Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку панно следует рассматривать как минимум с четырех точек, каждый раз зрителю открывается что-то новое. В нем много скрытых знаков и даже юмора. Поскольку панно висит над театральным буфетом, возникает вопрос: что следует сделать сначала — то ли выпить крюшона или шампанского, то ли убежать куда-то вдаль вместе со спортсменами? Но, во всяком случае, в зрительный зал идти совсем не тянет… Кстати, Дейнека в своей обычной манере избегает прямого указания на военную атрибутику (за исключением разве что флага ВМФ и красных звезд на майках бегущих здоровяков), чего нельзя сказать о другом панно в соседнем фойе, созданном менее известным коллегой Дейнеки Львом Фейнбергом, где изображены красноармейцы на лыжах в зимних лесах. И точно прописанные буденовки, и лыжные палки с обручами, и покрытые инеем деревья — всё это весьма прямолинейно указывает на войну с Финляндией, которую в это время вел СССР. У Дейнеки практически никогда не бывает таких прямых указаний на время или место при создании монументальных обобщений или натуралистичную детализацию вроде выписывания нашивок и петличек. Исключением в этом ряду станет разве что «Оборона Севастополя», написанная через несколько лет.
В книге «Из моей рабочей практики» Дейнека писал, что панно «Кросс красноармейцев» недостает того душевного подъема, который необходим каждой живописной работе. «В то время я не совсем был физически здоров; эта работа явилась для меня перенапряжением. Я не совсем был согласен с архитектором. Некоторые художники были против моего участия. Состав бригад был разнородный. Словом, даже вспоминая о ней как о прошлом, я переживаю какую-то творческую горечь, хотя всё в ней сошлось. Многим она нравится, но некоторые отзывались о ней весьма неодобрительно…»[139]
Дейнека темнил — даже из этих туманных воспоминаний становится понятно, что художник находился в этот момент в подавленном, депрессивном настроении. Видимо, усилился его конфликт не только с властями, но и с теми коллегами по цеху, что чутко караулили момент для нападок на более известного и талантливого коллегу по цеху. По воспоминаниям Андрея Гончарова, который писал, что Дейнека был драчуном и забиякой, именно на этот период приходится начало его злоупотребления спиртными напитками. Происходившее вокруг него в конце 1930-х не могло не отразиться на творческом потенциале художника. Кстати, именно в это время он переключился на занятия скульптурой. Как часто это бывало в трудные времена, Дейнека берется за другой жанр, который оказывается для него спасательным кругом, скульптура выручает его.
Конец 1939 года был для коммунистов всего мира большим испытанием. Еще недавно «Правда» давала решительный отпор фашизму — и вдруг в Москву 23 августа прибыл министр иностранных дел Третьего рейха Иоахим фон Риббентроп и подписал Пакт о ненападении с СССР. 1 сентября 1939 года с нападения Германии на Польшу началась Вторая мировая война, а 17 сентября в нее фактически вступил Советский Союз, присоединив территории Западной Белоруссии и Украины и назвав это «освободительным походом». Польша прекратила свое существование, разделенная между СССР и Третьим рейхом. Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов заявил, что «уродливое детище Версальского договора прекратило свое существование». Весь 1940 год происходило заигрывание Гитлера со Сталиным, которое тогда объясняли тактической хитростью советского вождя. В ноябре этого года Молотов посетил Берлин, где во время приема в советском посольстве сделал любимому скульптору Гитлера Арно Брекеру предложение поработать в Советском Союзе. «У нас мало мастеров вашего уровня», — с подобострастием говорил Молотов Брекеру, как будто в СССР не существовало Веры Мухиной или Александра Дейнеки. Политическая целесообразность временного сговора Сталина с Гитлером берет верх над соображениями здравого смысла, патриотизма, не говоря уже об эстетике.
Ирина Ненарокомова пишет, что в 1939 году Дейнека сделал огромное количество монументальных работ, которое, «казалось бы, не под силу выполнить одному человеку»[140]. Действительно, помимо плафона в Театре Красной армии он создает две фрески для Всесоюзной сельскохозяйственной выставки и панно в Минске, которое будет уничтожено во время немецкой оккупации. Тогда же Дейнека работает в павильоне готовящейся к открытию Всесоюзной сельскохозяйственной выставки «Дальний Восток» и делает там зал Бурят-Монголии с плафоном «Переход лыжниц-буряток из Улан-Удэ до Москвы», решенным в уже привычном ему ракурсе снизу, как на плафонах на станции метро «Маяковская» или в буфете Театра Красной армии. Не в силах устоять перед нарастающим культом Сталина, Дейнека делает групповой портрет «Прием Бурят-Монгольской делегации членами ЦК ВКП(б) и Советского правительства 27 января 1936 года», который сегодня можно найти только в старом номере журнала «Архитектура СССР» за 1939 год. На портрете изображены склонивший голову в приветствии Иосиф Сталин в отглаженном френче с накладными карманами, Климент Ворошилов в гимнастерке с орденами, сведший ладоши в аплодисментах Вячеслав Молотов в известном всему миру пенсне и Михаил Иванович Калинин со своей бородкой, тоже аплодирующий гостям. Делегаты Бурятии протягивают Сталину развернутую грамоту, как демонстрацию лояльности.
Интересно, что эскиз портрета художник начал делать по фотографиям еще в 1937 году, но вскоре изображенные на нем члены руководства Бурят-Монгольской АССР все как один стали жертвами Большого террора, и их пришлось заменить некими абстрактными азиатами. Но на этом злоключения портрета не кончились: после смерти «отца народов» его закрыли панелью, сам павильон был переименован в «Советскую печать», а в 1977 году и вовсе сгорел — как считается, вместе с картиной Дейнеки. А жаль: посмотреть на единственный созданный им портрет Сталина было бы очень любопытно.
Ирина Ненарокомова пишет, что процесс работы доставлял Дейнеке радость, что он «всегда целиком отдавался работе, но, к
