Наин - Чхон Соллан

просто болтаешь, как обычный соседский мужик, слушающий новости, а не как ответственный детектив.

Присутствовавшие при их разговоре коллеги украдкой поглядывали то на Кёнхе, то на Чоннёля. Хотя они знали, что Кёнхе права, некоторые считали ее манеру говорить с коллегами слишком жесткой, но никто не осмеливался возразить. Они понимали, что спорить с Кёнхе бесполезно, и просто сочувствовали Чоннёлю.

– Вот здесь четко сказано: не «отец ребенка», а Пак Вонсын. Ты сам это записал. Понимаю, что прошло уже два года, но не мог бы ты говорить о пострадавших с уважением? Именно из-за таких, как ты, мы потом выслушиваем критику от журналистов.

– Ладно, хватит уже…

Чоннёль замолчал. Кёнхе взяла папку с документами со стола.

– Ты хочешь поговорить здесь или за чашкой кофе?

Хоть по форме это и был вопрос, ответ уже был предопределен. Чоннёль без возражений поднялся со своего места.

Они купили кофе в автомате в зоне отдыха полицейского участка. Чоннёль дул на напиток, хотя, как постоянный покупатель кофе из автомата, знал, что он не такой уж горячий. Так он пытался оттянуть момент, когда Кёнхе начнет разговор. Папка с документами по-прежнему была зажата у нее под мышкой. Держа бумажный стаканчик обеими руками, Кёнхе перешла к делу:

– Где ты все спрятал?

В этот момент Чоннёль как раз собирался сделать глоток и, услышав прямой вопрос, обжег рот.

– Ой-ой-ой, – промычал он, высовывая язык, чтобы остудить, и посмотрел на коллегу с обидой. – Спрятал? Что я спрятал? Ты говоришь очень странные вещи.

– Тогда уничтожил? Это было бы еще большей проблемой.

– Уничтожил? Да нет, просто другой сотрудник взял бумаги на время!

– Какой другой сотрудник? Кто мог взять только протокол допроса?

Чоннёль, вероятно, понял, что Кёнхе будет задавать вопросы бесконечно, если он продолжит отвечать, поэтому решил развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов:

– Постой-ка, мой черед. Почему ты вдруг принесла это и задаешь вопросы?

– Выглядит так, что именно ты брал показания у трех студентов, которые последними видели пропавшего старшеклассника. Если они последними имели контакт с пропавшим, то эти показания очень важны. Так почему ты позволил другому сотруднику взять оригинал, а не копию?

– Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

– Ты ответишь на мои вопросы, если я отвечу на твои? Ладно. В последнее время снова стало звучать имя Пак Вону, листовок в округе стало еще больше. Я решила посмотреть, как тогда было зарегистрировано дело, но обнаружила, что в нем отсутствует только протокол допроса.

Кёнхе не дала Чоннёлю возразить и продолжила:

– Но чем больше я об этом думаю, тем страннее это кажется. Семнадцатилетний парень уходит из дома, и ты вызываешь подростков на допрос? Это мог бы сделать молодой и энергичный Сим Чоннёль, но не нынешний Сим Чоннёль. Вот я и решила спросить тебя напрямую.

Чоннёль не проронил ни слова, пока не допил кофе с молоком, сидя на скамейке. Кёнхе терпеливо ждала. Чем дольше длилось молчание, тем яснее становилось, что Чоннёль скрывает что-то серьезное. Чоннёль тоже знал, что затяжное молчание не в его пользу. Тем не менее он молчал. Изначально дело Пак Вону казалось Кёнхе незначительным, но теперь она изменила свое мнение.

– Он взял карту Пак Вонсына, своего отца. Поэтому, скорее всего, это был побег.

– Когда я проверила карту, оказалось, что она не использовалась два года.

Можно было бы просто уйти, отмахнувшись, что больше сказать нечего, но, когда дело касалось Кёнхе, все менялось. Чоннёль это знал. Если бы он ушел от ответа сейчас, то Кёнхе бы начала копать, как будто это ее собственное дело. Короче говоря, он оказался в тупике. Может быть, в таких случаях лучше признаться честно. Чоннёль на мгновение задумался, а потом решил быть откровенным:

– Да что с тобой вдруг? Это было два года назад. Разве у нас есть время искать всех пропавших детей? Я вчера тоже писал отчет и не спал…

– На нем была школьная форма, – перебила его Кёнхе. – Где ты видел, чтобы парень, который планирует побег, уходил из дома в школьной форме, которая бросается в глаза? – Прерывистый голос Кёнхе ясно давал знать, что ее гнев вот-вот вырвется наружу. – Зачем тогда он взял карту отца, если не собирался тратить ни воны?

– Кёнхе, сейчас уже нет смысла в этом копаться, потому что тогда ничего серьезного не произошло. В тот момент мы сосредоточились на том, что он взял карту. Так ведь? Ты говоришь о транзакциях по карте спустя два года после его исчезновения, а тогда прошло всего несколько дней. Наверное, он просто не успел ее использовать.

Кёнхе открыла папку с документами и перелистнула несколько страниц. На развороте были черно-белые снимки с камеры видеонаблюдения.

– В 21:55 он стоял перед банкоматом в магазине, что зафиксировала камера видеонаблюдения. Ты сам это записал. Он стоял там четыре минуты и тридцать секунд, ничего не снял и ушел. И ты думаешь, что это выглядит как побег?

Чоннёль не смотрел на папку, только на Кёнхе. Ему не нужно было видеть, он и так хорошо знал сцену, о которой говорила надоедливая коллега. Когда-то он часами изучал эти кадры.

– Нет, конечно. Даже ленивый Сим Чоннёль, который кое-как выполняет свою работу, не мог бы посчитать это побегом. Скорее, ситуацией, в которой парня заставили снять деньги с карточки отца.

Выпалив эти слова, Кёнхе наконец глубоко вздохнула. Она была уверена: то, что видно ей, не могло ускользнуть от Чоннёля. Края бумажного стакана, который Чоннёль теребил, превратились в клочья.

– Чоннёль.

– Да?

– У тебя ведь тоже есть дети. Разве человек, у которого есть дети, мог поступить так?

Не мог. Никогда не смог бы. Чоннёль повторял эти слова про себя, но не выдавил ни звука.

– Раз уж ты в свое удовольствие распивал энергетики, которые приносил Пак Вонсын, то хотя бы отработай их.

Кёнхе закрыла папку с документами и бросила ее рядом с Чоннёлем.

– Кто забрал тот протокол допроса?

Квон Тохён, Сон Уджун и Ким Минхо. Стал важен протокол допроса этих троих. Но не его содержание, а то, куда делся сам протокол.

Чоннёль сжимал бумажный стакан, губы его дрожали. Он несколько раз глубоко вздохнул, вздохи смешались с тихими стонами. Кёнхе изо всех сил старалась не спросить, получил ли он взятку, оказался ли замешан в какой-то незаконной сделке. Она знала, что если увидит еще раз, как взгляд Чоннёля перескакивает с одного предмета на другой, лишь бы не смотреть ей в глаза, то может не сдержаться и ударит его прямо в нос.