Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин

Заседание конференции 19 ноября и 29 ноября вышло за рамки первоначально намеченной темы, и конференция превратилась в общую творческую дискуссию на тему о путях советской живописи. Поворотным моментом в работе конференции явилось выступление заслуженного деятеля искусства — художника Штеренберга 19 ноября 1935 года, бывшего руководителя Общества художников — станковистов — (ОСТ), существовавшего до постановления ЦК от 23 апреля 1932 года о перестройке литературно-художественных организаций.

Выступление Штеренберга было резко демонстративным. Штеренберг в очень резких формулировках выдвинул требование свободы творческих группировок и обрушился на руководство Московского общества советских художников (МОССХ), обвиняя его в зажиме творческого соревнования, в навязывании всем художникам вкусов и установок той группы, в руках которой в данный момент находится руководство МОССХа, группы бывших членов Ассоциации художников Революционной России (АХРР).

Штеренберг заявил, что руководство МОССХ привело к тому, что настоящие художники голодают, что он лично голодает уже два года и что постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года являются мертвым трупом, так как, по его мнению, в художественной жизни осуществляется не социалистический, а „коммерческий“ реализм.

Продолжение выступления Штеренберга состоялось 27.11. Заявив вначале, что он признает ошибочными некоторые моменты в своем первом выступлении, например, заявление о том, что художники, и, в частности, он, голодают, Штеренберг, продолжая речь, допустил контрреволюционные утверждения о том, что в советской действительности нет свободы творчества, что творчество заключено в узкие рамки и что творчество превратилось в „продажный труд“. Выступление Штеренберга имело большой успех у аудитории, речь его неоднократно прерывали аплодисментами и одобрительными возгласами.

27.11 — на заседании конференции выступил писатель Илья Эренбург, который в ряде моментов поддержал установки Штеренберга. И. Эренбург объявил руководящую группу МОССХа — Бродского, Кацмана, А. Герасимова и др. „обозом советского искусства“, непонятно почему выдвинувшимся в авангард, и заявил, что искусство этой группы не может быть большим революционным искусством, так как ему неведомы ни муки исканий, ни восторги достижений.

Выступление Эренбурга имело шумный успех. Характерен следующий инцидент: художник Богородский крикнул с места, что Эренбург говорит так потому, что его жена учится у Пикассо (крайне левый в формальном отношении французский художник). Эта реплика вызвала огромное возмущение зала, и под крики: „Долой!“, „Вон его!“, „Бей его!“, „Хулиган с партбилетом!“ и так далее Богородский должен был уйти с заседания.

29.11 — на дискуссии выступили артист еврейского камерного театра Михоэлс и художник Дейнека, также с успехом поддержавшие Штеренберга. В частности, Дейнека совершенно неожиданно для руководства МОССХа и для президиума конференции заявил, что „у нас художники, которые держат в своих руках источники материальных благ, сидят в президиумах“, между тем, как в президиуме место не им, а Штеренбергу, которого художники уважают, потому что многому научились и продолжают учиться у него.

В значительной степени успех речи Штеренберга объясняется тем обстоятельством, что центральное бюро МОССХа (хозяйственная организация Московского союза художников) за 1935 год в финансовом отношении вышло с большим прорывом и задолженность художникам по договорам и за исполнение работы достигает до 100 000 рублей. Задолженность отдельным художникам не выплачивается по три-шесть и более месяцев.

Такое состояние Центрального бюро МОССХа особенно болезненно отражается на молодых художественных кадрах, основной заработок которых слагается из заказов, полученных через центральное бюро и по контрактации.

На этой почве среди художников, в том числе и членов ВКП(б), наблюдаются нездоровые настроения. Отмечены отдельные случаи разговоров о голоде и самоубийстве. Так художница Стейн, член ВКП(б), говорила, что ее затирают, ей не дают работы и ей ничего не остается, как покончить самоубийством.

Художник Устинов, член ВКП(б), окончил рабфак и вуз, на почве тяжелого материального положения говорит о том, что он перестреляет свою семью и себя. В октябре текущего года, выступив на общем собрании художников, Устинов заявил: „У меня нет денег, хотя деньги заработаны. Нельзя держать людей в голоде. Уже три месяца я жду своего заработка. Терпеть дальше нельзя“.

На этом же собрании выступил художник Николаев, беспартийный, который заявил: „Мне должны 3 тысячи рублей, а дают по 50 рублей. Это унижает достоинство художников. Я это терплю уже три года. Художники голодают, срывается всяческая работа. В нашем Советском Союзе — позор ставить людей в такое положение“.

Подобные же настроения наблюдались и у других молодых художников, в частности, у художника Подрезова, члена ВКП(б), который живет с семьей в комнате 7–8 метров, где помещается и мастерская; из-за тяжелых условий у него, по его словам, умер ребенок.

Художник Краюхин, член ВКП(б), около 7–8 лет живет почти в нежилой комнате, без окон, вместе с ним живет его сестра, психически ненормальная. Поддержки от Центрального бюро не имеет, хотя он талантливый художник.

В тяжелом положении находятся также и художники Добросердова, Старков, член ВКП(б), Айзенштадт, Морозов, Александров и др., которым Центральное бюро не отдает долг уже 6–8 месяцев.

В кругах, близких к Штеренбергу, говорят с его слов, что будто бы инструктор ЦК ВКП(б) тов. Динамов заявил Штеренбергу о предстоящем снятии нынешнего руководства МОССХа. Этот слух, как и сдержанность основного докладчика на конференции — Бескина (ведает отделом живописи в Наркомпросе) в отношении группы Кацмана, Бродского и др., комментируется, как признаки ожидаемого восстановления ранее существовавших художественных групп и организаций.

Конференция продолжается. Очередное заседание состоится 9.12.35 года.

Начальник секретно-политического отдела ГУГБ Г. Молчанов»[137].

Комиссар государственной безопасности 2-го ранга Георгий Молчанов был ключевой фигурой советских репрессивных органов в начале Большого террора времен Николая Ежова. В своем романе «Тридцать пятый и другие годы» писатель Анатолий Рыбаков описывает Молчанова так: «Темный шатен с простым приятным лицом, выше среднего роста, крепко сбитый, несмотря на свою внешнюю суховатость, не лишен был чувства юмора». Молчанов был главным организатором фабрикации уголовного дела о так называемом «Параллельном антисоветском троцкистском центре», но вскоре и сам оказался судим и расстрелян как троцкист.

Следует отметить, что выступление Штеренберга было вызвано не только недовольством художников линией, которую проводили ставленники Сталина в руководстве МОССХа. Штеренберг был важной фигурой в мире изобразительного искусства и слыл среди художников борцом за справедливость. Конечно, он был недоволен тем, что его оттеснили от управления изобразительным искусством, которым он ведал при Луначарском, но в среде художников и без этого существовали, как выразились бы сегодня, протестные настроения, вполне оправданные тем, что верхушка МОССХа несправедливо