Исповедь - Юра Мариненков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надеяться и верить, казалось, было тем самым, единственным, что хотя бы получалось представить. Всё же остальное, в особенности своё будущее, теперь примерно ощущалось так же, как и те кочки, расположение которых можно было, наверное, угадать лишь тому, кто сидел за рулем этой железной коробки.
Как ни странно, но эти странные тропы продолжались не долго. Он не успел и трех раз прокрутить у себя эту самую мысль о спасении ребят в голове, как под полом лишь раздавался звук приминающейся под тяжестью щебенки, иногда переходящий во что-то более мягкое. В один момент, когда они остановились, было слышно, как кто-то открывает кабину, а потом медленно и спокойно обходит машину. Теперь уже точно было ясно, что они приехали. Тут-то и начался тот самый мандраж, что лишь казался похожим на гулкое и болезненное дребезжание пола.
– Ну что там?
– Да вот, в часть везу. Сказали к лейтенанту Малютину его отвезти, – проговорил довольно молодой, примерно на слух лет двадцати пяти, голос парня, после которого определенно стала ясна манера езды.
Было слышно, как этой шумахер с каким-то другим голосом, чуть постарше, направлялись именно к тому месту, откуда на него дул сильный холод. Резкий звук чего-то свистящего и небольшие проблески света, доходившие до его завязанный глаз быстро дали понять, что именно в этот момент, на него, с той самой стороны, смотрят как минимум те двое. Они смеялись подобно умственно отсталым, видя, как завязанное тело, упершись коленями, лежит под лавкой.
– Вот придурок. Откуда они такие берутся? Он вообще попа напоминает, – сказал тот, второй, снова начав смеяться, на этот раз почти задыхаясь.
– Кого?
– Попа. Ну, батюшку.
На его слова не последовало абсолютно ничего. Жаль, что нельзя сейчас было увидеть их выражения лиц, но очевидно, что тот молодой, выглядел как-то не обычно. По крайней мере, сейчас так казалось.
– Ох, еперный театр. Молодежь! Точно. Вы же теперь… Ай… Ладно. Давай уматывай, – даже с небольшой грустью сказал тот, что постарше, и стал отдаляться, забрав с собой те самые, небольшие лучи света.
– Так говорили же, что трое, эй! – слышался где-то в метрах двадцати от машины его голос.
– Те с Евстрокиным. Жди. Они ещё приедут. Там кадры похлеще, – сказал тот, немного усмехнувшись и резко запрыгнул внутрь кабины, дал газу так, что пришлось сразу же удариться головой об опору лавки.
Эта боль, как ни странно, казалось чем-то не очень значительным. Не тем услышанным, что било его куда сильнее. Теперь, кажется, не грели никакие надежды. Страх и отчаяние лишь больше пробирали его тело, но всё же, что-то очень глубокое даже эту информацию пыталось перевернуть так, чтобы он не потух полностью.
Ехать пришлось не так далеко, буквально несколько поворотов. Было даже что-то, очень похожее на сильный дождь, который, правда, прекратился через пару минут так же быстро, как и начался. Резко появляющиеся голоса, какие-то новые запахи, то резины, то напоминающее аромат жареной картошки, никак не давали спокойно лежать, каждую секунду давай попытки уловить всё это старое абсолютно по-новому.
Правда, после того, как машина остановилась окончательно, всё это ушло очень быстро. Знакомый шум шагов, страх и боль – вот те вещи, что никак не могли просто взять и оставить в покое.
– Вылезай, – сказал стоящий где-то довольно близко тот самый голос.
Вылезти оттуда и не зная куда, оказалось не так-то и просто. Сначала он неожиданно понял, что ноги теперь полностью неподвижны, а руки примерно на той стадии, когда мучительные покалывания омертвления тканей уже там, где они не особо важны, то есть, очень близки к своим друзьям, нижним конечностям.
– Ну же. Я долго тебя буду ждать?
– Я… не могу.
– Что? Что ты там пискнул?
– Не могу, – уже более уверенно повторил он.
Резкий стук поднимающихся в кабину ботинок заставил его снова вспомнить ту дрожь, что неуправляемо колотила некоторое время назад, да в прочем и сейчас, но только хотя бы была немного управляема. Этот самый стук остановился прямо около его тела, где-то посередине. Вот именно сейчас была настоящая безысходность, в которой подставлять свои опухшие ребра ему никак не хотелось, но сделать он по-настоящему ничего не могу, в отличие от всех тех ситуаций, что возникали у него с Артуром. К сожалению, только почуяв настоящую опасность, он понял, что защититься можно почти всегда. Именно почти.
– Ну, давай же, – говорил тот голос, вытягивая его из под той самой лавки.
Боль от того, что его тянули за полуживое предплечье могла успокоить лишь мыль о более-менее живых ребрах, которым на этот раз повезло гораздо больше. Можно сказать, внутри даже наступило небольшое облегчение, которое, правда, прекратилось после того, как в голову пришла мысль о том, что всё ещё впереди.
Его завязанное тело протащили до края этого металлического, холодного листа, свесив переднюю половину куда-то вниз, заставляя этот полуживой кусок медленно и нервно скатываться в неизвестность. Волнение от того, что скоро вот-вот придется лететь непонятно куда, нависало над ним только больше. Правда, к очередному счастью, преждевременный страх снова был вовремя остановлен и всё тем же, непонятно и странно человечным парнем.
Дальше повели, издавая сигналы лишь откуда-то сзади, в метрах пяти от него. Это было никак не похоже на то, где ему уже стоило побывать. Так он свободно, в полный рост, шагал минут пять, имея возможность заново оживить своё тело, которое всё никак не хотело приходить в порядок. Левая нога то и дело выворачивалась на небольших ямках либо же кочках, а спина неожиданно и довольно болезненно выстреливала, кажется, во все части тела.
По команде – стоять, он остановился около чего-то необычного. От этого места шел небольшой звук вибраций и что-то ещё, напоминающее вентиляцию. Правда, дальше, Рома шагал более осторожно, лишь успевая за командами сзади. Через несколько коротких углов, всё по тому же приказу, его тело застыло около стены и скрипучая дверь слева, открывшись, резко и почти невыносимо подула на него тяжелым табачным запахом. Он кашлял так, что в какую-то секунду, даже почти получилось усесться на пол, рядом с этой дверью, но тот самый, кто был сзади, конечно же, никак не дал ему этого сделать. Тот человек, куда более грубо и
