Полное собрание творений - Старец Иосиф Исихаст

звонил и возбуждал в тебе любопытство, чтобы оглянуться и увидеть [праведного]. Это невещественный дар Божий. Почему [благодать] назвали благодатью? Потому что ее нельзя увидеть, или ограничить, или представить, или определить ее цвет. Божий дар. Невыразимое, и непостижимое, и многобогатое чудо.

Поэтому Господь, истинный Бог, ходя по дорогам, казался таким же, как остальные люди. Говорили: «Он ест и пьет»[195]. Он был прозван обманщиком и бесноватым.

И сегодня, если кто заговорит о благодати, об очищении внутреннего человека, считается обманщиком. Сразу слышишь: «Он прельщенный!»

И у людей совершенно исчезло из ума понятие о том, что нужно позаботиться о внутренности чаши, как нам говорит Господь[196].

Итак, это вкратце, одна капля из [всего] моря, и написано тебе, сестра моя, не по какой иной причине, а потому как ты пишешь, что видишь ошибки монахов и нет у тебя к ним благоговения. Однако я не хочу, чтобы ты так писала, ибо ты — член [тела][197], подобный им, и не можешь быть совершенно избавлена от упрека.

Должна и ты пройти через огонь и воду, чтобы так явилось твое достоинство: какой чести ты удостоилась от Господа, а не от людей.

Люди не умеют правильно оценивать. Нужно, чтобы дал нам оценку Сам Подвигоположник, Который предлагает подвиги, устанавливает правила битвы, дарит силу, укрощает [наших] противников, венчает подвижников, награждает славой.

И этому нелегко научиться со слов, если сам не войдешь в печь испытания, и невозможно это понять, если этого не вкусишь. Итак, смири свое мудрование и не думай, что это легко испытать и познать.

Письмо 43-е

Благоволением Божиим вот и снова, золотая моя сестра, говорю я с тобой посредством чернил и бумаги. На Святой Горе я нахожусь уже более пятнадцати дней. И прежде чем уехать из Фессалоники, я тебе написал письмо. Также я тебе послал святые иконы. И одну полную корзиночку. Только забыл, что я туда положил. Думаю, что чай и фундук — благословение для детей. Возьмешь это у Вероники в монастыре Мелетии[198]. Хотя тебе это уже, наверное, передали.

Так вот, поскольку ты медлила с письмом, то когда я выезжал, не стал тебе писать, чтобы вы приехали в Фессалонику, думая, что вы можете задержаться, тогда как я спешил обратно. Поэтому я нарушил обещание. Если захочет Бог, в другой раз вы увидите меня, а я увижу вас. Как устроит Господь. Сейчас прошу тебя об одном: прояви терпение в искушениях.

О деньгах за святые иконы не беспокойся. Когда они у тебя будут, тогда их и пришлешь вместе с платой за другую икону, Трех Святителей. Сейчас ее пишут и скоро закончат. И пожалуйста, не проси других денег у той женщины, если она бедна, — может быть, у нее нет. А я здесь позабочусь и устрою, как хочет Господь. Хотелось бы только, чтобы она прислала для поминовения [имена] своих умерших родителей.

И другая женщина, если хочет икон, пусть даст знать и пришлет деньги, а я закажу, поскольку мне это не составляет труда и я оказываю этим помощь пустынникам. И они, в свою очередь, оказывают другую помощь мне. Здесь не выгода, а исполнение любви, по слову Господа: «Да любите друг друга»[199].

Ведь монах должен днем и ночью приносить себя в жертву ради славы и любви Божией.

Мы здесь, сестра моя, ночью совсем не спим. Каждый вечер совершаем бдение. Всю ночь молимся обо всём мире. Немного отдыхаем только утром и пополудни, после того как поедим. Таков наш устав. Полдня трудимся, остальное время безмолвствуем, и довольны [этим]. Подвижническая жизнь! Пустыня! Ангельская жизнь, полная благодати! Ах, если бы только было такое место, откуда бы ты нас видела! Если бы ты только могла нас видеть!

Здесь, сестра моя, земной рай. И если кто с самого начала возьмется за жизнь суровую, высокую, то становится святым. Иначе, если пойдет с самого начала по дороге немного пошире, то впоследствии, позже, его [уже невольно] увлекает спуск. Он становится иногда хуже мирских.

Ведь диавол сильно воюет против монахов, так как хочет отомстить Христу. Он говорит: «Смотри, Назарянин, вот Твои воины! Ты им обещаешь Вечное Царство, а они от Тебя отрекаются. Ради малого наслаждения гортани они следуют за мной!» Так похваляется бес.

Поэтому тому, кто хочет стать монахом, нужно иметь большое самоотречение. И сказать [себе,] что ничем другим, [кроме монашества, он уже] не будет жить в этой жизни. Но распнет самого себя, терпя каждое приходящее искушение: голод, жажду, наготу, обиды, оскорбления, всякого рода огорчения. А если он не будет иметь этого в виду, а придет [монашествовать,] надеясь на легкую жизнь, то лучше пусть не приходит, а живет в миру, как хороший христианин, будь то мужчина или женщина.

Бывает время, когда монах находится в раю и проводит жизнь, как ангел во плоти, — если [с ним] пребывает и [ему] помогает благодать. Но когда благодать уходит, чтобы он был испытан, тогда он каждый миг вкушает ядовитые воды ада. Тьма и страдание души. Но и опять — свет и утешение, и опять — невыразимое страдание.

А тот, кто в браке, идет по средней дороге: ни крутого подъема, ни крутого спуска. Итак, Бог да поможет каждому с той ношей, которую он способен нести.

Ибо в монашеской жизни — великая тяжесть и большой подвиг. И приходящему требуется великое трезвение и постоянное понуждение естества[200]. И нужно, чтобы до смерти не впадал он в самонадеянность, не ослаблял внимания. Иначе сразу упадет и пропадет, поскольку кровожадные и коварные бесы бдительно стоят наготове и ожидают подходящего времени. Итак, да просветит и сохранит нас Бог.

Все мы, монашествующие, оставляем мир и всё мирское ради одной цели — удостоиться нетленных и вечных благ.