Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Готовясь отмстить за себя, наш механик прилежно стал высматривать, как наставляют рога его куманьку, ибо сколько есть на свете семейных очагов, столько и способов найдётся в этом искусстве, и хотя все любовные истории похожи одна на другую, как и все мужчины меж собою схожи, пора бы уразуметь мудрецам, толкующим умозрительно о житейских делах, что, к вящему удовольствию особ прелестного пола, каждая любовь по-своему протекает и ладится, и ежели нет на свете ничего более сходственного, чем мужчина с мужчиною, то нет также ничего и различнее их. Вот что постоянно сбивает нас с толку и вот чем объяснять должно всевозможные прихоти женщин, кои с превеликим упорством стараются сыскать для себя наилучшего из мужчин, познавая притом множество радостей и множество мук, и последних, увы, куда более отпущено им судьбою.
Как же осуждать бедняжек за беспокойные их порывы, поиски, пробы и перемены? Ведь всё в самой природе находится в вечном коловращении, всё движется, всё меняется, так неужто же потребуете вы, чтобы женщина, одна из всего сущего, пребывала в неподвижности?! Кто с достоверностью может сказать, что лёд холоден и не обман ли это наших чувств? Никто. Тем более неведомо нам, не суть ли рога мужей просто дело счастливого случая, всегда благоприятствующего обладателям ума изощрённого и изворотливого? Лишь глупец один не видит под небесами иных услад, кроме наслаждений чревоугодия!.. Я знаю, что могу нанести ущерб философической репутации сей глубокомысленной книги – пусть! – но я утверждаю и буду утверждать, что шарлатан, бродящий от дома к дому с криком: «А вот морю крыс!», смыслит куда более, нежели те, кто предерзостно тщатся подглядеть сокровенные тайны природы, ибо природа – гордячка и капризница, допускающая лицезреть себя лишь в той мере и лишь в те часы, когда ей заблагорассудится. Хорошенько усвойте это! Ведь недаром же природа, особа в высшей степени непостоянная, плодовитая и неистощимая на выдумки, обозначается на всех языках словом женского рода!
В скором времени Карандас уверился, что для женщин самый надёжный и удобный способ наставить мужу рога – это взять себе в любовники лицо духовного звания. И вот как устраивала свои любовные дела прекрасная наша красильщица. Накануне воскресных дней отправлялась она на мызу Гренадьер, что возле Сен-Сира, оставляя своего супруга дома заканчивать дела, проверять счета и расплачиваться с работниками. Наутро Ташеро тоже приезжал на мызу и неизменно заставал на столе вкусный завтрак, а супругу свою в самом весёлом расположении духа; с собою он прихватывал всякий раз и молодого попика. Хитряга ещё накануне переплывал на челне Луару и, согревая красильщицу в своих объятиях, удовлетворял исправно все её желания, дабы ночью ей слаще спалось, – занятие, к которому молодые люди бывают весьма способны. А поутру сей укротитель страстей благополучно возвращался восвояси ещё до того часа, как Ташеро, по своему обычаю, заходил за ним, чтобы вместе ехать для приятного отдыха на мызу Гренадьер, и посему наш рогоносец всегда заставал попика в постели. Лодочник, щедрую мзду получая, молчал, и о проделках тех не знала ни одна живая душа, ибо любовник переправлялся на другой берег, в Гренадьер, лишь ночной порой, а возвращался тем же путём в воскресенье, едва забрезжит свет.
Проведав, что эти любовные встречи совершаются в урочные часы и по взаимному сговору, Карандас стал выжидать того дня, когда любовники, после вынужденного перерыва, сойдутся, особенно сильно стосковавшись друг по другу. Случай не замедлил представиться, и, снедаемый любопытством, горбун заприметил однажды внизу у берега близ канала Святой Анны чёлн, поджидавший вышеупомянутого попика – а попик был юноша белокурый, стройный и на диво сложённый, напоминавший изящного и томного любовника, воспетого господином Ариосто. Механик тотчас же поспешил к старому красильщику, который по-прежнему любил жену и полагал, что только он один опускает свой перст в бесценную чашу со святою водой.
– Добрый вечер, кум! – сказал Карандас.
В ответ Ташеро приподнял свой колпак.
Тут горбатый механик стал повествовать куманьку о любовных утехах его супруги, совершаемых втайне, ввёртывая притом разные словечки, бередившие душу красильщика. Наконец, видя, что тот распалился и готов убить свою жену и попика, Карандас ему говорит:
– Дорогой сосед, из фландрских краёв я привёз отравленную шпагу, малейшая от неё царапина причиняет мгновенную смерть. Стоит нам прикоснуться той шпагой к вашей потаскухе и её дружку – и оба они умрут.
– Так пойдём же скорее за этой шпагой! – вскричал красильщик.
И они поспешили в дом горбуна, захватили с собою шпагу и побежали что есть духу на мызу.
– А мы застанем их уже в постели? – вопрошал с тревогою Ташеро.
– Коли нет, так подождём, – отвечал горбун, смеясь про себя над кумом.
Однако ж рогоносец был избавлен от тяжких мук – ему не пришлось долго ожидать начала любовной игры. Прекрасная красильщица и её возлюбленный, уже давно предаваясь приятному занятию, ловили в знакомом вам прелестном саду маленькую птичку, которая порхает то туда, то сюда. Они старались, как могли, поймать её, громко смеялись и начинали сызнова.
– О миленький мой, – говорила Ташеретта, крепко сжимая в объятиях своего дружка, словно навсегда желала его к себе припечатать. – Столь велика моя любовь к тебе, что я хотела бы тебя съесть! А пуще того мне хотелось бы вобрать тебя во все поры тела моего, чтобы ты вовек не расставался со мною!
– Я и сам того желал бы, – ответствовал попик, – но, увы, сие для меня невозможно! Уж придётся тебе довольствоваться лишь частицей естества моего…
В этот сладчайший миг и вошёл супруг, размахивая над головой обнажённою шпагой. Прелестная красильщица достаточно хорошо изучила лицо своего мужа и сразу поняла, что для возлюбленного её настал последний час. Нимало не медля, ринулась она навстречу своему супругу, почти нагая, с растрепавшимися волосами, прекрасная от стыда и ещё того прекраснее от любви, восклицая:
– Остановись, несчастный! Не убивай отца детей своих!
Тут наш красильщик, ослеплённый отцовским величием рогоносца, а равно и пламенными взорами своей жены, уронил шпагу прямо на ногу горбуну, шедшему за ним по пятам, и тем убил его.
Сие учит нас, что не должно быть злым и мстительным.
