Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Точилин отвечал быстро, обезоруживая защиту своими бесчисленными «это не ко мне». Но все же на некоторые вопросы не отвечать он просто не мог. Подсудимый Александр Найденов стал уточнять: «Осколочные повреждения у БМВ Чубайса локализованы в правой передней двери, в правой части капота и справа в лобовом стекле. Возможно ли сделать вывод, что взрыв осколочного заряда относительно корпуса БМВ был справа и спереди?»

Судья почему-то, на всякий случай, очевидно, снимает вопрос. Найденов тут же уточняет: «Вы подтверждаете, что осколочные повреждения БМВ локализованы в правой части?»

Точилин вынужденно кивает: «Да».

И тогда Найденов буквально припирает его к стене: «Как Вы можете объяснить тогда, что «повреждения на заднем стекле БМВ образованы осколками от взрывного устройства», как Вы пишете в своей экспертизе?»

Точилин растерянно: «Ну-у, максимальное количество повреждений локализовано в указанной области — справа спереди…».

Найденов наступает с неопровержимым: «А как могли они образоваться в задней части? Могли ли подобные повреждения быть образованы механическим путем в результате удара кувалдой, например?»

Точилин: «Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Удар кувалдой тоже не относится к моей компетенции, поэтому я не знаю, какие там образуются повреждения».

Впрочем, главное, чрезвычайно важное для защиты, экспертами было уже сказано. Еще раз: строчка следов на капоте БМВ Чубайса — след автоматной очереди. А потому стало очевидным на суде, что автомашину Чубайса, его бронированный БМВ обстреляли, когда БМВ стоял, а не двигался со скоростью 60–70 километров в час, как утверждают свидетели обвинения. При движении автомашины с указанной скоростью пуля от пули ближе полутора-двух метров не ложится. Какая там ровная строка! Дальше, эксперт-баллистик Степанова и эксперт-взрывотехник Точилин подтвердили, что осколки взрывного устройства не могут самовольно, как им вздумается, облетать препятствия на своем пути, чтобы избирательно попадать в нужную цель. Так что чудо с автомашиной ВАЗ, не тронутой ни осколками, ни пулями, в отличие от прикрытого ею БМВ Чубайса, так и осталось необъясненным. Зато стало понятным, что многие из сверхъестественных повреждений броневика Чубайса могли образоваться механическим путем, от той же кувалды, например. Чтобы убедиться в обратном, нужен следственный эксперимент, но от БМВ Чубайса, как вещественного доказательства, давным-давно след простыл. Отремонтировали и спешно продали. 

Прокурор как «детектор лжи» (Заседание сорок первое)

Чтобы узнать, правду ли вещает человек, используют «детектор лжи». Сообразительная чудо-техника фиксирует реакцию испытуемого на вопросы, изобличая его волнение в учащенном сердцебиении или повышенной температуре тела. В общем, волнуется человек — значит, виноват. Потеет или дрожит — точно врет. Технику не проведешь. Когда испытанию на правду подвергаются подсудимые или их свидетели, «детектором лжи» в судах трудится прокурор. Задавая вопросы, прокурор цепко выслеживает не столько суть ответа, сколько выражение лица, вибрацию голоса отвечающего, а уж испарина на лбу пытаемого без фиксации недремлющим зорким оком прокурора точно не останется.

Прокурора в роли «детектора лжи» мы наблюдали на очередном заседании, когда перед присяжными предстали свидетели алиби подсудимого Александра Найденова.

В зал вошел Валентин Иванович Жуков, работавший в 2005 году сторожем садового товарищества МГУ возле станции Гжель, где находится дача Найденовых.

Адвокат Котеночкина: «17 марта 2005 года Вы работали?»

У Валентина Ивановича оказался скрипучий, немощный голос: «Работал, дежурил. Заступил около восьми часов утра, наколол дров, пошел в обход. Мне навстречу идет Александр Найденов. Я его спросил: далеко ли путь держишь? Он говорит: иду в сторожку насчет чистки снега. Я ему: насчет чистки снега надо позвонить председателю. Мы пошли в сторожку, я позвонил председателю, передал трубку Саше. Они договорились».

Котеночкина: «Во сколько это было?»

Жуков: «Около десяти, может, чуть позже».

Котеночкина: «Нашел Александр трактор? Дорогу-то чистил?»

Жуков: «Да, чистил».

Котеночкина: «Потом Вы Найденова видели?»

Жуков: «Днем — нет, я пошел на обход».

Котеночкина: «А вечером видели Найденова?»

Жуков: «Вечером было. В начале одиннадцатого. Смотрю: свет фар. Из машины вышел Александр и сказал: открывай. Я открыл, и он к себе на участок поехал».

Подсудимый Найденов: «Вам знакома Зырянова Валентина Михайловна?»

Жуков: «Да, конечно. Она, кстати, подходила ко мне в этот день. Подошла с претензиями, почему ты не захватил ее на станцию».

Найденов: «Она говорила: видела меня в этот день или нет?»

Жуков: «Говорила, что видела».

Адвокат Першин: «Почему Вы запомнили, что это именно 17 марта было?»

Жуков: «Я 17 марта дежурил. Я все свои дежурства помню».

Найденов, упреждая прокурора: «Я Вас просил обеспечить мне алиби в суде?»

Жуков машет рукой: «Какое алиби! Я тебя тогда последний-то раз и видел».

Прокурор начинает с каверзного: «Объясните: что такое алиби?»

Жуков: «Ну, непричастность, я так понимаю. Литературу читаю…».

Прокурор: «Почему Вы связываете эти события с 17 марта 2005 года?»

Жуков: «Да если честно я и забыл, это мне Николай Павлович, председатель наш, напомнил: ну, Валентин Иванович, ты же 17-го дежурил! Вот поэтому я 17 марта теперь и не забуду».

Прокурор не верит, это написано у него на лице: «Но Вы же кроме этого дня еще дежурили в какие-то дни. Так почему именно с 17-м марта, а не с каким-то иным днем Вы это событие связываете?»

Жуков твердо: «Ну, потому что мне напомнил Николай Павлович. Да, я забыл еще сказать, что в тот день в часов десять вечера включил телевизор и вижу — покушение на Чубайса. Он мне об этом и напомнил».

Прокурор, пристально вглядываясь в свидетеля: «Когда Вы последний раз видели Найденова на даче до 17 марта?»

Жуков не тушуется: «Ой, не могу Вам сказать. Вот в ноябре, когда они за продуктами ездили. И по смене мне, бывало, передавали, что он здесь. А чего я его должен видеть? Мои обязанности — не за ним следить. Бывало, свет горел у них, и дом топили — дым видно было».

Прокурор пробует зайти с другой стороны: «А после 17-го марта Вы в какое время видели Найденова?»

Жуков помнит: «Он 18-го утром на машине выезжал со своего участка. Идет машина, фары прямо в окно светят. Я вышел, открыл ворота и все».

Прокурор оглашает сообщение районной гидрометеорологической службы города Домодедово о состоянии погоды в районе поселка Гжель в марте 2005 года. Закончив читать нудный отчет метеорологов, прокурор язвительно обращается к старику: «Осадков выпало не так уж и много. Так была ли необходимость чистить снег?»

Жуков возмущенно: «Необходимость была в том, что был снег! Что за метеослужба такая?! Где-то под Домодедовом! Это ж все равно, что под Саратовом! Деревенскую жизнь надо знать. В одной деревне нет снега, а в другой, рядом — намело! С 10 февраля у нас не чистилось, ветер поднялся и дорогу замело. Деревенскую жизнь надо знать! Метеослужба!»

Разошедшегося не на шутку старика уговаривают успокоиться и отпускают.

Еще один свидетель алиби Александра Найденова — Андрей Александрович Зырянов. Ему около пятидесяти, он энергичен и улыбчив.

Спрашивать его начинает адвокат Котеночкина: «Зырянова Валентина Михайловна кем Вам приходится?»

Зырянов, погрустнев: «Это моя мама. Она умерла в 2006 году».

Котеночкина: «Что Вам известно о событиях 17 марта, связанных с проживанием Вашей матушки на даче в садовом товариществе МГУ?»

Зырянов: «Она дежурила на даче у знакомых, кормила собак у Трубиных с понедельника по четверг. 17 марта в четверг она вернулась в Москву. В тот день я с ней поконфликтовал. Она была в возрасте. На своих двоих до станции не очень-то походишь, ну и дачники ее подвозили. Часто говорила: вот меня Саша подвез, спасибо ему, какой молодец. А в тот день: вот, негодный, не подвез, мол, не могу. Мне бы промолчать. А я: он что тебе, обязан, что ли?.. Вот я и запомнил этот день по конфликту. Человека-то сейчас нет, а мы родителей потом вспоминаем с сожалением, что ругались с ними».

Прокурор не скрывает своей иронии: «Почему спустя пять лет Вы утверждаете, что это было 17 марта, а не 18-го?»

Зырянов: «17 марта. Когда объявили об аресте, я еще у матери спросил: ты ничего не напутала? Тебя действительно Сашка не подвез? — Да что ты пристал, — она говорит, — так и было».

Прокурор: «А когда у Вас впервые спросили про 17 марта?»

Зырянов: «Впервые я сам себя спросил, когда через три недели объявили, что Найденов причастен к покушению. Вот я и совместил эти события».

Прокурор: «Откуда Вам стало известно о причастности Найденова к покушению на Чубайса?»