Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

соберёмся за вином и сыром вечерком, и я вам всё расскажу… - и тут он видит в конце стола фон Готта и Кляйбера и кивает на них. – Или они пусть расскажут. Они были в замке со мной от начала и до конца.

Фон Готт сидит, под взглядами старших товарищей аж покраснел от удовольствия, старается вид держать гордый, а вот бывший кавалерист, видно, впервой оказавшись за одним столом со старшими офицерами, под десятками глаз так едва голову в плечи не втягивал. А потом генерал и заканчивает:

- Я собрал вас, чтобы обсудить другой вопрос, - и после он поднимается, - а пока выпьем за тех, кто отдал Богу душу, стоя с нами плечом к плечу.

Они выпили за храброго мальчишку фон Флюгена, а тут пришло время, и слуги стали разносить первое за обед блюдо. Первым блюдом шла простая, деревенская еда, не чета тому, чем его потчевала принцесса в своём дворце. То была жареная свинина, свиная шея и грудинка. Куски были большие, горячие, с жиром и хорошо прожаренные, к каждому куску полагалась хорошая ложка коричневого жареного лука. Мясу господа были рады, расходилось по тарелкам оно быстро. Все начали есть, генерал тоже ел, и как стали люди насыщаться, генерал и говорит, как бы ни к кому не обращаясь:

- А слышали ли вы, господа, про злоключение моей сестры в Малене?

Конечно, они слышали, это было событие, на всё графство погремевшее и всех собравшихся, хоть и опосредованно, но касавшееся. Каждый что-то хотел сказать, но за всех высказался полковник Роха:

- Нелюди, подлецы… Надобно узнать, кто это всё устроил, и вырезать выродков.

И то было не мнение одноногого пьяницы, то было мнение всех собравшихся. И генерал, глядя на своих людей, видел, что они думают точно так же. Потому… потому что они, его люди, проживали вместе и могли считать, что так или иначе принадлежат к фамилии Эшбахта. Люди эти уже много лет носили шарфы серебра с лазурью, иной раз надевали их, просто отправляясь с жёнами в поездку за покупками в Мален. Они давно ходили под черным вороном и не мыслили себя в других местах, так как тут были их дома, тут рождались их семьи и росли их дети. И росли они отнюдь не в нищете. У многих жёны были из Малена, тут были их родственные связи, а ещё любой из его офицеров мог рассчитывать на защиту и помощь барона в случае надобности. Они знали о том. Да, знали, потому что эти люди давно сложились в воинскую корпорацию Эшбахта. Сплочённую и известную во всех ближних землях. А он был главой этой корпорации. И посему его офицеры нападение на графа и графиню воспринимали как нападение на кого-то из своих, из близких. И то, что до того никто из его людей ни словом ни обмолвился об этом деле, пока барон сам о том не заговорил, ровным счётом ничего не значило. Офицеры просто ждали, пока он, как старший в фамилии, начнёт этот разговор.

- Наказать всех причастных.

- Без всякой жалости.

- Всех их, всех причастных Маленов на копья поднять.

Говорили то его офицеры. И то была не пустая похвальба пьяниц в трактире, то говорили люди, заматеревшие в кровавых делах и не привыкшие бросать слова на ветер. И как бы подытоживая все эти возгласы, слово взял старший из них, да ещё и родственник барона, полковник Рене:

- Дело это преотвратное. Нападать на чадо и жену благородную без войны и повода объявленного, только для смертоубийства, – последнее из всех подлых дел. Не можем мы оставить такое на чужой суд, судить должны сами. И пусть корысти нам от той войны не будет никакой, а наоборот, будут лишь потери и издержки, оставить сию подлость без ответа мы не вправе, – и он добавил потом: – Да и жена моя из дома меня погонит, если за родственницу не вступлюсь. И права будет.

«А родственничек хорошо сказал. Всё правильно изложил».

И офицеры с тем были согласны, они кивали головами: да, всё так, всё верно.

«На что дурачьё из Маленов рассчитывало, когда злодейство своё затевало? На то, что герцог за них заступится опять? Ну что же, посмотрим, на чьей стороне будет Его Высочество».

И когда все уже расходились, он остановил из своих офицеров не самого опытного. То был молодой ротмистр Рудеман.

- Ротмистр, - начал Волков так, что никто иной его не слыхал, – соберите два десятка людей, пусть десяток будет из мушкетёров, десяток из стариков; плачу как за добрую работу, вам жалование капитанское пойдёт; пусть снарядятся полным доспехом и железом, до рассвета с людьми будьте у меня, если у кого нет коней, так пусть заранее придут, возьмут с моих конюшен.

- Резать кого будем, - сразу догадался Генрих Рудеман. При том он зловеще ухмылялся.

- Рано ещё резать, сначала нужно произнести рекогносцировку, выяснить, кого резать, а кого просто придушить тихонечко, - успокоил его командир, - то для моей охраны, в Мален поедем.

- Всё сделаю, господин генерал, – заверил его ротмистр. - Не беспокойтесь, сейчас же людей подберу, до утра все будут у вас.

Глава 24

Главное было сделано, от своих людей он услыхал то, что хотел услышать. Замок бы ещё достроить. Но пока такой возможности у генерала не было.

«Чёртовы деньги, всю жизнь их не хватает!».

Потом они стали говорить о случившемся, и Волков понял, что сами офицеры и прочие его люди о случившемся знают мало. Всё с чужих слов. А вот кто молчал за столом, так это Фриц Ламме и его дружок. Молчат да по оглядываются на говоривших. Слушают. Ну да, им по не по чину лезть вперёд офицеров, но тут барону стало казаться, что они знают несколько больше остальных. И он стал ждать, когда с Сычом можно будет поговорить. И ждать ему пришлось три смены блюд, то есть до конца обеда. И лишь когда офицеры стали расходиться, он и добрался до своего коннетабля и его помощника. Правда, к нему стали проситься Ёган и Кахельбаум, у них были отчёты, мысли всякие, а ещё целый список неотложных дел: и по хранению зерна нового урожая, который уже не за горами, и по ремонту пирсов в Амбарах, и