Смерть пахнет сандалом - Мо Янь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Громкий стук в ворота напугал ослепленную любовью Сунь Мэйнян до полусмерти. Она метнулась в дом и торопливо оделась. Обувь надевать было некогда, и она, ступая своими большими босыми ногами по мокрой от росы земле, подбежала к воротам и, схватившись за сердце, дрожащим голосом спросила:
– Кто там?
Она так надеялась на чудо, так надеялась, что ее искренность настолько тронула Небо и Землю, что боги бросили красную нить человеку, который у нее на сердце. И вот он сам пришел к ней по лунной дорожке. Она чуть не упала на колени в надежде, что мечта сбылась. Однако из-за ворот донесся тихий ответ:
– Мэйнян, открой…
– Кто ты?
– Дочка, это я, твой отец!
– Отец? Как ты здесь очутился посреди ночи?
– Не спрашивай, у отца беда стряслась, быстрее открывай!
Она лихорадочно отодвинула засов и открыла ворота. Те заскрежетали, и в них тяжело ввалился ее отец, знаменитый на весь родной край актер Сунь Бин.
При лунном свете Мэйнян увидела, что лицо отца было в крови. От бороды, хоть и не победившей в недавнем состязании, но все же роскошной, осталось лишь несколько волосков, завивавшихся на кровавом пятне во всю нижнюю челюсть.
– Отец, что случилось?
Она разбудила Сяоцзя и устроила отца на кане, раздвинула палочками сомкнутые челюсти и влила в них полчашки холодной воды. Только тогда отец пришел в себя. Очнувшись, он тут же стал ощупывать подбородок, потом заскулил, горько, как обиженный мальчик. С подбородка капала кровь, оставшиеся от бороды волоски липли к коже. Мэйнян состригла их ножницами, зачерпнула из корчаги горсть муки и засыпала рану. Лицо отца совершенно преобразилось, став похожим на морду неизведанного зверя.
– Кто же так разуделал тебя?
Заплаканные глаза отца сверкнули зелеными искорками. Заходили желваки на щеках, заскрипели зубы.
– Это он, наверняка он. Он же и выдрал мне бороду… Но зачем? Он и так победил, почему было не оставить меня в покое? Он же перед всеми объявил мне прощение, зачем втихую наносить удар в спину? Жестокий разбойник злее ядовитого скорпиона…
Теперь Мэйнян почувствовала, что раз и навсегда избавилась от любовной тоски. При воспоминании о том, как она теряла голову последние несколько месяцев, душу охватил стыд и сожаление. Будто она вошла в сговор с Цянь Дином, чтобы вырвать отцу бороду. Ты, начальник Цянь, поистине коварен! Это ты называешь справедливостью и милостью? Какой из тебя великодушный отец народа? Ты – безжалостный бандит! Меня извел так, что я ни на что не похожа. Из-за такого человека я довела себя до полного изнеможения? Но тебе не следовало так зло обходиться с моим отцом – человеком, который уже признал себя побежденным. Ты перед всеми помиловал его, растрогал меня так, что я встала перед тобой на колени, разбил мне сердце, а также завоевал себе добрую славу человека искреннего и прямодушного, но в душе ты не оставил отца в покое. Скотина ты, зверь в человечьем облике, как я могла так потерять из-за тебя голову? Ты представляешь, какой жизнью я жила последние несколько месяцев? Ото всех этих мыслей Мэйнян ощутила нестерпимую скорбь и гнев. Эх, Цянь Дин, ты лишил моего отца бороды, а я лишу тебя твоей собачьей душонки.
6
Мэйнян тщательно отобрала две собачьи ноги пожирнее, почистила их, положила в булькающий котел со старым отваром и стала варить мясо. Для пущего аромата добавила в котел пряностей. За огнем она следила сама, сначала варила на большом огне, потом на медленном. Аромат собачатины стал слышен на улице. На него прибежал завсегдатай лавки лопоухий Люй Седьмой и заколотил в дверь:
– Большеногая фея, а большеногая фея, каким ветром расчистило небо? Ты, что ли, снова взялась собачатину готовить? Сперва закажу одну ногу…
– Ногу мамаши своей закажи! – громко выругалась Мэйнян, постучав ложкой по краю котла. Ночью она превратилась в прежнюю «собачатинную Си Ши», которая в радости смеялась, а в гневе бранилась. Чарующая нежность тех времен, когда она тосковала о Цянь Дине, улетучилась неизвестно куда. Она съела чашку каши с собачьей кровью да плошку собачьих потрохов, потом почистила зубы солью мелкого помола, прополоскала рот чистой водой, причесалась и умылась, наложила свинцовые белила и румяна, скинула старую одежду и надела новую, перед зеркалом намочила и пригладила волосы, на висок приспособила красный бархатный цветок. Глянула на себя мельком: смотрюсь изысканно и привлекательно. Собственная внешность ее пленила, в душе вдруг снова всколыхнулась прежняя нежность. Разве так идут убивать? Так идут красоваться. Собственная мягкотелость ужасно напугала ее, и она торопливо перевернула зеркало и крепко стиснула зубы, чтобы в груди загорелся огонь ненависти. Дабы укрепить решимость и веру в себя, она специально прошла в восточную комнату посмотреть на подбородок отца. Мука в его чертах уже подсохла, от него несло кислятиной, вокруг раны роились мухи. От этой картины стало тошно во рту и больно на сердце. Взяв щепку, Мэйнян потыкала в подбородок отца, он промычал что-то во сне, проснулся от боли, раскрыл отекшие глаза и растерянно уставился на нее.
– Отец, ну вот скажи, – начала она ледяным тоном, – что ты делал в городе за полночь?
– С девочками развлекался, – откровенно ответил отец.
– Не от их ли мухогонок ты бороды лишился? – проговорила она, издевательски сплюнув.
– Нет, с ними все было хорошо, как они могли мне бороду вырвать? Вот когда я оттуда вышел – ведь это заведение в проулке позади управы, – выскочил какой-то человек с закрытым лицом. Он сбил меня с ног, а потом вырвал бороду!
– Он один смог вырвать тебе всю бороду?
– Он боевыми искусствами владеет мастерски, к тому же я был пьян.
– А почему ты решил, что это он?
– У него на подбородке был черный мешочек, – убежденно заявил отец. – Такие носят лишь те, у кого хорошие бороды.
– Ладно, пойду мстить
