Кто эта женщина? - Юлия Александровна Лавряшина

есть мужчина, ради которого она претерпела стыд, значит, для нее Илья – особенный.

«У нее так же сжимается сердце, когда она видит его лицо?» – Антон постарался продохнуть боль и спокойно пояснил Кире:

– Вряд ли это может считаться пением… У них есть мембраны, такие специальные, и с их помощью цикады издают эти звуки. В отличие от кузнечиков, они не трут лапки, чтобы получался стрекот. А звучат цикады намного сильнее – аж до ста двадцати децибел доходит!

– Правда?!

– Клянусь! Их можно расслышать почти за километр. Ну, понятно, если ночь тихая…

– Как сейчас? – Она опустила голову и улыбнулась ему.

У Антона опять стиснуло сердце: «Хочу ее поцеловать…» Он торопливо продолжил:

– А ты знаешь, что басня «Стрекоза и муравей» написана про цикаду? Наш Крылов неправильно перевел… Он ведь, как известно, только пересказывал басни Эзопа. А у того речь шла как раз о цикаде. Стрекозы не умеют ни петь, ни прыгать. А цикады как раз очень даже…

– Откуда ты все это знаешь?

– Точно не вспомню. Наверное, мама мне рассказала когда-то. Видела, сколько у нее книжек?

– Да, книжек у нее море… Или лучше сказать – горы? – Кира помолчала секунду. – Так ты поймаешь цикаду? Мы сразу отпустим ее, я только посмотрю.

– Да не на что там смотреть! Гигантская уродливая муха.

– Все равно…

– Ну, если дама желает! Только замри.

Вытянув из кармана телефон, он посветил на ствол ближайшей сосны:

– Есть шанс, что она прискачет к лучу. Я видел, как цикады летели на свет фонаря. Насекомые всегда тянутся к свету…

– Люди тоже.

– В нем есть свет? – вырвалось у Антона, и он тут же в отчаянии прикусил губу.

Кира могла бы сделать вид, что не поняла, о ком идет речь. Или прикинуться, будто не расслышала вопроса. Но она не стала играть, только взгляд отвела:

– В нем есть тайна.

– В Илюхе? – удивился Антон. – Вот уж не подозревал… А тебе это нравится? Я всегда думал, что это в женщине должна быть загадка.

Она усмехнулась:

– Потому что кто-то об этом спел?

«Я смешон, – подумал Антон с горечью. – Куда я лезу со своей культяпкой?! Такая девушка…»

– Сейчас, – заверил он, – я поймаю тебе цикаду…

И это в самом деле ему удалось, правда, прождали они несколько минут, и все это время Антон боролся с сердцем, которое сбивалось с ритма, шалея от желания. Он боялся, что Кира заметит, как он задыхается, и старался вообще не дышать, отчего в голове мутилось еще больше.

«Табу, – твердил он, уставившись на корявые узоры сосны. – Я не должен думать об этом…»

Его спасла цикада. Когда она впрыгнула в кружок света, Антон разом очнулся и резко схватил ее двумя пальцами за бока. Кира тихонько взвизгнула, но насекомое уже оказалось у него в руке, и он почувствовал себя победителем. Прозрачные крылья лихорадочно бились в мольбе о пощаде, но Антон держал крепко.

– Смотри. – Он высветил огромные навыкате глаза и лапы, похожие на шипы. – Вот она… Собственной персоной. Страшная?

– Я думала, будет хуже…

– Тебя не напугаешь, храбрейшая из храбрейших! А ты знаешь, что цикада – воплощение бессмертия?

– Серьезно?

– Вполне. Была одна богиня… Забыл, как ее звали! В общем, она полюбила Титана, но не смогла подарить ему вечную молодость. Он старел, как все мы, грешные… И богиня не придумала ничего лучшего, как превратить его в цикаду, чтобы тот жил вечно.

Откуда он это знает, выяснять Кира не стала. Спросила о другом:

– То есть ей было все равно, как он выглядит?

– Она же любила его. – Антон опять ощутил, как кольнуло сердце. – Вспомнил! Она была богиней утренней зари.

– Наверное, это действительно должно быть безразлично… Внешность…

– Только не людям. Если б Илья был уродом, ты не влюбилась бы в него.

Она промолчала, и Антон упрекнул себя за то, что произнес это. Прозвучало осуждающе… Будто он сам потерял голову, увидев не глаза Киры, а ее светлую душу! Ненужные, лишние слова часто вырывались против его воли, потом он корил себя за это и грыз часами. Но память Киры уже было не очистить от услышанного…

– Отпусти цикаду, – попросила она. – Я увидела ее. Спасибо.

Послушно разжав пальцы, Антон усмехнулся: насекомое словно растворилось в воздухе, он не успел заметить, куда оно делось. Он поскреб пальцами, счищая следы цикады, и остановился, заметив, как внимательно Кира наблюдает за ним.

– Тебе не было противно?

– Противно? С чего бы? Это же природа…

И вдруг обожгло: это ей противно касаться его! Она о себе говорит, а переводит все на него. И так будет всегда, нужно избавиться от наваждения. Он сам лишил себя шанса быть равным среди людей, обижаться не на кого. Нужно просто смириться и знать свое место. Вот только смирению Антон никак не мог научиться.

Поднявшись, он хотел было подать ей руку, но та же мысль о ее скрытом отвращении к нему успела проскочить прежде, чем Антон сделал это. Кире пришлось вставать самой, и она не смогла скрыть, как удивлена этим. И он сразу почувствовал стыд за себя: да она вовсе не брезгует им, а он это выдумал…

– Я провожу тебя, – проговорил он полувопросительно.

– Хорошо, – отозвалась Кира, но как-то сдержанно, будто была обижена на него.

«А если взять и спросить?» – у него перехватило дыхание от простоты этой мысли. От доступности полного откровения, которого он жаждал и боялся до дрожи.

И все же пошел ва-банк:

– Скажи честно, тебе неприятно, когда я касаюсь тебя? Только не ври! Я должен знать.

Антон ожидал, что она бросится в оправдания, станет его заверять, что ничего подобного не испытывала и считает его полноценным человеком и все в таком роде… Наверное, и он на ее месте твердил бы что-то подобное. Хотя знал, сколь мала цена таких «правильных» слов.

Но Кира с ответом медлила. То опуская ресницы, то боязливо поглядывая на него, она явно подбирала слова, и от этого у Антона похолодело внутри – вот сейчас он получит ту откровенность, которой просил… И что дальше? Продолжать жить с клеймом прокаженного? Нацепить колокольчик на балахон, чтобы впредь невинные девушки не обманывались на его счет и разбегались при одном лишь его появлении?

– Ладно, – уронила Кира тихонько, и он совсем перестал дышать. – Я скажу тебе честно.

Антон напрягся.

– Мне страшно, когда ты меня касаешься, – еще более тихим голосом закончила Кира.

Голову больно сдавило: «Вот и все. Раскололась. Ты этого добивался?» Как той цикаде, ему захотелось прыгнуть во тьму и слиться с нею, чтобы никто из смертных больше не видел его уродства. Нужно жить среди подобных себе… В доме инвалидов, что ли…

– Мне страшно, – повторила Кира. – Потому что это все неправильно… Твои прикосновения не должны меня волновать. Но я ничего не могу с этим поделать!

У него совсем потемнело перед глазами:

– Что?!

– Да! – выкрикнула она, и подбородок ее задергался от