Метаморфозы - Публий Назон

        Стали готовить столы, с обнаженными стопами нимфы

        Разные яства несут. Когда угощенья убрали,

        Стали в сосуды вино разливать. И герой знаменитый,

        Взором окинув простор перед ними лежащего моря,

575 «Что там за место? — спросил и перстом указал, — как зовется

        Этот вон остров, скажи: но будто их несколько видно?»

        Бог же речной отвечал: «Что видим мы, то не едино,

        Пять островов там лежит: различить их мешает пространство.

        Знайте же: так не одна поступала в обиде Диана!

580 Были наядами те острова: закололи однажды

        Десять тельцов — и богов деревенских к тем жертвам призвали;

        Но позабыли меня, поведя хороводы по чину.

        Воды я вздул и несусь, я сроду таким полноводным

        Не был. Ужасен равно и волной, и душевным порывом,

585 Мчался, леса от лесов, брега от брегов отделяя.

        Вместе с землею и нимф, наконец-то меня вспомянувших,

        Вплоть я до моря довлек. Тут море и я совокупно

        Землю сплошную, разъяв, на столько частей разделили,

        Сколько сейчас посредине, воды Эхинад созерцаешь.

590 Там, как видишь, вдали, вон там подымается остров,

        Мне драгоценный. Его называет моряк Перимелой.

        Деву избрав, у нее я похитил девичью невинность.

        А Гипподаму отцу нестерпимо то было, и в море

        Дочь он столкнул со скалы, в утробе носившую чадо.

595 Плывшую я подхватил и сказал: »О держатель трезубца,

        Царство зыбей получивший в удел ближайшее к небу,

        Где нам скончанье, куда мы сбегаем, священные реки, —

        Встань и молящему мне, Нептун, снисходительно внемли!

        Ту, с которой несусь, погубил я; когда б справедливей

600 Был и добрей Гипподам, когда бы не столь был безбожен,

        Должен он был бы ее пожалеть, простить нас обоих.

        О, помоги! Ей, молю, от отцовского гнева бежавшей,

        Дай, о владыка, приют, — иль сама пусть станет приютом! —

        Буду ее и тогда обнимать». Кивнул головою

605 Царь морской и потряс ему подчиненные воды.

        Затрепетала она — но плыла. Меж тем у плывущей

        Трогал я грудь, — она под рукою, волнуясь, дрожала.

        Но, обнимая ее, вдруг чувствую: отвердевает

        Тело, и девушки грудь земляным покрывается слоем.

610 Я говорю, — а земля облекает плывущие члены:

        Тело, свой вид изменив, разрастается в остров тяжелый».

        Бог речной замолчал. Удивленья достойное дело

        Тронуло всех. Но один над доверием их посмеялся, —

        Иксионид, — презритель богов, необузданный мыслью:

615 «Выдумки — весь твой рассказ, Ахелой, ты не в меру могучей

        Силу считаешь богов, — будто вид и дают и отъемлют!»

        И поразилися все, и словам не поверили дерзким.

        Первый меж ними Лелег, созревший умом и годами,

        Так говорит: «Велико всемогущество неба, пределов

620 Нет ему: что захотят небожители, то и свершится.

        А чтобы вас убедить, расскажу: дуб с липою рядом

        Есть на фригийских холмах, обнесенные скромной стеною.

        Сам те места я видал: на равнины Пелоповы[379] послан

        Был я Питфеем[380], туда, где отец его ранее правил.

625 Есть там болото вблизи, — обитаемый прежде участок;

        Ныне — желанный приют для нырка и лысухи болотной.

        В смертном обличье туда сам Юпитер пришел, при отце же

        Был отвязавший крыла жезлоносец, Атлантов потомок.[381]

        Сотни домов обошли, о приюте прося и покое,

630 Сотни к дверям приткнули колы; единственный — принял,

        Малый, однако же, дом, тростником и соломою крытый.

        Благочестивая в нем Бавкида жила с Филемоном,

        Два старика: тут они съединились в юности браком.

        В хижине той же вдвоем и состарились. Легкою стала

635 Бедность смиренная им, и сносили ее безмятежно.

        Было б напрасно искать в том доме господ и прислугу,

        Все-то хозяйство — в двоих; всё сами: прикажут — исполнят.

        Лишь подошли божества под кров неприметных пенатов,

        Только успели главой под притолкой низкой склониться,

640 Старец придвинул скамью, отдохнуть предлагая пришельцам.

        Грубую ткань на нее поспешила накинуть Бавкида.

        Теплую тотчас золу в очаге отгребла и вечерний

        Вновь оживила огонь, листвы ему с сохлой корою

        В пищу дала и вздувать его старческим стала дыханьем.

645 Связки из прутьев она и сухие сучки собирает

        С кровли, ломает в куски, — котелочек поставила медный.

        Вот с овощей, стариком в огороде собранных влажном,

        Листья счищает ножом; супруг же двузубою вилой

        Спинку свиньи достает, что коптилась, подвешена к балке.

650 Долго ее берегли, — от нее отрезает кусочек

        Тонкий; отрезав, его в закипевшей воде размягчает.

        Длинное время меж тем коротают они в разговорах, —

        Времени и не видать. Находилась кленовая шайка

        В хижине их, на гвозде за кривую подвешена ручку.

655 Теплой водой наполняют ее, утомленные ноги

        В ней отдохнут. Посредине — кровать, у нее ивяные

        Рама и ножки, на ней — камышовое мягкое ложе.

        Тканью покрыла его, которую разве лишь в праздник

        Им приводилось стелить, но была и стара, и потерта

660 Ткань, — не могла бы она ивяной погнушаться кроватью.

        И возлегли божества. Подоткнувшись, дрожащая, ставит

        Столик старуха, но он покороче на третью был ногу.

        Выровнял их черепок. Лишь быть перестал он покатым —

        Ровную доску его они свежею мятой натерли.

665 Ставят плоды, двух разных цветов, непорочной Минервы,[382]

        Осенью сорванный тёрн, заготовленный в винном отстое,

        Редьку, индивий-салат, молоко, загустевшее в творог,

        Яйца, легко на нежарком огне испеченные, ставят.

        В утвари глиняной все. После этого ставят узорный,

670 Тоже из глины, кратер и простые из бука резного

        Чаши, которых нутро желтоватым промазано воском.

        Тотчас за этим очаг предлагает горячие блюда.

        Вскоре приносят еще, хоть не больно-то старые, вина;

        Их отодвинув, дают местечко второй перемене.

675 Тут и орехи, и пальм сушеные ягоды, смоквы,

        Сливы, — немало плодов благовонных в разлатых корзинах,

        И золотой виноград, на багряных оборванный лозах.

        Свежий сотовый мед посередке; над всем же — радушье

        Лиц, и к приему гостей не худая, не бедная воля.

680 А между тем, что ни раз, опорожненный вновь сам собою, —

        Видят, — наполнен кратер, вино подливается кем-то!

        Диву дивятся они, устрашились и, руки подъемля,

        Стали молитву творить Филемон оробелый с Бавкидой.

        Молят простить их за стол, за убогое пира убранство.

685 Гусь был в хозяйстве один, поместья их малого сторож, —

        Гостеприимным богам принести его в жертву решили.

        Розов крылом, он уже притомил отягченных летами, —

        Все ускользает от них; наконец случилось, что к самым

        Он подбегает богам. Те птицу убить запретили.

690 «Боги мы оба. Пускай упадет на безбожных соседей

        Кара, — сказали они, — но даруется, в бедствии этом,

        Быть невредимыми вам; свое лишь покиньте жилище.

        Следом за нами теперь отправляйтесь. На горные кручи

        Вместе идите». Они повинуются, с помощью палок

695 Силятся оба ступать, подымаясь по длинному склону.

        Были они от вершины горы в расстоянье полета

        Пущенной с лука стрелы, назад обернулись и видят:

        Все затопила вода, один выдается их домик.

        И, меж тем как дивятся они и скорбят о соседях,

700 Ветхая хижина их, для двоих тесноватая даже,

        Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,

        Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,

        Двери резные висят, золоченым становится зданье.