Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский

по постройке моста через овраг, перегораживавший удобную дорогу, ведущую к замку, и по другим неотложным тратам, которые требовали его утверждения. Но им он отказал:

- Не сегодня, господа. Завтра с утра приходите.

Офицеры ушли, а Сыч, оставив жену одну в конце стола, наконец присел возле генерала, тут же был и его помощник. И сразу начал говорить:

- Меня-то в Малене уже знают, примелькался я, так вот, решил я сразу после этого дела послать туда его, - он кивает на Ежа. – Ну и Еж туда поехал тут-же, кое-что разузнал, вот, значит… Есть там такое место, «У пьяной вдовы»…

- Грязное место, - вспомнил Волков кабак у западных ворот Малена.

- Ага, место паскудное, всякая сволочь со всей коммуны святого Андрея туда собирается. А ещё и из-за стены, из западных посадов всякая пьянь туда ходит, воры, игроки… - продолжал Сыч. – И вот как раз тогда, когда всё случилось, поселились там шесть мужичков, все опасные, все при железе, приезжие. И вот они там жили, а к ним приходили ещё двое, и старшего из них звали Камбер.

- Камбер, - поправляет его Еж, и добавляет: – Он с запада, из-за реки, у него этот западный акцент был.

- Ага, ну да… - Фриц Ламме хочет продолжить, но Волков его останавливает. – Подожди-ка, Фриц, – он обращается к Ежу: – Ты рассказывай.

Сыч был явно разочарован, но с бароном спорить желания у него не было, а вот на своего помощника Ламме посмотрел взглядом нехорошим: ну ладно, говори, говори, раз господин велел.

И Ёж продолжил:

- Ну, я сразу подумал, что те лихие люди где-то должны были жить, не на день же они приехали, и прошёлся по трактирам, поспрашивал у прислуги. Вот и узнал про этих шестерых, но и про ещё двоих, а этот Камбер, он у них был старший, но и это ещё не все люди. К этим шести ещё четверо приходили, они в другом трактире жили и жаловались, что там всё дороже…

- Это лакеи трактирные слыхали? – догадался Волков.

- Именно так господин, разносчики. И ещё… - тут Ёж сделал паузу, как бы добавляя важности следующим словам, - те, что приходили к тем шестерым, что жили в трактире, меж собой рассуждали, сколько будет идти письмо до Вильбурга. И что будет быстрее – отправить письмо нынче или самому поехать в Вильбург через день или два.

- Думаешь, они из Вильбурга были? – рассуждает вслух генерал.

- Ну, что знаю, то сказал вам, – отвечает помощник коннетабля. – А думать тут можно что угодно.

Волков глядит на него некоторое время – барон давно замечал, что помощник Сыча вполне смышлён, просто в тени своего начальника теряется обычно, – а потом и спрашивает у него этак задумчиво:

- Ёж, Ёж… Не помню имени твоего. Как же тебя звать? Как крестили тебя по рождению?

- Меня? – удивился поначалу тот.

- Тебя, тебя.

- Звать меня Герхард, так меня при рождении окрестили.

- Хе-хе-хе… - вдруг засмеялся Сыч. – Вот чудо какое… Ей-Богу, ну пьян же дурак… Хе-хе… Герхард, – Ламме трясёт головой. - Ну какой же ты Герхард? Ты мне про себя как раньше говорил?

- Как бы ни говорил ранее, а зовут меня Герхард Альмстад из Гровена. Так в крестильной книге в соборе святого Андрея, что в городе Гровен, обо мне писано, – важно говорит Ёж.

- Вот, - Сыч трясёт пальцем, как бы угрожая ему. – Я всегда чуял, что ты человек непростой. Думал, деньги получает, а живёт в углу у бабки старой, вина пьёт немного, к бабе к одной ходит, но и её подарками не избаловал, одёжу – и то покупает ношеную и башмаки подолгу носит, - он глядит на Волкова, - куда, думаю, он деньги девает, копит, что ли? Куда копит? Непонятно было, вот и гадал я, что за человек со мной столько лет рядом, – и он уже оборачивается к своему помощнику. – Куда деньгу-то складываешь?

- Сестре отсылаю, племянникам, - отвечает Ёж, ставший вот так вот в одночасье Герхардом Альмстадом.

Фриц опять трясёт головой, он удивлён.

- Вот так вот, экселенц, живёшь, живёшь, а потом раз – и всё меняется в мгновение ока. Я думал, он закапывает деньги, а он семье отсылает. И молчал же столько лет, – кажется, Сыч даже обижается на своего подчинённого. – Дать бы тебе, умнику, по рогам пару раз.

Но Волкову, кажется, всё равно, как зовут этого человека, у него, кажется, родилась насчёт того мысль, и он, немного подумав, спрашивает:

- А что же в городе говорили про нападение на графиню? Что бюргеры болтали?

- Ну, - Альмстад разводит руками, как будто чего-то нового узнать от горожан он и не думал. – Говорят, то Малены устроили, говорят, что Эшбахт такого им не простит, все уверены, что резня будет, - и он добавляет: - Если вас герцог не приструнит.

«… если герцог не приструнит».

А людишки-то городские правы, правы. Он опять думает немного и потом говорит:

- Ты, Герхард, езжай в Мален. И вот что узнай. В ту же ночь на дом Кёршнеров люди дерзкие нападали, Кёршнеры всю ночь отбивались от нападавших, из аркебуз палили, шум стоял на весь город, так вот… Узнай, почему стража городская на помощь Кёршнерам не пришла.

Ёж кивает головой: понял. И лишь уточняет:

- Сейчас ехать?

- Сейчас. Я завтра там буду, у Кёршнеров меня найдёшь.

Ёж тут же поднялся и хотел, кажется, уйти вместе с Сычом, может, что обсудить думал с ним, но Фриц говорит ему довольно грубо:

- Иди-иди, Герхард из Гровена, делай, что тебе велено, нечего меня ждать, у меня дела.

Кажется, коннетабль был зол на своего помощника, что хранил от него свою тайну. И когда тот ушёл, он, глядя ему вслед, заметил:

- Не иначе зарезал кого-то подлец в своём Гревене, вот и держал себя в тайне. Семье он деньги отсылает, видите ли… Брешет, поди… Ни разу про ту семью до сих пор не заикался даже, а тут на тебе, здрасьте, семья у него, оказывается, есть…

- Угомонись ты, наконец, - говорит ему Волков усмехаясь, хотя генералу понятно негодование Ламме. Ну как же… Они с Ежом были почти неразлучны последние годы, на Ежа Фриц оставлял дела,