Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

трезв, он мог с потрясающей ясностью рассуждать об Америке и американской культуре, ну а Зельда… была просто Зельдой. Однажды все поехали кататься и проезжали мимо полупустого парка аттракционов; Зельда уговорила робкого заикающегося Дос Пассоса прокатиться с ней на чертовом колесе. Они кружились в темноте среди мелькающих огней, и Дос Пассоса встревожил и заворожил «странноватый тон» рассуждений Зельды, резкость ее юмора, непоследовательность идей, которые вспыхивали и погасали, как светлячки.

Столь же сильное впечатление она произвела на писателя Карла ван Вехтена; тот называл ее «оригиналкой» и добавлял, что ее «коварные ремарки выбивают почву из-под ног». Ван Вехтен догадывался, что у них со Скоттом проблемы в браке, но считал это частью «магии Фицджеральдов». Они были беззаветно влюблены и потому терзали друг друга, как пара, которую ван Вехтен срисовал с Фицджеральдов в своем романе 1930 года «Вечеринки».

Впрочем, для Зельды и Скотта этот симбиоз любви и терзаний постепенно терял очарование. Скотт снова начал пить – не просто потому, что слишком часто ходил на вечеринки, но из-за депрессии: с новой книгой ничего не получалось. Каждый следующий роман давался сложнее; он просыпался по ночам в холодном поту, боясь, что лишился таланта и останется у разбитого корыта, не имея ничего, кроме долгов и напрасно прожитой жизни.

Зельда тоже понимала, что тратит время зря. После переезда в Грейт-Нек она надеялась заняться написанием статей для журналов. Осенью 1923 года репортер «Балтимор Сан» спросил ее, какое бы дело она выбрала, если бы ей пришлось самой зарабатывать на жизнь, и сперва она пошутила, что хотела бы танцевать в «Причудах» или быть кинозвездой, но после серьезно ответила, что стала бы писательницей. Однако она так и не научилась самодисциплине, ей не хватало решимости и самостоятельности, какой в избытке обладала ее подруга из Монтгомери Сара Хаардт. Сара сознательно отказалась от замужества, заявив, что «в жизни слишком много всего прочего, чем женщина может заняться». Она закончила колледж, и ей удалось опубликовать несколько рассказов. Зельда тоже добилась публикации своего первого рассказа в «Чикаго Трибьюн» в 1925 году, но «Наша собственная кинозвезда» вышла не под ее именем, а под именем Скотта, куда более привлекательного с коммерческой точки зрения.

Порой Зельде действительно хотелось последовать примеру Сары, но она не могла отделить себя от образа беспечной избалованной красотки, который сформировался у нее еще в Монтгомери и укрепился в браке. Было проще думать, что она «годится лишь для бессмысленных удовольствий», заказывать дорогие морепродукты и винтажное шампанское по велению сердца, звонить Нейтану и приглашать его и всю манхэттенскую компанию кутить. Они со Скоттом превратились в «знаменитостей из воскресной газеты», как презрительно называл таких людей Дос Пассос. Но Зельда не знала, как остановиться.

Каждый год Скотт подводил итоги в своем личном «гроссбухе». Просмотрев эти записи, можно убедиться, что всего за полтора года их жизнь резко изменилась к худшему. В 1922 году они все еще жили в комфорте, хотя Скотта не покидало ощущение близкой катастрофы и упадка, «отсутствия почвы под ногами». Однако 1923-й стал «самым несчастным годом с тех пор, как мне было девятнадцать, полным ужасных провалов и острого горя». Скотт боялся, что растрачивает свой талант и слишком разбрасывается деньгами. Новый роман никак не давался, скандалы с Зельдой стали ненавистной привычкой. Он тратил время на бессмысленные вечеринки и презирал себя за это, а главное – его ужасала неспособность контролировать свои финансы. За год они с Зельдой (она тоже внесла небольшой вклад в семейный бюджет) заработали около 36 тысяч долларов (в пересчете на современные деньги – около 480 тысяч), каждый месяц тратили около 600 долларов на текущие расходы, но куда больше просаживали на отели, билеты в театр, одежду, выпивку и свой подержанный «роллс-ройс».

Скотт считал, что им помогут радикальные перемены, и предложил переехать не в другой город, а во Францию, где из-за выгодного обменного курса жизнь обходилась намного дешевле. Скотту казалось, что если он перестанет тревожиться из-за денег, то перестанет и пить, у него появится больше времени на Зельду и Скотти. Ходили слухи, что во Франции семья из двух человек могла прожить на пять долларов в день; Скотт решил, что раз такое возможно, есть шанс, что их отношения наладятся.

Глава шестая

Жозефина

Когда Фрида Джозефин Макдональд согласилась выйти замуж за Билли Бейкера, симпатичного добродушного парня из Филадельфии, ей было всего пятнадцать лет, и в голове у нее гулял ветер. Билли влюбился в Жозефину, увидев ее на сцене местного театра «Стэндард», где она танцевала. Она извивалась в такт огненному джазовому ритму, длинные ноги гнулись, как каучук, а когда она перешла к своим комичным ужимкам, толпа обезумела. Ее большие круглые глаза блеснули, на лице сверкнула широченная улыбка, она зашагала по сцене как цыпленок, и удалилась прочь, выгнув спину и оттопырив зад, как хвост с торчащими перьями. Филадельфия еще не видела таких очаровательных, сексапильных и смешных артисток.

Для Жозефины Билли был другом, с которым она проводила время вечерами, отработав смену в театре; когда они стали любовниками, она и не думала выходить за него. Но его отец Уоррен Бейкер проникся к ней симпатией и не желал, чтобы сын ею «пользовался». Это он предложил узаконить их отношения, так что 17 сентября 1921 года они предстали перед преподобным Орландо С. Уоттом и поклялись, что не существует законных препятствий, которые могли бы помешать им заключить брак.

Во время короткой церемонии Жозефина решила не сообщать преподобному свой возраст и не посчитала нужным объяснять, что у нее уже был муж в другом городе. Они с Уилли Уэллсом поженились в Сент-Луисе, когда ей было всего тринадцать лет, и прожили вместе чуть больше двух месяцев. Она не видела Уилли с тех пор, как разбила пивную бутылку об его голову и он ушел из дома, истекая кровью. Он остался в другой жизни, и Жозефина постаралась его забыть.

Здесь, в Филадельфии, жизнь с Билли Бейкером и его семьей протекала мирно. Мать Билли не одобряла Жозефину: кожа девушки была темнее, чем у Билли, она танцевала в кордебалете и, по-видимому, была сиротой, но Па Бейкер привязался к ней и относился уважительно. Большинство людей по-прежнему называли ее детским прозвищем «Тампи», но Уоррен звал ее «дочкой» и явно гордился их родством, галантно усаживая за столик своего ресторана. Он покупал ей обновки – шелковый тюрбан, котиковую шубу. А по воскресеньям, когда у нее выдавался выходной, они садились на поезд