Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Шугаев мгновенно, как слон в мышку, перевоплощается в старательного ученика: «Мелкодисперсный алюминий — это серьезное взрывчатое вещество?»

Чубаров морщится: «Это вещество берется, чтобы создать серьезный очаг пожара. Не думаю, чтоб там это было надо».

У подсудимого Найденова профессиональные вопросы: «Мина КЗД-10 — кумулятивный заряд?»

Чубаров: «Да».

Найденов: «Позволяли ли условия местности пользоваться подобным зарядом?»

Чубаров: «Я бы вообще не стал делать там засаду. На прямом скоростном участке делать засаду нецелесообразно».

Судья как опомнилась. Увлекшись экспертными оценками генерала, она упустила из виду опасность задаваемых вопросов. Вопрос, разумеется, снимает.

Найденов: «Как Вы можете объяснить, что при данной частоте леса в деревьях не оказалось ни одного пулевого отверстия?»

Судья и здесь не захотела слушать ответа генерала.

Последний вопрос, который принадлежал подсудимому Миронову: «Как Вы можете оценить: это диверсионная операция или имитация покушения?» судья торжественно сняла, видимо, заранее предугадав ответ опытного боевого генерала. 

Взрывники шли на дело с … кувалдой (Заседание сороковое)

Два месяца назад, представ перед присяжными заседателями на суде в роли потерпевшего, Чубайс с дрожью в голосе описывал муки свои от покушения: и звон в ушах, и нервное переживание жены, и глубокие соболезнования потрясенных друзей… В судебном зале проблескивали недоверчивые улыбки. Обидно стало потерпевшему Чубайсу, что муки его всерьез никто не принимает, и он решил задокументировать свои страдания, выложив в тот же день в Интернете, в своем «живом журнале», шесть фотографий подорванного и расстрелянного БМВ. Во всей своей мученической красе предстал на них бронированный автомобиль со сколами, трещинами, дырками, а, главное, с памятным всем глубоким шрамом на капоте — ровно прошитой строчкой, прорезавшей капот наискось четырьмя рваными отверстиями. Казалось бы, картина очевидна: при такой варварской бомбардировке главного приватизатора и энергетика страны спас или счастливый случай, или молитвы облагодетельствованного им народа, если б не одно досадное «но». Наиболее пытливые из числа не облагодетельствованных Чубайсом граждан, а это и баллистики, и взрывотехники, и просто военные, по опыту службы имевшие дело с подрывами и обстрелами, принялись внимательно изучать предъявленный им во всех ракурсах броневик. Вместо ожидаемого Чубайсом всеобщего сочувствия, от специалистов обрушился шквал недоуменных профессиональных вопросов, экспертных оценок, явно сводившихся к одному: в той ситуации на Митькинском шоссе, что описывали на суде и сам Чубайс, и товарищи его по несчастью, именно так пострадать БМВ не мог. Защита выступила с ходатайством допросить на суде экспертов-баллистиков, чье заключение легло в основу следствия, перекочевав затем в обвинительное заключение, и представлять которых присяжным почему-то избегло обвинение.

Экспертами оказались сотрудники института криминалистики Федеральной службы безопасности России. Начинала отвечать на вопросы Ульяна Валерьевна Степанова. Первый же вопрос подсудимого Ивана Миронова «Скажите, пожалуйста, сколько метров проезжает автомашина в секунду при скорости 60–70 километров в час?» поверг эксперта Степанову в странную глубокую задумчивость. Еще более неожиданным оказался ее ответ, плод долгого размышления: «Прошу отвести вопрос, так как к экспертизе он не имеет отношения».

Святое дело порадеть растерявшемуся эксперту: судья немедля снимает вопрос, хотя ожидаемый ответ «При заданных параметрах скорость автомашины от 16 до 20 метров в секунду» является исходным условием данной экспертизы, если экспертиза действительно опиралась на факт движения БМВ в момент взрыва и обстрела со скоростью 60–70 километров в час.

Миронов: «Какова скорострельность автомата Калашникова в секунду при скорострельности от 600 до 900 выстрелов в минуту?»

Эксперт Степанова снова надолго погружается в задумчивость. Выручать ее, опередив судью, кидается галантный прокурор Каверин: «Прошу снять этот вопрос, так как ответ содержится в самом вопросе». Что верно, то верно, ответ легко извлекается из вопроса: интервал между двумя выстрелами из автомата Калашникова составляет 0,1 секунды при обычной скорострельности 600 выстрелов в минуту. Судья дозволяет эксперту не отвечать. Почему? Ведь и этот параметр — интервал полета пуль — необходимое условие, основа для производства баллистической экспертизы.

Миронов продолжает уточнять исходные данные экспертизы: «Сколько метров проезжает автомашина в интервале между выстрелами, то есть за 0,1 секунды при скорости 70 километров в час?»

Эксперт привычно молчит, но судья уже, поднаторев ее спасать, тут как тут, подсовывает подсказку: «Этот вопрос входит в Вашу компетенцию?» Еще бы не входил! Это же основа основ любой баллистической экспертизы! Но странная Степанова даже тут пытается уйти от внятного ответа: «Я примерно представляю, почему возникает этот вопрос. Я могла бы изобразить схему, которая бы разъяснила обстоятельства этого дела». Но подсудимому не схема требуется, он просит ответить на элементарный для баллистика вопрос: какое расстояние успевает проскочить машина при скорости 70 километров в час за 0,1 секунды — в просвет между пулями. Профессиональный эксперт с многолетним стажем работы в институте криминалистики ФСБ России дает потрясающий ответ, скользкий, невнятный: «Я думаю, что немного метров».

И тут Миронов задает ключевой вопрос, ради которого были все его предыдущие: «Если стрельба велась по движущейся автомашине, как утверждают потерпевшие, каково должно быть минимальное расстояние между следами от пуль при скорости автомашины 60–70 километров в час?»

Эксперт Степанова привычно долго молчит, но, не дождавшись помощи ни от судьи, ни от прокурора, начинает уклончиво излагать: «При стрельбе по движущемуся объекту при заданной скорострельности и заданной скорости расстояние зависит еще и от угла бросания… М-м-м… Расстояния между следами от пуль будут разные».

Умна эксперт. С первого вопроса поняла, куда ее ответы приведут, не в транс впадала, а панически соображала, как следствие, своего работодателя, из-под удара вывести, да только хоть мекай, хоть полдня молчи, ответ-то на поверхности: расстояние между пулями составляет от полутора до двух метров. Что хоть и вымученно, а вынуждена была подтвердить сама эксперт: «Расстояния между следами от пуль будут разные», то есть, и это самое главное: ровной строчки пробоин на капоте не могло получиться никак! Но ведь на всем известной фотографии бронированного БМВ Чубайса следы от пуль лежат рядышком, как зерна в колосе. Выходит, машина во время обстрела не двигалась?

Миронов: «Расстояние между следами от пуль при заданной скорости и скорострельности может составлять полтора-два метра?»

Степанова сокрушенно соглашается: «Может».

Миронов ставит вопрос ребром: «Почему на БМВ нет смещения следов от пуль на расстояние полтора-два метра?»

Эксперт изо всех сил все еще пытается спасти лицо следствия: «Не совсем понятно, что Вы имеете в виду».

Миронов разъясняет: «Я имею в виду расстояние между следами от пуль на капоте БМВ».

Уже заранее понимая, как смешон будет, неграмотен, нелеп ее ответ, эксперт Степанова идет на него, ей сейчас не до собственной профессиональной чести, ей надо следствие спасать от краха и позора: «Нет фактов, подтверждающих, что эти отверстия произведены от выстрелов, сделанных из одной точки». По залу бежит ожидаемый легкий смешок.

Миронов: «При скорости 60–70 километров в час, то есть при смещении автомобиля на полтора-два метра в секунду, как будет увеличиваться угол между осью трассы и осью отдельного пулевого следа?»

Степанова пытается увернуться: «Все зависит от того, с какого угла начинается стрельба…».

Миронов: «Стрельба начинается под углом в 45 градусов».

Прокурор не выдерживает постыдных мук эксперта: «Прошу снять вопрос, так как в выводах экспертизы нет данных об угле в 45 градусов».

Адвокат защиты Михалкина: «Возражаю на действия прокурора, Ваша честь. Угол в 45 градусов — в исходных данных экспертизы».

Судья Пантелеева, и это видно по выражению ее лица, никак не может взять в толк суть препирательств насчет углов, скоростей, расстояний, но ежели прокурор просит снять вопрос, значит, обвинение в затруднении, и судья снимает вопрос подсудимого, избавляя эксперта сказать и так уже ставшее понятное всем, что буквально через две секунды стрелок, выпустивший по движущейся машине несколько пуль, может стрелять ей лишь во след. Но ведь стрелявшему нужно еще время оценить ситуацию после взрыва, определить, где искомая машина, передвинуться, прицелиться… Хоть пять секунд, но нужны.