Красное золото - Виталий Олейниченко

— Давайте быстрее, мать-вашу-и-не-вашу, тут мелко! Делов-то, в натуре, на три секунды, а они расселись, как телки в бане! — а сам, лязгая зубами, торопливо свинчивал скрюченными пальцами желтую пробку с горлышка второй бутылки зловредного напитка.

Увидев, чем занимается их командир, «быки» засуетились, резво вскочили с насиженных мест, побросали в сумки нехитрые пожитки и приготовились последовать примеру вожака. Первым в ледяные струи смело сиганул Кастет, прозванный так за великую любовь к одноименному холодному оружию, а так же за завидное умение данным оружием пользоваться. В несколько гигантских прыжков он форсировал разлившийся ручей и, приняв у командира надпитую бутылку, надолго присосался к горлышку.

К этому моменту Лысый успешно достиг уже середины потока, но здесь из под скользкой подошвы вывернулся коварный голыш и браток, взмахнув руками с зажатыми в них сумкой и полиэтиленом, неловко рухнул на бок, погрузившись в воду по плечи. Кое-как встав на ноги и с трудом удерживая равновесие, он выбрался, наконец, на берег и жадно вырвал из цепких лап Кастета вожделенную бутылку.

Один только Косой, на организм которого вчерашняя, не такая уж и большая, доза местного спиртного произвела почему-то самое разрушительное воздействие, маялся на покинутом братвой берегу, мучимый страшными резями в животе и раздираемый на части двумя взаимоисключающими желаниями, а именно: то ли немедленно освободить свой брыкающийся многострадальный кишечник от остатков партизанской сивухи, то ли все же бежать на ту сторону, чтобы немедленно согреться оставленной ему «корешами» порцией. Вполне возможно, Косой еще долго продолжал бы метаться по прибрежным камням, как Буриданов осел, но необычайно настойчиво взревевшее нутро внезапно самостоятельно сделало за хозяина выбор в пользу первого варианта…

Такого с «синим», пожалуй, не приключалось со времен детского сада. Представив, какую «кликуху» ему навесят соратники по борьбе с законом, если узнают о постигшей его каверзе, Косой, прямо-таки взвыв от бессильной злобы, схватил сумку, в которой лежала кроме всего прочего кое-какая запасная одежда, и споро побежал за темную линию мокрых елей. Он хотел крикнуть, что через минуту вернется, но от новой острой рези в совершенно взбесившемся желудке дыхание сперло и горло издало только слабый жалобный писк. Тогда браток, продолжая продираться сквозь тяжелые хвойные лапы, взмахнул рукой и исчез из поля зрения своих «корешей», с удивлением взиравших на его странные телодвижения.

— Не понял, чего это он, а? — оторопело поинтересовался оторвавшийся, наконец, от горлышка закашлявшийся Лысый, зябко переступая с ноги на ногу и поеживаясь.

— Эй! Косой! Косо-о-ой! — закричал Кастет, приложив согнутую раструбом правую ладонь ко рту, а потом — к повернутому в сторону противоположного берега уху.

Противоположный берег молчал.

Потоптавшись в нерешительности минут пять, в течение которых Бивень тихо ругался сквозь зубы, а Кастет продолжал тщетно взывать к исчезнувшему за пеленой дождя Косому, оставшаяся троица, наконец, осознала, что всем им придется опять переправляться через вздувшийся от дождя поток, а потом — страшно подумать — снова возвращаться на левый берег.

Бросив сумки на прибрежную гальку, но прихватив, по привычке не доверять непонятному, пистолеты, все трое, громко матеря невесть куда подевавшегося Косого, спешно перебрались на недавно покинутый берег, причем Лысый снова оступился и на сей раз нырнул в хмурые серые волны уже с головой…

Они искали пропавшего «братка» часа полтора. И не нашли. Никого и ничего. Не нашли ни его самого, ни его сумки, ни, что было уж совсем странным, даже каких-либо следов и зацепок, которые могли бы поведать, куда исчез их соратник.

В конце концов Бивень все понял: Косой их просто-напросто предал. «Кинул», как последний фраер, и, испугавшись непогоды и трудностей дальнейшего пути по тайге, сбежал. Дезертировал. Позорно, малодушно и подло.

Бригадир неистовствовал минут пятнадцать, всячески понося скотину-беглеца и красочно рисуя картины возмездия, которое непременно постигнет того, лишь только он, Бивень, вернется в родной город. Он в ярости расстрелял целую обойму в широченный узловатый ствол огромного, расщепленного сверху ударом молнии древнего дерева, а когда боек несколько раз ударил вхолостую, обессилено замолчал. Притихший Кастет осторожно вынул разряженный пистолет из безвольно дрожащей кисти командира, Лысый подошел с другой стороны — и так, мягко поддерживая Бивня с обеих сторон, они пошли обратно, на каменистый берег ледяного ручья, грозно обещая бригадиру такое сотворить с иудой-Косым, что тот, если бы мог их слышать, немедля ни секунды удавился бы от жалости к себе.

Но Косой слышать их угроз уже, увы, никак не мог. Тело его, засунутое вместе с промокшей спортивной сумкой в полый ствол убитого молнией исполинского старого дерева в неестественной и неприемлемой для живого человека позе, уже медленно остывало и во впадинах скошенных к носу застывших в немом изумлении глаз продолжавшие методично падать с неба крупные капли собирались в маленькие прозрачные лужицы…

ГЛАВА 11

Верхнюю Тую, даже слегка поднявшуюся от дождей, можно было преодолеть вброд. Этим мы и занялись сразу же после подъема. Утро стояло солнечное и радостное, вчерашние темно-свинцовые облака унесло легким ветром, земля парила и с непросохших ветвей изредка срывались за шиворот холодные капли. Завтракать решили уже на том берегу, все равно пришлось бы сушить мокрые вещи.

Шедший первым Болек обвязал себя концом двадцатиметрового тяжелого репшнура и, страхуемый Сергеем и Лелеком, вошел в поток, подергивая от холода плечами. Двигался он медленно, перед каждым новым шагом тщательно ощупывая ногой каменистое дно. Миновав две трети пути, он все же поскользнулся и проплыл несколько метров, барахтаясь и силясь встать на ноги. Наконец ему это удалось и еще минут через пять пловец, насквозь промокший, наглотавшийся воды и слегка прихрамывающий на обе ноги, выкарабкался на противоположный берег. Поднявшись выше по течению к торчащему из прибрежного базальта прямо напротив нас толстому — обхвата полтора — замшелому комлю, он обвязал вокруг него промокшую веревку и, подергав ее, махнул рукой. Тогда Лелек, в свою очередь, обмотал второй конец репшнура за одно из росших на нашем берегу деревьев. Веревка натянулась над водным потоком как струна на высоте около метра.

— Это, конечно, не мост, но перебираться будет существенно легче, — прокомментировал свои действия Лелек. — И не забывайте главное: если течение с ног собьет и потащит — не выпускать шнура из рук. Лучше, если тяжело будет, рюкзак скинуть.