Исповедь - Юра Мариненков

которую Серега давал подержать в руках, было на самом деле нечто иное, как карта и причем «свежая». То есть, он смог додумать её с более новыми местами, которых не было там. Правда, уловив одно, он тут же терял другое. Те самые границы, что были на карте и непонятные города, среди которых не было Москвы или же Санкт-Петербурга, никак не подвергались настоящему пониманию. Так и хотелось вмешаться в их разговор и спросить про всё это, но по ясным причинам открыть рот всё же не вышло.

Самое важное на данный момент, что выяснялось из их речи, это маршрут. По их небольшим и коротким словосочетаниям, на которых обычно командир ставил большую и жирную точку, удавалось лишь понять, что дальше снова есть лагеря, но только на этот раз, в разговор вплетались ещё какие-то «военные». Когда он только всех их увидел, то первое что пришло ему на ум, было именно «армия». Ему бесспорно казалось ясным, что все они именно те самые люди, которые «несут долг родине», но так казалось лишь до определенного момента. Сначала такое понимание пошатнулось после того самого лагеря, где люди в более правдоподобной военной форме пытали его и по всей видимости их, а потом ещё тот старик, по своей одежде напоминавший матерого, чеченского ветерана, которых ему раньше приходилось видеть лишь в юности.

– Командир, ещё раз говорю…

– Нет, я же сказал, – резко и довольно возбужденно перебил Артура тот. – Мы не оставим его здесь. Никак. Это даже не обсуждается. Его здесь сожрут в два счета, а бороду с волосами состригут для… В общем, Я всё сказал.

Слова Сереги на этот раз были куда более эмоциональными, но его глаза порой начинали бегать из стороны в сторону, видимо, осознавая то, что может произойти в следующий раз.

– Я сделаю всё, что скажете, – неуверенно и прерывисто, но почти полностью собравшись, впервые вмешался тот самый зачинщик таких разговоров, заметно удивив всех тех троих.

Вдруг, прямо напротив его глаз появилось почти мертвый, безэмоциональный взгляд Артура, который настолько сильно прожигал его лицо, что тот ощущал знакомую, но теперь куда более сильную боль по всему телу. Так он просмотрел на проснувшегося молчуна несколько секунд, за которые довольно подробно успел уловить, как пот большими каплями сачиться с него куда-то вниз и глаза то и дело заливаются им, насильно пытаясь удержаться на плаву. Потом лишь молчание, которое почему-то даже не прерывалось треском тех маленьких веточек, медленно горящих рядом с ними. Всё было очень непонятно.

– Ты кто нахрен такой? – спросил он, изливающегося потом, своего собеседника.

– Какая тебе разница, кто я?

Дальше всё волнующее спокойствие прекратилось. Оно перестало быть, потому что тот, кому был задан этот вопрос, схватил его за волосы и потянул прямо к тому самому, еле живому костру. Всё прекратилось довольно быстро, почти даже и не начавшись. Рома лежал на земле, ощущая протяжную и мучительную боль в области ребра, куда снова ему залетел знакомый ботинок. Он не хотел сейчас подавать какие-либо признаки жизни, заставляя голодное нытье правого бока приходить в замешательство. Все эти мучения словно были сейчас не так важны. И даже тот жженый запах волос, что почувствовался лишь тогда, когда Серега, подбежав к нему, стал тушить их своим рукавом, не играл никакой роли.

– Собираемся и идем дальше! Если увижу ещё что-то подобное, пристрелю прямо тут! – В один момент грубо сказал запыханный командир, разбрасывая свои слова вдаль по всем сторонам. Таким он его ещё не видел никогда. В его словах было что-то такое, что даже не давало момента подумать, лишь заставляя делать то, что было сказано.

Тот первый собрал свои вещи, затушил своей огромной ногой костерок и двинулся вперед, никак даже не оглядываясь назад на всех них троих. Те же, лишь иногда пересматриваясь между собой, тоже как можно быстрее брали всё и устремлялись за командиром. Артур действительно был странно другим после этих слов, хотя ещё минуту назад в нём пылал настоящий гнев. Интересно, правда ли так слова командира о наказании смогли заставить его измениться либо же что-то другое – это было пока что единственное, о чем думал тот самый пострадавший, пытаясь догонять всех их.

* * *

Примерно час пути был в абсолютном молчании. Короткие, темные поля иногда переходили во все те же куда более темные чащи мертвых деревьев, среди которых теперь чувствовалось лишь хуже. Будто бы мертвая, окружающая тьма поглощала всё то, что ещё хоть немного внутри казалось живым. Невозможно было даже о чем-то нормально подумать, ведь все мысли, прекращая своё развитие ещё на старте, затухая и превращаясь во что-то похоже на эти обугленные деревья. Он боком замечал, как на него иногда поглядывал Артур, а порой даже и Леша. Хотелось верить, что их намерения были не такими, как у говоруна тогда, но решиться посмотреть навстречу так и не выходило. Первым всё же сумел заговорить самый старший, предупреждая о том, что скоро нужно будет смотреть по сторонам, говоря самому буйному о каких-то координатах и снова повторяя непонятные названия, которые они уже раньше когда-то обсуждали. Теперь всё было немного по-другому. Артур шел примерно в мерах двадцати с одного боку, а Леша с другого. Серега же шагал между ними, но ещё метров на двадцать позади. Конечно, это действие для него было примерно таким же непонятным, как и всё остальное, но всё же свои догадки на счет этого имелись.

– Смотри под ноги. Увидишь какую-либо подозрительную ямку, либо горку – лучше обходи, – тихо говорил ему командир. – Понял?

– Да, – так же спокойно, но менее понятно, ответил ему он.

– Тут недалеко базы военные, хотя… – засуетился на какое-то время Серега. – Тут, в общем то, где нам всем может быть куда хуже, чем раньше.

– Что-то ещё может быть хуже, чем…

– Да, – оборвал его командир, – поверь мне, может.

Его интонация и взгляд сразу сумели заставить поверить, даже не пытаясь разобраться и вообразить себе что-то более ужасное, нежели пытки, расстрелы и прочее.

Теперь, чем дальше они шли, тем больше внутри не было жизни. Сам он никак не мог понять, что именно сейчас происходит в нем, но ощущение какого-то медленно угасания было ясно точно. Ничего не шло в голову. Ноги и позвоночник держались лишь из-за того, что посматривая на других, хоть немного появлялась какая-то небольшая обязанность просто идти дальше. В какой-то момент, уже еле сдерживая себя в мрачной тишине, он всё-таки решился заговорить, окончательно боясь