Дневники архимага. Книга 2 (СИ) - Белинцкая Марина

— Я сделал его, чтобы посещать тайную библиотеку. Амулет отгонял те мороки не так хорошо, как мне бы хотелось, но это всё от того, что заклинание библиотеки слишком сильное. Шалари хоть и был магом, но вряд ли он успел обучиться колдовству такого уровня. А почему ты спросил?

Габриэль рассказал Августу о своих видениях, которые Шалари назвал астральными путешествиями во времени. Когда он закончил, Август посмотрел на него спокойным и понимающим взглядом. Габриэль ожидал, что Август сейчас удивится или будет негодовать вместе с ним, но Август неожиданно сказал самые мудрые слова, какие Габриэль точно не ожидал услышать.

— Это нормально. Ты привык быть единственным в семье, а теперь у твоего отца есть ещё кто-то, он ком он заботится так же, как заботился о тебе. Логично, что он отдал Еве твои игрушки, ведь зачем покупать новые, когда их и так, как ты говоришь, полно? А на счёт Лоно… Ты говорил, у него много работы. Может быть, он надеется, что ты вернёшься до того, как Кобра закроется. Но если нет, ему всё равно нельзя тянуть время. Ему придётся сделать это, с тобой или без тебя. Он уже думает, что потерял тебя, он не хочет потерять ещё и Еву. То, что ты злишься — это нормально. Я тоже ревновал, когда родилась Агата.

Лицо Габриэля вытянулось от удивления. Он сперва хотел возразить, а потом понял, что Август прав. Чувство, доселе незнакомое, что в первый раз тронуло сердце, оказалось ревностью. Габриэль вновь с надеждой предположил, что это всё-таки морок, и амулет не сработал.

— Мороки чёрных магов никогда не бывают добрыми, — продолжал Август. — Вспомни хоть один. В этих твоих видениях было что-то плохое? Тебя оскорбляли? Или ты чувствовал к себе ненависть?

И правда. Все мороки, что Габриэль видел, были, если не ужасными, но как минимум неприятными. Но те видения, если вычесть из них все испытанные Габриэлем чувства, не были плохими. Они были, в каком-то смысле обнадёживающими. В одном отец спасал мир, а в другом был счастлив с дочкой.

— Они выносили мои вещи и смеялись.

Август вновь понимающе закивал.

— Когда родилась Агата, мама отдала мою комнату ей. Я вернулся из академии, а мои вещи уже лежали в коридоре. Меня никто тогда не спросил… Агата родилась очень болезненной, а моя комната была самой тёплой. Может, твои родители поступили так же? Унесли твои вещи в другую комнату и обозначили это место «свалкой». С чего ты решил, что они просто всё выбросили?

Габриэль всё ещё чувствовал обиду, но она притупилась. Что если человек, который стоял рядом с ним у края пропасти, вовсе не собирался толкать его, а наоборот хотел объясниться?

— У тебя есть сестра? — неожиданно спросил Габриэль.

— Агата. Когда я ушёл, ей было восемь. Папа почти к нам не приезжает, это всё из-за мамы. Она скандальная. Она говорит, что тянет на себе всю семью, но под «семьей» она подразумевает только Агату.

— Она тебя не любит.

Хуже всего, что то, что должно было быть вопросом, прозвучало как утверждение.

— Любит, — насупился Август. — Просто она… ей несвойственно выражать чувства.

Это был первый разговор, который заставил почувствовать Августа, что они сблизились. Но, к сожалению, этот же разговор оказался последним. Габриэль проводил с дневником всё время, смотрел на исчерченные страницы и забывал о сне и еде. Прикладывал страницы к окну и смотрел на свет, перерисовывал линии, смотрел на них сквозь увеличительное стекло и пытался собрать из каракуль древние иероглифы, которые ещё потом расшифровывал, обложившись разными книгами. Августу это не нравилось, но всякий раз, когда он просил Габриэля прекратить, Габриэль на него огрызался. Только на уроках Габриэль сидел без дневника, но мысленно он по-прежнему пытался вникнуть в тайны его страниц. Август пробовал с ним говорить, но как говорить с человеком, который живёт в заточении собственной головы? Габриэль шёл, глядя перед собой, возвращался в комнату и брал в руки этот проклятый дневник.

Однажды Август не выдержал и, улучив момент, вырвал дневник у Габриэля из рук. Габриэль тут же набросился на Августа, схватил за плечи и приложил его к стене.

— Что ты творишь?! — прошипел он.

Август ударился лопатками и затылком. Тьма чёрных глаз была готова его поглотить, но Август не боялся.

— Ты совсем рехнулся из-за этого дневника! — заорал в ответ он и швырнул в сторону.

Габриэль метнулся за ним. В каждом его глазу отразилось по дневнику. Дневник пробил окно корешком и вылетел на улицу. Габриэль повернулся к соседу, и на секунду тому показалось, что силуэт не-волшебника объяло чёрное облако, а в глазах больше не отражалось ничего: тьма пожрала всё и затопила комнату гневом.

Габриэль ударил кулаком его по лицу. Август шатнулся и схватился за щёку. Чёлка упала на глаза и скрыла их в своей тени. Август схватился за дверцу шкафа, что есть силы рванул её на себя, наверное, желая опрокинуть сам шкаф, но только сорвал с петель его дверь. Дверь упала, едва не зашибив Габриэля. Август пустился прочь из комнаты, а Габриэль выскочил следом, обогнав Августа, побежал на улицу, чтобы отыскать вылетевший в окно дневник.

Август не пришёл ночевать, это было предсказуемо. Но на урок он пришёл. Сэликен продолжал рассказывать о ритуале.

— Ритуал — единственное, за что мы можем благодарить архимага. Благодаря нему мы с вами являемся обладателями великой Силы, — с этими словами Сэликен показал выпускникам блок листов толщиной с тетрадку. Это были те самые листы, которых не хватало в дневнике. Габриэль выпрямился и как будто бы ожил.

— Можно взглянуть?

— Конечно, — Сэликен слегка удивлённо протянул страницы ему.

Габриэль жадно впился взглядом в знакомые неровные буквы.

«Сила — есть то, что возвышает тебя над другими. В Силе могущество и пьедестал власти. Я вынужден преклониться перед теми, кто оказался сильнее меня. Я признаю поражение и вижу только один способ, как мне вырваться из кольца».

Почерк был небрежный и дёрганный. Словно часть помутнения сошла со старческого рассудка, и архимаг вновь собирал себя по кусочкам. Далее шло подробное описание ритуала, о котором рассказывали маги. И ничего больше — ничего, что послужило бы знаком, который мог бы распознать Габриэль.

— Ты закончил? — Сэликен мягко вытянул листы из рук ученика. — Ты можешь остаться после урока и разглядывать сколько захочешь. А сейчас другим тоже хочется посмотреть.

На страницах не было ничего, что могло быть важным. Архимаг сдался. Он признал собственное бессилие и склонился пред тьмой, так же, как Габриэль недавно осознал свою беспомощность перед Шалари. Обернувшись, Габриэль случайно встретился взглядом с Августом. Они одновременно отвернулись.

— По ту сторону вы можете столкнуться с собственными страхами. Можете увидеть исполнение всех желаний. Не верьте всему, что видите. Идите вперёд, произносите про себя слова клятвы и принесите жертву любви. Как только тело жертвы окажется на алтаре, вы обретёте могущество.

После урока Август и Габриэль одновременно вышли из аудитории, но пошли в разные стороны. Габриэль вернулся в комнату, где его ждал дневник, который ему всё же удалось отыскать. Он провалился в снег, часть страниц из него вылетело, часть осыпалась, так как была повреждена временем и огнём. Габриэль всё ещё очень злился на Августа и не желал его видеть. Он снова открыл дневник и принялся листать, постепенно погружаясь в безумие. Поначалу Габриэль думал, что архимаг пытался спрятать под каракулями какой-то текст, но нет. Чем дольше Габриэль вглядывался, тем сильнее убеждался в бессмысленности дневника. Каракули обрывалось, и далее следовал вырванный блок страниц. Как оказалось, на них-то и был описан ритуал, который забрал себе Сэликен.

За вырванным блоком шли чистые листы. Пожелтевшие от времени, чёрные и осыпающиеся по краям от незавершённого заклятья Шалари. Габриэль особо их не рассматривал, но сейчас, листая дневник, вдруг заметил, что на одном пустом листе видны вмятины букв, как если бы архимаг писал, положив на пустую страницу дневника чистый лист. Приглядевшись, Габриэль смог разобрать несколько слов.