Что знают мои кости. Когда небо падает на тебя, сделай из него одеяло - Стефани Фу

Мама начинает выдергивать волоски над верхней губой, и я выхожу из комнаты.

Мне тринадцать. Мама только что нас бросила, и отец по вечерам рассуждает, почему она решила уйти. Может быть, она лесбиянка. Или спит со своим начальником в школе, где она работала. Или спит с кем‑то из друзей по теннису.

– Я всегда знал, что она врунья, – говорит он. – Мы никогда тебе не говорили, но у тебя есть сводная сестра.

Я сижу перед маминым зеркалом на том же стуле с вышитой подушкой.

– Что?!

Он говорит, что, когда они познакомились, мама уже была замужем, но разводилась. И у нее была двухлетняя дочь. Мама не говорила отцу об этом до самой свадьбы. Отец любил ее и предложил удочерить девочку.

– Нет, не нужно, – сказала мама. – Она останется в семье своего отца.

Спустя годы я пыталась найти сестру. Представляла, как найду ее и скажу: «Я знаю, как ужасно потерять мать в раннем детстве. Я знаю: она бросила тебя, чтобы появилась я, – и это ужасно. Но тебе повезло. Ты не хотела иметь ее матерью. Тебе было лучше без нее, и это понимание, надеюсь, поможет тебе справиться с травмой брошенности». А потом мы обнимемся и будем говорить о том, что нас сближает, а может быть, о семье, которой не было ни у одной из нас. Но мне так никогда и не удалось осуществить эту фантазию. Я не смогла найти сестру. Это было слишком трудно, потому что никто в нашей семье не помнил ее имени.

* * *

Мне двадцать семь. Мы с отцом приехали в Сингапур. Поживем здесь несколько дней, а потом отправимся в Малайзию на свадьбу двоюродной сестры. Каждое утро я выхожу на узкий балкончик квартиры Тай Ку Ма, и мы завтракаем, пролистывая местную газету. Как бы рано ни было, тетя буквально брызжет энергией. Она спрашивает, выключила ли я кондиционер, замечает, что я как‑то похудела, приносит большой кувшин кефира и говорит, что я должна пить его и дома, потому что это очень хорошо для пищеварения. Она ставит на стол пирог, который испекла накануне вечером, и зовет горничную, чтобы та принесла всем тосты. Потягиваясь, на балкон выходит отец, плюхается в кресло и начинает жевать.

– Нравится? – спрашивает Тай Ку Ма. – А жена тебе такое готовит?

Жена? У него есть жена?!

– Когда ты женился? – спрашиваю я.

– Ха! Давным-давно, – совершенно спокойно отвечает отец.

– Ты женился лет восемь назад, верно? – смеется Тай Ку Ма.

Восемь лет назад. Мне было девятнадцать. Я не знала. Мне никто не сказал. Меня не пригласили. Отец всегда называл – да и до сих пор называет – ту женщину «своей подругой».

До конца завтрака я веду себя, как хорошая китайская девушка. Проглатываю свой гнев, убираю со стола и вхожу в аккаунт Тай Ку Ма на Netflix. Я проглатываю свой гнев, как теткин пирог. Держу его за сжатыми зубами всю дорогу до аэропорта. Я не даю ему воли, когда мы проходим через контроль и идем на посадку.

Мы садимся на черные, хромированные аэропортовые кресла. Мужчина в костюме напротив нас печатает что‑то на ноутбуке. Я спрашиваю – совершенно спокойно, словно мне нет до этого дела:

– Почему ты врал мне десять лет? Почему говорил, что у тебя подружка, если все это время вы были женаты?

– Что? Я никогда тебе не врал.

– Ты все время говорил про подружку. А на самом деле она твоя жена! Ты женился, когда я была еще в колледже? И жила в сорока пяти минутах от вас?!

Он переходит в оборону.

– Это мелочи! А что я должен был сделать? Тебе она никогда не нравилась. Ты никогда с ней не встречалась. Ты даже сейчас не встречаешься с ней, потому что ты… это ты. Если бы я сказал, ты взбесилась бы, начала орать и злиться. Ты всегда была такая. И что я должен был делать?!

– Ты не знаешь, как бы я себя повела. И это не оправдание. – Голос мой повышается на несколько децибел. – Господи, да тебе к психотерапевту нужно, это же очевидно! Ты нападаешь на меня, потому что тебе самому стыдно. Ты вообще никогда не мог принять на себя никакой ответственности!

Мужчина в костюме, не поднимая глаз, складывает ноутбук и пересаживается от нас подальше, чтобы не быть свидетелем этой сцены. Мне нет до этого дела. Пусть мир видит. Пусть мир слышит. Я скажу это. Скажу вслух, черт побери. Скажу правду, сколь бы болезненной она ни была.

Но отец ведет себя точно так же, как всегда.

– Ты вечно смотришь в прошлое. И зачем, спрашивается? Я не могу вернуться в прошлое, чтобы сделать тебя счастливой, а твою жизнь идеальной. А ты никогда не смотришь в будущее, потому что голова твоя повернута назад. Прошлое. Это. Прошлое!!!

Вот только это не так. Прошлое всегда рядом. Оно таится в наших домах, нависает над нами по ночам. Нельзя избавиться от призрака, притворившись, что его нет. С призраком нужно встретиться лицом к лицу. Заявить, что это наш дом и ему больше здесь не рады. Но только я одна кричу на духов в нашей гостиной, а все остальные отводят глаза и делают вид, что все в порядке.

Глава 30

Неслучайно никто из моих родственников, родителей детей-азиатов, с которыми я беседовали, и из азиатов из моей школы не хотел говорить о наших основополагающих травмах. Я хотела понять, почему наша община так умело скрывает свое прошлое. В поисках ответов я решила погрузиться в нашу культуру. Может быть, это связано с буддизмом? Или конфуцианством? Или даосизмом?

Когда я родилась, моя семья уже приняла христианство, поэтому с китайской религией контактов у меня практически не было. Но на протяжении жизни нескольких поколений наша семья исповедовала даосизм – хотя эта приверженность в большей степени проявлялась через традиции и поступки, а не через некую деистическую систему убеждений.

Приверженцы даосизма исповедуют идею «у вэй», то есть «успех через неделание». То есть тем самым подтверждается наличие сил природы, неподвластных человеку. Вселенная – это бесконечная и сложнейшим образом организованная система, которая развивалась миллионы лет. Нет смысла бороться с такой системой. Усилия ведут лишь к разрушению. Мы же должны просто течь, подобно воде. Принимать и адаптироваться. Пусть потоки несут нас туда, куда нужно.

В детстве я часто слышала от Тетушки и бабушки фразу: «Что делать?» Но