Дарий Великий заслуживает большего - Адиб Хоррам

только в школе или когда нужно посидеть с Эви. Как будто ты меня стесняешься.

– Ты мой лучший друг.

Чей-то ботинок чиркнул по полу, и скрип разнесся далеко по коридору.

Лэндон закусил губу и бросил взгляд на угол, за которым стояли Чип с Трентом.

Их пока не было видно, но мы оказались в ловушке.

– Тогда почему ты так себя ведешь? – спросил Трент. – Ты всегда…

Что именно Чип «всегда», нам не суждено было узнать, поскольку именно в этот момент они вышли из-за угла.

Трент вытаращился на нас – мы стояли обнявшись, и Лэндон прижимал меня к шкафчику, – а Чип нахмурился.

– Ой. Привет, – сказал он.

– Привет, – ответил я.

Губы Трента изогнулись в усмешке, а глаза задержались на пальцах Лэндона, которые до сих пор прятались у меня за поясом.

– Хм.

– Решили отдохнуть? – спросил Чип.

Лэндон кивнул.

– Там слишком много народу, дышать нечем.

– Мы тоже скоро свалим, – сказал Чип. – Да и народ потихоньку расходится.

– Понятно.

– Собираемся зависнуть у меня, может, в видеоигры поиграем. Пара человек из команды тоже пойдет. Хотите с нами?

Я посмотрел на Лэндона.

– Вообще-то мы планировали пойти ко мне, – улыбнулся он. – Чтобы побыть вдвоем.

Трент фыркнул.

– Что, решили поиграть в крайнюю?

Время застыло, словно мы зависли над горизонтом событий черной дыры, готовой нас поглотить.

А я наконец понял, откуда взялось прозвище «Дурианий» с намеком на дурной запах. Оно пришло Тренту в голову после того, как Чип увидел меня голым в раздевалке.

Наши с Чипом взгляды на миг пересеклись. В его глазах стыд боролся с паникой.

– Какого черта, чувак? – завопил он.

И хотя у меня звенело в ушах, а в груди будто взорвалась сверхновая, я все-таки заметил, что Чип сказал «какого черта», удержавшись от мата.

А Трент только рассмеялся в ответ.

– Да что такого?

На лице Чипа застыло выражение искреннего ужаса. Можно было подумать, что это он сейчас заплачет.

Лэндон посмотрел на меня, потом на Чипа, на Трента – и снова на меня. Задержал взгляд на моих красных щеках и прикусил губу.

– Это не круто. – Чип толкнул Трента, давая понять, что им пора.

– Повеселитесь, голубки! – не унимался Трент. – И про резинки не забудьте!

Чип потащил Трента прочь, напоследок бросив на меня извиняющийся взгляд.

Лэндон отступил, унося тепло своего тела, и я вздрогнул, внезапно ощутив спиной холод металлического шкафчика.

– О чем это он?

– В смысле? – Голос у меня сорвался, так что пришлось прочистить горло. – К-хм. В смысле?

– Они как-то странно себя повели. Когда он заговорил о том, что у нас будет секс. – Лэндон покосился на мои штаны. – «Играть в крайнюю» – это еще что?

– Трент – придурок, – сказал я. А потом добавил: – Они оба придурки.

– Я думал, что Чип твой друг.

– Я тоже так думал.

Отодвинувшись от шкафчика, я обхватил себя руками.

В глазах защипало от подступивших слез.

– Так ты… – Взгляд Лэндона метнулся вниз.

– Что?

– Ты знаешь.

Я покачал головой.

– Не обрезан?

– Нетронут, – поправил я.

– Понятно. Хм.

Ненавижу это слово – «хм».

Я потер глаза, потому что перед Лэндоном я плакать не собирался.

К издевкам Трента у меня уже более-менее выработался иммунитет. Я приспособился.

Но что делать теперь, когда Чип меня унизил?

– Не волнуйся, это не проблема. Я уже передергивал с необрезанными парнями.

– Передергивал?

– Мы друг другу дрочили и все такое.

Я не хотел знать о том, как Лэндон мастурбировал другим парням.

– Так ты только этого хочешь? Чтобы мы друг другу передернули?

– Нет. Я… – Теперь и у Лэндона горели щеки. – Не нужно за меня додумывать.

Я тоже покраснел.

– Почему ты на меня злишься?

– А почему ты не можешь быть со мной откровенным? И вообще, откуда Чип знает, что ты не обрезан?

– Видел в тот день, когда зарядил мне в пах.

Я снова потер глаза.

Такое чувство, будто я снова получил по яйцам.

Даже хуже.

Лэндон долго смотрел на меня, а потом спросил:

– У тебя с ним что-то есть?

– Что?

– Тебе нравится Чип?

– Он мой друг, – сказал я. – И все.

Мне не нравился Чип.

Просто не мог мне нравится.

– Передо мной ты даже футболку не снимаешь, а он видел твой член?

– Мы же играем в одной команде. И это случайно вышло. Но мы… ты… Мне нужно время. Я говорил тебе, что не готов.

– А как насчет того, что нужно мне? К чему я готов? Почему мы всегда говорим о тебе?

– Неправда, – сказал я. – Ты мне небезразличен. И для меня важно, чего ты хочешь.

– Я уже говорил, что мне нужен секс. Но ты даже слышать о нем не желаешь. Хочешь ходить со мной на танцы, чтобы все видели, какая мы красивая пара, хочешь, чтобы я готовил для тебя и твоей семьи, но когда речь заходит о том, чтобы сделать то, чего я хочу, что для меня важно, ты заявляешь, что «не готов». Мы вместе уже четыре месяца, а ты даже футболку передо мной снять не можешь. Ты трус. И эгоист.

– Мне жаль. Я не знаю, что еще сказать. Мне жаль. Я не готов.

– Но это не мешает тебе размахивать членом перед Чипом?

– Мы были в раздевалке. Что мне оставалось?

– Даже знать не хочу. – Лэндон закрыл глаза. – Я ухожу.

– Что? – внезапно охрипнув, выдавил я.

– Я уже понял, что ты ко мне не поедешь. Верно?

– М-м.

Я хотел сказать «да».

Хотел на все согласиться.

Но не мог.

Я потер глаза и сказал:

– Лэндон…

Но он покачал головой.

– С меня хватит.

А потом он сказал:

– Я ухожу.

И ушел.

Достаточно меланхолично

Я хотел пойти за ним.

Хотел догнать его под дождем, схватить за руку и заставить передумать, чтобы он обернулся, сказал, что был неправ, что ему жаль и все будет хорошо.

Но, во-первых, то, что капало с неба, и дождем-то назвать было нельзя. Эта морось никак не подходила для драматичного воссоединения.

Во-вторых, я был трусом.

А в-третьих, я не представлял, какие слова могут заставить Лэндона передумать.

Я маячил за двойными дверями, пока Лэндон ждал, когда за ним приедет машина. Наконец он уехал, и я вышел на пустую парковку, чтобы стоять и смотреть, как задние фары медленно исчезают в туманной дымке. По крайней мере, это было достаточно меланхолично и соответствовало ситуации.

Еще для нее подошла бы грустная фортепианная музыка или тягучая мелодия виолончели, но единственным доступным саундтреком был басовый ритм Despacito, доносящийся из окон гимнастического зала за моей спиной.

Я присел на бордюр, вытер глаза и почувствовал, как передо мной разверзается голодная бездна ненависти к себе.

Когда