Метаморфозы - Публий Назон

        И не замедлил Эгид[355]: Миноиду похитив, направил

175 К Дии свои паруса, где спутницу-деву, жестокий,

        Бросил на бреге, но к ней, покинутой, слезно молящей,

        Вакх снизошел и обнял ее, чтобы вечные веки

        Славилась в небе она, он снял с чела ее венчик

        И до созвездий метнул; полетел он воздушным пространством,

180 И на лету в пламена обращались его самоцветы.

        Остановились в выси, сохраняя венца очертанье,

        Близ Геркулеса[356] со змеем в руке и с согбенным коленом.

        Дедал[357], наскучив меж тем изгнанием долгим на Крите,

        Страстно влекомый назад любовью к родимым пределам,

185 Замкнутый морем, сказал: «Пусть земли и воды преградой

        Встали, зато небеса — свободны, по ним понесемся!

        Всем пусть владеет Минос, но воздухом он не владеет!»

        Молвил — и всею душой предался незнакомому делу.

        Новое нечто творит, подбирает он перья рядами,

190 С малых начав, чтоб за каждым пером шло другое, длиннее, —

        Будто неровно росли: все меньше и меньше длиною, —

        Рядом подобным стоят стволы деревенской цевницы:

        Ниткой средину у них, основания воском скрепляет.

        Перья друг с другом связав, кривизны незаметной им придал

195 Так, чтобы были они как у птицы. Присутствовал рядом

        Мальчик Икар; он не знал, что касается гибели верной, —

        То, улыбаясь лицом, относимые веющим ветром

        Перья рукою хватал; то пальцем большим размягчал он

        Желтого воска куски, ребячьей мешая забавой

200 Дивному делу отца. Когда ж до конца довершили

        Дедала руки свой труд, привесил к крылам их создатель

        Тело свое, и его удержал волновавшийся воздух.

        Дедал и сына учил: «Полетишь серединой пространства!

        Будь мне послушен, Икар: коль ниже ты путь свой направишь,

205 Крылья вода отягчит; коль выше — огонь обожжет их.

        Посередине лети! Запрещаю тебе на Боота

        Или Гелику[358] смотреть и на вынутый меч Ориона.

        Следуй за мною в пути». Его он летать обучает,

        Тут же к юным плечам незнакомые крылья приладив.

210 Между советов и дел у отца увлажнялись ланиты,

        Руки дрожали; старик осыпал поцелуями сына.

        Их повторить уж отцу не пришлось! На крыльях поднявшись,

        Он впереди полетел и боится за спутника, словно

        Птица, что малых птенцов из гнезда выпускает на волю.

215 Следовать сыну велит, наставляет в опасном искусстве,

        Крыльями машет и сам и на крылья сыновние смотрит.

        Каждый, увидевший их, рыбак ли с дрожащей удою,

        Или с дубиной пастух, иль пахарь, на плуг приналегший, —

        Все столбенели и их, проносящихся вольно по небу,

220 За неземных принимали богов.[359] По левую руку

        Самос Юнонин уже, и Делос остался, и Парос;

        Справа остался Лебинт и обильная медом Калимна.

        Начал тут отрок Икар веселиться отважным полетом,

        От вожака отлетел; стремлением к небу влекомый,

225 Выше все правит свой путь. Соседство палящего Солнца

        Крыльев скрепление — воск благовонный — огнем размягчило;

        Воск, растопившись, потек; и голыми машет руками

        Юноша, крыльев лишен, не может захватывать воздух.

        Приняты были уста, что отца призывали на помощь,

230 Морем лазурным, с тех пор от него получившим названье.[360]

        В горе отец — уже не отец! — повторяет: «Икар мой!

        Где ты, Икар? — говорит, — в каком я найду тебя крае?»

        Все повторял он: «Икар!» — но перья увидел на водах;

        Проклял искусство свое, погребенью сыновнее тело

235 Предал, и оный предел сохранил погребенного имя.[361]

        Но увидала тогда, как несчастного сына останки

        Скорбный хоронит отец, куропатка-болтунья в болоте,

        Крыльями бить начала, выражая кудахтаньем радость, —

        Птица, — в то время одна из невиданной этой породы, —

240 Ставшая птицей едва, постоянный укор тебе, Дедал!

        Судеб не зная, сестра ему поручила наукам

        Сына учить своего — двенадцать исполнилось только

        Мальчику лет, и умом способен он был к обученью.

        Как-то спинного хребта рассмотрев у рыбы приметы,

245 Взял он его образцом и нарезал на остром железе

        Ряд непрерывный зубцов: открыл пилы примененье.

        Первый единым узлом связал он две ножки железных,

        Чтобы, когда друг от друга они в расстоянии равном,

        Твердо стояла одна, другая же круг обводила.

250 Дедал завидовать стал; со священной твердыни Минервы

        Сбросил питомца стремглав и солгал, что упал он. Но мальчик

        Принят Палладою был, благосклонной к талантам; он в птицу

        Был обращен и летел по воздуху, в перья одетый.

        Сила, однако, ума столь быстрого в крылья и лапы

255 Вся перешла; а прозванье при нем остается былое.

        Все-таки в воздух взлететь куропатка высоко не может,

        Гнезд не свивает себе на ветвях и высоких вершинах;

        Низко летает она и кладет по кустарникам яйца:

        Высей страшится она, о падении помня давнишнем.

260 Был утомленный уже Этнейскою принят землею[362]

        Дедал; защиты молил, — и мечом оградил его Кокал:

        Милостив к Дедалу был. Уже перестали Афины

        Криту плачевную дань выплачивать, — слава Тезею!

        Храмы — в венках, и народ к ратоборной взывает Минерве,

265 И Громовержцу-отцу, и к прочим богам, почитая

        Кровью обетною их, дарами и дымом курильниц.

        Распространила молва перелетная имя Тезея

        По Арголиде по всей, и богатой Ахайи народы

        Помощи стали молить у него в их бедствии тяжком.

270 Помощи стал Калидон[363] умолять, хоть имел Мелеагра.

        Полный тревоги, просил смиренно: причиной же просьбы

        Вепрь, был, — Дианы слуга и ее оскорбления мститель.

        Царь Оэней, говорят, урожайного года начатки

        Вышним принес: Церере плоды, вино же Лиэю[364],

275 Сок он Палладин возлил белокурой богине Минерве.[365]

        Эта завидная честь, начиная от сельских, досталась

        Всем олимпийским богам; одни без курений остались,

        Как говорят, алтари обойденной Латониной дщери.

        Свойственен гнев и богам. «Безнаказанно мы не потерпим!

280 Пусть нам почтения нет, — не скажут, что нет нам отмщенья!» —

        Молвит она и в обиде своей на поля Оэнея

        Вепря-мстителя шлет: быков столь крупных в Эпире

        Нет луговом, не увидишь таких и в полях сицилийских.

        Кровью сверкают глаза и пламенем; шея крутая;

285 Часто щетина торчит, наконечникам копий подобно, —

        Целой оградой стоит, как высокие копья, щетина.

        Хрюкает хрипло кабан, и, кипя, по бокам его мощным

        Пена бежит, а клыки — клыкам подобны индийским,

        Молния пышет из уст: листва от дыханья сгорает.

290 То в зеленях он потопчет посев молодой, то надежду

        Пахаря — зрелый посев на горе хозяину срежет.

        Губит хлеба на корню, Церерину ниву. Напрасно

        Токи и житницы ждут обещанных им урожаев.

        С длинною вместе лозой тяжелые валятся гроздья,

295 Ягоды с веткой лежат зеленеющей вечно маслины.

        Буйствует он и в стадах; уже ни пастух, ни собака,

        Лютые даже быки защитить скотину не могут.

        Люди бегут и себя в безопасности чувствуют только

        За городскою стеной. Но вот Мелеагр и отборных

300 Юношей местных отряд собираются в чаянье славы:

        Два близнеца,[366] Тиндарея сыны, тот — славный наездник,

        Этот — кулачный боец; Ясон, мореплаватель первый,

        И с Пирифоем Тезей, — сама безупречная дружба, —

        Два Фестиада, Линкей, Афарея потомок,[367] его же

305 Семя — проворный Идас и Кеней[368], тогда уж не дева,[369]

        Нравом жестокий Левкипп и Акаст, прославленный дротом,