Красное золото - Виталий Олейниченко

— Это, конечно, не мост, но перебираться будет существенно легче, — прокомментировал свои действия Лелек. — И не забывайте главное: если течение с ног собьет и потащит — не выпускать шнура из рук. Лучше, если тяжело будет, рюкзак скинуть.

Первым, перебирая руками по прогибающемуся тросу, на другой берег перешел Сергей и, сбросив там свой рюкзак, вернулся обратно за увесистым баулом Болека. Тот, в свою очередь, уже развел небольшой костерок и, развесив возле огня штаны и футболку, стоял в одних плавках у кромки воды, готовясь в случае необходимости прийти на помощь. Сергей сделал второй рейс, после чего за изрядно промокший и от того несколько растянувшийся трос взялся я.

Наблюдая за тем, как ловко и без видимых усилий Сергей уже дважды сходил туда и обратно, я самонадеянно решил, что переправа таким способом совершенно не трудна — перебирай только посноровистее руками по шнуру, а ногами по дну. Однако уже метра через два стало понятно, как сильно я заблуждался. Руки, с напряжением хватавшиеся за веревку, моментально онемели, а подлые донные голыши так и норовили выскользнуть из-под ног. В итоге, не дойдя метров трех до противоположного берега, я все же поскользнулся и, выпустив трос из правой руки, с головой погрузился в ледяную воду. Пока я сучил ногами, захлебываясь пеной и судорожно пытаясь растопыренной пятерней нашарить спасительную веревку, Болек как был, в одних плавках, прыгнул в реку, в мгновение ока очутился рядом и, выдернув меня за капюшон штормовки из потока, помог утвердиться на подгибающихся ногах.

Спешно переодевшись и обсыхая у костерка, я с грустью думал о том, что из всех нас почему-то именно я оказался самым неподготовленным к трудностям экспедиции. Это было естественно, потому что к спорту я приобщался в основном посредством просмотра изредка по телевизору волейбольных и хоккейных матчей, а футбол, в отличие от подавляющего большинства населения планеты, с детства не любил. И даже слабое подобие зарядки исполнял в последний раз еще в рядах доблестных защитников социалистического отечества, да и то лишь на первом году службы… Но все равно я чувствовал себя балластом, без которого группа передвигалась бы раза в два быстрее. Впрочем, никто из спутников меня ни в чем не упрекнул и, к их чести, похоже, даже не думал обо мне как о досадливой помехе.

Третьим переправился Мишель, тоже дважды, потому что ему пришлось кроме своего переносить рюкзак Лелека. При повторном проходе наш командир тоже поскользнулся, но, в отличие от меня, растяпы, трос не выпустил и на ногах удержался, так что стоящим на страховке вылавливать его не пришлось.

Оставшийся в одиночестве Лелек отвязал конец репшнура от дерева, затянул его вокруг талии и вошел в воду. Двигался он, как и Болек, медленно и осторожно, наклоняя корпус под углом к течению, приседая и балансируя руками. Мы с Мишей держали страхующую веревку и по мере приближения Лелека к левому берегу выбирали ее на себя, а Сергей с Болеком прошли в это время немного ниже по течению, чтобы помочь, если он оступится и его понесет вниз.

Все, однако, обошлось вполне благополучно. Часа через полтора мы, обсохнув, основательно подкрепившись и по привычке уничтожив следы своего здесь пребывания, двинулись на юг. Там, через несколько километров сплошного бурелома, нас ожидала очередная водная преграда, гораздо более трудная и опасная, как сообщил нам Лелек, почерпнувший эти сведения в библиотеке городского турклуба.

По дороге, на коротких привалах, надо мной незлобиво подтрунивали, называя то Сальниковым, то моржом-любителем… Нет, Славик, ты все же объясни массам, зачем ты дайвингом там занялся? Пиратских галионов в Туе вроде как отродясь не водилось, — приставал ко мне герой переправы Болек… Зачем, зачем… употел я за вами, лосями здоровыми, бегать, а придворный должен быть чист и благоухать, — процитировал я… Так, перешучиваясь на перекурах и молча продираясь сквозь колючий валежник и бревенчатые засеки, мы и добрались до берега Нижней Туи.

То, что предстало перед нашими глазами, превзошло самые худшие Лелековы прогнозы…

Утром не было не только дождя, но даже и облаков, небо сияло синевой, углубился зеленый цвет омытой листвы, пели вразнобой какие-то невидимые в спутанных зарослях пичуги, и весь мерзкий вчерашний день казался бы злым мороком, сиди у костра все четверо. Но Косого не было, а посему душевный настрой у трех оставшихся бандюганов был далеким от радужного и заметно диссонировал с окружающим их благолепием.

Вчера на поиски затерявшегося Косого было впустую истрачено слишком много времени, а потому сегодня им предстояло пройти максимально большее расстояние — без еды и, по возможности, без привалов, о чем угрюмый Бивень и оповестил личный состав злым и непререкаемым тоном. Изображать из себя добренького дядю и дальше он более не был намерен, хватит, хорошего понемногу, уже расслабился один раз… Как же, братва ведь, не кто-нибудь, свои, кореша, туды их растуды… И пожалуйста — тут же дезертир объявился. Нет, в демократию пусть Президент играет, а он, Бивень, будет всех держать в ежовых рукавицах…

Шли споро. Остановились только один раз: Лысый с непривычки сбил ноги и пока соратники, сидя на сумках, перекуривали, один — злясь на непредвиденную задержку, другой — откровенно ей радуясь, торопливо бинтовал прохудившиеся мозоли длинными лентами пластыря.

После перекура взять прежний темп долго не могли, так как несчастный Лысый, сцепивший зубы и добросовестно ковылявший за коллегами, все же заметно прихрамывал на обе нижние конечности и отставал.

Выручило то, что по пути попалась старая просека. Видимо, когда-то здесь проходила дорога, а может быть, собирались тянуть куда-то линию электропередачи, да передумали, или денег после Перестройки, как водится, стало вдруг не хватать — вот и начала просека зарастать подлеском за ненадобностью… Километров пять шли по ней, радуясь отсутствию надоевших оврагов и особенно утомительных в преодолении древесных завалов, которых в дебрях было — хоть отбавляй, все же не городской Парк Культуры и Отдыха имени Фадеева с причесанными, заваленными окурками газонами и пестрыми пивными ларьками (именуемый в народе не иначе как «Парк Культуры имени Отдыха Фадеева», ибо знаменитый бывший секретарь Союза Писателей знаменитого бывшего Союза ССР именно в этом парке, согласно бытующим в массах преданиям, обдумывал «Разгром» и даже, сидя на травке, кропал в мятом блокноте тезисы к «Метелице»)…

Покрыв к двум пополудни километров восемнадцать, компания вышла, наконец, на берег Туи. Здесь река, бравшая начало, наподобие Нила, из двух истоков и сливавшаяся в единое русло чуть выше по течению, была уже достаточно многоводной и достигала в ширину метров пятнадцати-двадцати. Прозрачный водный поток, заключенный на этом участке в достаточно пологие берега, был относительно слабым, но все же не настолько, чтобы реку можно было форсировать вброд или вплавь, без подручных плавсредств.