из Ленинграда?!

– Оттуда, девочка моя… Откуда же еще? И мамочку мою успели вывезти. А сестренка там осталась. Прямо в нашей комнате – у мамочки уже сил не было ее похоронить. До конца дней ее это мучило.

Внезапно оборвав себя, Людмила Васильевна сделала испуганные глаза: светло-голубые, они показались совсем белыми.

– Ой, что это я вам ужасы на ночь глядя? У вас и своих переживаний хватает…

Кира махнула рукой:

– Да какие там переживания! Деньги посеяла…

– Да что вы?!

– Но с вами же я расплатилась?

– Да! Со мной полностью. Я еще хотела вернуть, когда вы…

Она замялась, потом заметила, как Кира зевнула, прижав к лицу ладони, сложенные «лодочкой», и опять затараторила высоким, немного неестественным голосом:

– Спать-спать! Сладких снов вам, милая.

«Я – милая», – лениво повторила Кира, вытягиваясь в постели. Если б она увидела себя со стороны, то удивилась бы тому, что можно уснуть с улыбкой. И еще наверняка подумала бы: «Вот абсолютно счастливая девушка!»

В этот момент Кира уже забыла свое недоумение по поводу отсутствия дорожной сумки, главное – в шкафу еще было полно вещей, явно принадлежавших ей. Зародившееся было подозрение, что сумку стащила Людмила Васильевна, возмутило ее: «Блокадница?! Да никогда!» Решив, что сумка тоже угодила в провал памяти следом за кошельком и телефоном и нечего сваливать вину на хороших людей, Кира спокойно уснула.

А утром ее разбудили незнакомые голоса. Не открывая глаз, Кира долго лежала, пытаясь разобрать, о чем мужчина и женщина беседуют с Людмилой Васильевной. Их реплики звучали невнятно, и только высокий голос хозяйки прорывался отдельными фразами:

– …как будто утром виделись!

– Нет, что вы…

– …раньше таких странностей…

– Ну, о чем вы говорите!

Разрозненные слова не складывались в нечто цельное, уловить общий смысл разговора не удавалось, и Кира перестала вслушиваться. Монотонный гул беседы звучал, как жужжание пчел…

Видимо, Кира снова задремала – ей увиделся солнечный луг, по которому бегала рыжая собака. Они общались с ней на одном языке, но не собака пользовалась словами, а Кира заливисто лаяла.

«Почему я гавкаю?» – от удивления она снова очнулась и поняла, что прошли какие-то минуты: разговор еще не окончился.

Уставившись в набухший трещинами потолок, Кира изо всех сил пыталась удержать ускользающий сон: «Ржавчик, это ты ко мне приходил?!» Только что привидевшийся ей пес был таким же рыжим, как тот – первым заставивший ее плакать от боли. И все же Кире казалось, будто оттенок солнечной шерсти был другим… И ободок вокруг глаз… Этот