Наин - Чхон Соллан

Пока Кёнхе подавляла эти вопросы, Чоннёль, наоборот, с каждым глубоким вдохом будто понемногу отпускал непосильный груз, снова и снова протирая лицо руками. Кажется, он вот-вот сдерет кожу с лица, подумала Кёнхе, глядя на него.

Если бы Мирэ не подняла эту тему, Кёнхе никогда бы не стала перебирать старые дела. Если бы она не услышала от Йоханны, что Мирэ выглядит обеспокоенной, она бы тоже не дошла до этого момента. Но та сказала, что Мирэ явно что-то волнует, и предложила Кёнхе поговорить с дочерью, провести с ней время. Кёнхе была не из тех матерей, кто нежно подходит к своему ребенку и заботливо расспрашивает обо всем, что его тревожит, да и Мирэ не была дочерью, которая сама приходит и делится своими проблемами. Поэтому Кёнхе несколько дней размышляла, как бы завязать с дочерью разговор, чтобы это выглядело естественно. Но Мирэ подошла к ней первой. И заговорила о Пак Вону. Кёнхе чувствовала, что Мирэ вместе с друзьями задумала что-то, и вспомнила Наин и Квон Тохёна, которые приходили в полицейский участок, чтобы узнать, как продвигается то дело. А еще Кёнхе надеялась, что, проявив к этому вопросу внимание, сможет получить хоть немного очков в глазах Мирэ как мать. Это было немного смешно, но все же она хотела быть матерью, даже оставаясь при этом полицейской.

– Руководитель группы, – бросил Чоннёль. – Он забрал протокол. Это произошло давно. Почти сразу после дачи показаний.

– Зачем это понадобилось руководителю группы?

Чоннёль и сам не знал. Он только почувствовал что-то неладное в последних действиях Пак Вону на записи с камер наблюдения и вызвал тех ребят, о которых упоминал Пак Вонсын. Когда дети дали показания, внезапно появился руководитель группы и сказал, что возьмет дело себе, а Чоннёлю велел не вмешиваться. Чоннёлю тоже показалось странным, что руководитель группы вдруг взялся за дело о пропавшем старшекласснике. Но на этом все и закончилось – ведь никто не считал исчезновение мальчика-подростка чем-то серьезным.

Кёнхе отвела Чоннёля в угол.

– Ты помнишь показания? Ты же подозревал их, почему отпустил?

– Да, они встретились с Пак Вону, но только мельком, а потом разошлись. Они сказали, что попросили у него денег взаймы, но он отказал. Поэтому они просто велели ему уходить, а сами остались пить неподалеку. Их слова подтвердились – когда я проверил место, на которое они указали, то обнаружил там пустые бутылки. Я подумал, что, возможно, Пак Вону, разозлившись и расстроившись, ушел после встречи с ними куда-то в другое место.

Если считать дело о побеге семнадцатилетнего мальчика закрытым, этого объяснения было бы достаточно. Никто не видел необходимости более тщательно проверять показания его сверстников. Возможно, Чоннёль сделал все возможное и даже больше, чтобы раскрыть это дело.

Он настойчиво повторял, что не знает, почему руководитель забрал протокол допроса. Кёнхе с силой хлопнула его по плечу и сказала, что вернется первой. Уже направляясь к выходу, она вдруг обернулась и спросила Чоннёля:

– Ты уверен, что это все? Хочу спросить еще кое-что.

Коллега неуверенно посмотрел на нее.

– Как думаешь, этот мальчик жив?

Чоннёль промолчал.

– Ладно, ясно, какой будет твой ответ, – кивнула Кёнхе. – И еще. Когда в следующий раз придет отец Пак Вону, принимай напитки обеими руками. Лучше бы ты сам купил ему что-нибудь. Не стоит все время только получать.

– …

– Понял?

– Понял.

Возможно, в тот момент Кёнхе подумала, что раз в дело вмешан руководитель группы, то ей в это лучше не лезть. Можно было вернуть дело в архив, сделать вид, что она никогда не заглядывала в его материалы, и этого было бы достаточно, чтобы никто не обратил внимания на ее внезапный интерес. Кёнхе в какой-то степени действительно хотела так поступить, чтобы не усложнять себе жизнь.

Но, выйдя из отдела по расследованию исчезновений и направляясь к главному входу в участок, она увидела одетого в школьную форму парня, бродящего взад-вперед перед полицейским участком. Он ходил и ходил, не останавливаясь и закусив губу, затем вдруг ударил себя по голове, развернулся и ушел. Это был Квон Тохён. Кёнхе смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. И ей стало любопытно, зачем Наин недавно приходила к Чоннёлю.

Глава 20

Тохён стоял на пороге, растерянно заглядывая в комнату. Его ладони вспотели. Когда Тохён вытирал их о брюки, мать, направлявшаяся на кухню, окликнула его:

– Ты чего тут стоишь? Скоро вернется отец, сходи пока помойся и иди в свою комнату.

Отношения с отцом у Тохёна были не из лучших. Стоило им встретиться, как пастор – язык не поворачивался произносить «отец» – сразу же находил повод придраться: то приветствие Тохёна казалось ему неискренним, то выражение лица – каким-то не таким. Что бы Тохён ни отвечал, пастор всегда воспринимал это как проявление неповиновения и прекращал разговор, бросая напоследок оскорбления вроде «бесполезный щенок» или «отвратительный ублюдок». Поэтому лучше было делать так, чтобы они не встречались. Мать, которую Тохён про себя не мог называть как-то иначе, только «директор», не надеялась на их примирение. Она планировала обеспечить Тохёну отдельное жилье, как только ему исполнится двадцать. А до тех пор всем было бы лучше, если бы отец и сын вообще не видели друг друга.

Тохён понимал чувства директора. Поэтому даже в те дни, когда ему хотелось просто растянуться на диване, когда в комнате было душно и хотелось учиться в гостиной, когда по ночам было тяжело дышать и приходилось биться головой о стену, чтобы избавиться от навязчивых мыслей, он оставался в своей комнате. В изоляторе временного содержания. Нет, изолятор был лучше его комнаты, ведь там хотя бы есть окно и кто-то время от времени заходит проверить задержанного.

Но, даже зная, что лучше не попадаться на глаза отцу и отступить, Тохён колебался. Хотя он должен был убрать сумку, снять форму, помыться и пойти в свою комнату, ноги его не слушались. Директор подошла к нему. Легонько хлопнув его по спине, она спросила, что случилось. От этого прикосновения Тохён вздрогнул и поднял взгляд на мать. Она, должно быть, видела страх на его лице, но отчаянно делала вид, что не замечает этого. Ее лицо выражало скуку, отвращение и немного – страх. И решимость игнорировать безумие, в которое постепенно погружался Тохён.

Директор щелкнула выключателем. Свет разлился по всей комнате, делая ее ярче. Немая настойчивость. Тохён сделал шаг вперед. Неужели она действительно не видела ветки, заполнившие всю комнату? Запутавшиеся в них кости? Тохён