Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

Саксонский, реформаторы предложили перемены в военной системе, которые могли бы поддержать более позитивную психологию. Мориц Саксонский выдвигал гипотезу о роли надежды в боевом духе и способности вынести военную жизнь. «Надежда [lesperance] заставляет людей терпеть все трудности и постоянно бороться за достижение своей цели. Лишая человека надежды, пусть даже отдаленной, вы лишаете его самой души» [Саксонский 2009: 38; Saxe 2002: 101]. В 1748 году анонимный автор призывал офицеров поддерживать в головах военных обнадеживающие мысли:

Для человека все есть мнение. Это принцип его счастья или несчастья, а также смелости или слабости. Поместите в его разум благородные и приятные идеи, которые поощряют его надежды, и он произведет всевозможные чудеса; нельзя переусердствовать, делая все возможное, чтобы избежать омрачения его воображения из-за страха несчастного будущего, которое уже слишком сильно беспокоит его разум[219].

Реформаторы утверждали, что лучший способ укрепить надежду, уверенность и мотивацию – это предоставить конкретные возможности признания, поощрения и продвижения в воинских званиях, основанные на достойном поведении и службе. Мориц Саксонский верил, что надежда появится после законодательного регламентирования надлежащего жалованья и системы продвижения по заслугам. Он утверждал, что человек должен чувствовать, что «ревностной службой он может добиться [parvenir] чинов и денег» [Саксонский 2009: 38; Saxe 2002: 101]. Шевалье де Монто предложил систему поощрения рядовых солдат, что было относительным новшеством для французской армии, в которой значительные вознаграждения и поощрения полагались лишь офицерам[220]. Он заявлял, что при вручении в торжественной обстановке символическая ценность таких наград будет выше, даже если сами объекты имеют низкую денежную стоимость – например, маленькое золотое кольцо, лента или бумажный сертификат с именем солдата[221]. С учетом высоких показателей дезертирства в армии в XVIII веке подобная система даст простым солдатам, которые с наибольшей вероятностью могут дезертировать, возможность почувствовать гордость и честь, что до этого было доступно через узаконенные награды лишь офицерам.

Несправедливость военной системы, лишавшая солдат надежды, гордости и чести, могла быть менее угнетающей, будь условия лагерной жизни более сносными. Однако, по мнению многих реформаторов, условия, в которых офицеры из бедного дворянства и солдаты жили на фронте, можно было описать как жалкие. И действительно, misere, «страдание», было их самым распространенным описанием. В то время как наиболее состоятельные офицеры-аристократы наслаждались роскошным обедом из нескольких блюд, поданным на красивых серебряных тарелках,

…бедное дворянство не могло поддерживать свое существование за счет того, что дает им король; в действительности большинство этих офицеров не имеет достаточно средств, чтобы заплатить обслуге, и многие в некоторых гарнизонах могут лишь поесть в таверне днем, а ужина вовсе не имеют, но не потому, что их желудки в нем не нуждаются[222].

Если офицеры из мелкого дворянства страдали от подобных лишений, остается лишь представлять, в каких условиях жили рядовые. Хорошо известно, что солдаты голодали, не имели достаточной одежды и обуви и зачастую были вынуждены спать на открытом воздухе независимо от погоды, на тонких соломенных циновках, зараженных паразитами. Многие солдаты едва проживали месяц из-за тяжелых условий найма, так огорчавших сержанта Буше, чьи слова приводились выше. Шарль де Маттеи, маркиз де Вальфон (1710–1786), писал в своих “Souvenirs” («Воспоминаниях»):

…мы набираем в глухих провинциях; в феврале и марте мы собираем 20 000 юношей со всего королевства; плохо одетых, испуганных [accables] долгой дорогой, мы отправляем их в армию, где без предупреждения выдаем униформы погибших солдат… самые сильные держатся до апреля или мая, когда по-прежнему холодные ночи вскоре отправляют их к почившим товарищам [Mattei 1860: 328].

Душераздирающие мемуары графа де Мельфора, о котором шла речь во второй главе этой книги, описывали общую трагическую историю бесконечного унижения, которое испытывали такие солдаты[223]. Мельфор также говорил о разрушении социальных связей между офицерами и их солдатами, отмечая, как и остальные реформаторы, что эмоции военного времени были напрямую связаны с тем, как с солдатом обращались сослуживцы. В этих мемуарах обсуждение эмоций на войне позволяло выдвинуть мощное обвинение социального насилия и предрассудков французского общественного порядка, которые наблюдались в армии. Анонимный автор описывал положение солдат и их страдания из-за презрения, проявляемого вышестоящими лицами в военном и социальном плане:

Неуверенность в своем будущем, обрушившееся презрение, повергают их в отчаяние, которое разбивает в болезни или вынуждает дезертировать. Подобное плохое отношение разрушает ту малую благорасположенность, которую они могли иметь. Какой службы мы можем ожидать от таких солдат?[224]

В мемуарах от 1771 года месье де Фовиль схожим образом осуждал социальное насилие и призывал к полной переоценке французского солдата во имя человечества и patrie (отечества):

Позвольте нам гуманно решить судьбу этих несчастных солдат. Позвольте решить: он человек, полезный для интересов patrie, уважаемый за свою гуманность, защитник государства и сторонник принца; или он лишь существо, созданное для наших капризов [menusplaisirs], амбиций, испытаний и невзгод, а также скелет для анатомических экспериментов? Если этот солдат действительно полезен для интересов государства, для чести patrie и человечества, не должны ли мы заботиться о нем больше? Было бы невозможно работать слишком много или уделять слишком много внимания всему, что способствует его сохранению, здоровью и счастью. Он человек, у которого больше чести и опыта, чем у многих мужчин [дворянского] сословия, под управление которых его поставила судьба. Я видел множество храбрых офицеров, которые слушают с удовольствием и получают пользу от их советов; я могу назвать несколько качеств их ума и проницательной мысли[225].

Фовиль призывал своих сверстников-дворян пробудить свою гуманность и направить ее на солдат, признать в них достоинство, неотъемлемое для человеческого рода. Таким образом он подчеркивал негуманность их социальных предрассудков и внушал, что такое поведение непатриотично. Более того, подчеркивая пользу солдат и иногда превосходящие способности и опыт в роли защитников государства, Фовиль ассоциативно ставил их на уровень noblesse depee и считал солдат более эффективными в способности платить налог кровью, Vimpôt du sang. Вернувшись к исходной точке и предложив пример успеха, к которому могут привести конструктивные эмоции на войне, Фовиль утверждал, что Мориц Саксонский и другие великие полководцы проявляли гуманность, искренне заботясь о своих солдатах во всем вплоть до мелочей. «В какой именно помощи он когда-либо отказывал своим солдатам? – спрашивал Фовиль. – Разве он не уделял внимание даже мельчайшим деталям?»[226] Солдаты проявляли к Морицу Саксонскому ту же человечность,

… все желали чести и славы, чтобы их ценность сверкала в глазах генерала, которого