Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин

ведь жить стало лучше, жить стало веселее, как учил в это время Сталин. Только аэростат в темном небе рядом со Спасской башней Московского Кремля и биплан в лучах прожекторов воздушного заграждения напоминают о грядущей войне. Да еще севастопольский сигнальщик вскинул флажки, давая команду кораблям, подходящим к пирсу, — но и тут в небе над ними самолет. Изображение Дейнекой самолетов и парашютистов — дань времени: парашютный спорт был включен в советскую военную стратегию накануне схватки с нацистской Германией. Было принято проводить демонстративные прыжки из чрева четырехмоторных самолетов ТБ-3, которые запечатлены на плафонах станции метро «Маяковская». Парашютист, летящий с неба прямо на вас, — любимый сюжет Дейнеки, который он повторил как минимум в трех картинах, включая «Сбитого аса» военного времени.

С мозаикой тогда еще мало работали в Советском Союзе — после революции эта техника была почти забыта и считалась архаичной. Но Дейнека настоял на своем и нашел прекрасных мозаичистов в Ленинграде. Как он писал Серафиме после посещения мастеров мозаики в городе на Неве, «есть хорошие мастера-старики — симпатючи и любят свое дело»[129]. Перед художником стояла довольно сложная задача, поскольку форма эллипса, в которую должны были поместиться мозаики, усложняла композиционное решение каждого плафона и требовала тщательного подбора цвета смальты. «Мозаика был новинкой. Забытую, ее нужно было оживить, дать ей новую жизнь», — писал позднее Дейнека[130].

Сегодня мы знаем гораздо больше о том, что исполнителем мозаик на станции метро «Маяковская», созданных по эскизам Дейнеки, был питерский мозаичист Владимир Александрович Фролов. Происходивший из знаменитой семьи мастеров дореволюционных мозаик, Фролов также оформлял храм Спаса на Крови в Санкт-Петербурге, храмы и особняки обеих столиц. В 1918 году мастерская Фролова была закрыта; мозаика объявлена вне закона как религиозное искусство. Фролов дает уроки, занимается реставрацией и даже собирает оркестр балалаечников. На помощь ему пришел автор ленинского мавзолея Алексей Щусев — при строительстве мавзолея он добился того, что траурный зал был оформлен мозаикой, изготовление которой поручили Фролову и его мастерам.

В 1929 году по постановлению Ленсовета о выселении «нетрудовых элементов» из их домов Фролов и его семья были изгнаны из дома несмотря на то, что он занимался изготовлением мозаик для мавзолея. Фролов перебрался в разгромленную мозаичную мастерскую Академии художеств Ленинграда, которую своими силами привел в порядок. В 1938 году по эскизам Дейнеки Фролов и его мастера начали собирать мозаики для станций московского метро. Трудная, кропотливая работа продолжалась до начала войны, когда Ленинград оказался в кольце блокады. Фролов трудился над мозаиками до последних дней жизни и встретил голодную смерть здесь же, в мастерской. Он похоронен на Смоленском кладбище, где среди блокадных могил стоит памятник профессорам Академии художеств. Только в последние годы о замечательном мозаичисте вспомнили — был снят документальный фильм, а станцию метро «Новокузнецкая» украсила мемориальная доска в память о Владимире Фролове.

* * *

Работа над исполнением мозаик продолжалась всю весну и лето. Из Ленинграда они доставлялись в Москву и заливались в цемент. В сарае, где происходила заливка, было слишком темно и игру света было сложно разглядеть. Дейнека считал, что только в идеальных условиях можно было предварительно проверить впечатление от мозаик до их установки на потолке, но сроки были короткими, и посмотреть на вещи заранее, до установки возможности не было. Художник признавал впоследствии, что такая работа создает возможность для всяких неожиданностей и рисков: то свет, единый для всех плафонов, съедает цвет, мельчит форму; то вещь, удачная в эскизе, пропадает в материале. И наоборот, эскиз получает при выполнении в материале неожиданную силу и остроту. «Масштабы, ширь, высота зала серьезно и круто переоценивают достоинства вещи», — отмечал Дейнека в своих воспоминаниях[131].

Позднее он совершенно справедливо утверждал, что с мозаиками на станции метро «Маяковская» «стряслась беда». «Архитектор размельчил купола и запроектировал их слишком глубокими, с двойным куполом, благодаря чему мозаики, скрытые первым куполом, прячутся от зрителя. Масштабы каждой из них малы для высоты, на которой они висят. Смотреть их можно почти только в зенит», — писал Дейнека в книге «Из моей рабочей практики»[132] и называл такое размещение мозаик «большой непоправимой ошибкой». С перрона их увидеть было невозможно, а при осмотре из центра зала исчез зрительный переход от одной мозаики к другой, оказалась утраченной логическая цепочка. Он считал, что просмотр неудобен и утомляет зрителя. Действительно, спешащий из вагона на выход пассажир должен специально запрокидывать голову, чтобы всмотреться в своды. Впрочем, сегодня на это мало кто обращает внимание — особенно поклонники Дейнеки, специально приезжающие на станцию, чтобы полюбоваться творениями мастера.

Художник остался доволен светом для мозаик, поскольку освещение, скрытое за нижним куполом, ровно и интенсивно озаряет изображение. По его словам, плафоны делают архитектуру «звонкой»: «Мозаики сияют, слегка поблескивая неполированными гранями смальты, создавая родство, единство с полировкой мраморов и острым блеском колонн из нержавеющей стали — стали, давшей основной тон всей станции. Отблески бегут по гофрировке колонн вверх и переходят в глубину плафонов»[133].

Во второй раз Дейнека взялся за мозаику в метро по приглашению архитекторов — братьев Александра Александровича и Виктора Александровича Весниных. На этот раз он делал плафоны для потолка станции метро «Павелецкая», и времени для работы было отведено значительно больше, чем при строительстве «Маяковской». На потолочном своде следовало установить 14 восьмигранников, каждый из которых составлял по длине три метра по диагонали. Темой мозаик была определена железная дорога Москва — Донбасс, поскольку первоначально станция метро должна была называться «Донбасская». Потолок и все 14 плафонов должны были просматриваться полностью. Дейнека считал, что Веснины отнеслись к работе художника более внимательно, чем Душкин, и творческая задача была для него яснее.

Художник составил эскизный ряд из четырнадцати восьмигранников на тему связи Москвы и Донбасса: «Герб РСФСР», «Герб УССР», «Хоровод», «Перед взлетом», «Всадники», «Металлургия», «Шахтеры», «Сбор яблок в Донбассе», «Футболисты», «В забое», «Трактор», «Стройка», «Поезд», «Парад молодости». Но этим мозаикам так и не суждено было появиться на станции. «Война внесла свои коррективы в композиционный строй моих работ, как и в работу всякого из нас», — констатировал Дейнека[134]. Мозаики изготавливались, когда Москва подвергалась налетам немецкой авиации, и на открытом воздухе их хранить было нельзя, потому что золотая смальта своим блеском могла привлечь внимание вражеских летчиков. Администрация завода, где шло изготовление, потребовала срочно убрать мозаики со двора. Набранные