Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

осознала, что ее фирменные приемы алабамской кокетки казались им глупыми, зато они с интересом слушали ее более проникновенные рассуждения и фантазии. Ее интуитивные и бессистемные понятия о жизни и любви несли поэтичную свежесть в глазах этих образованных юношей. Эдмунд Уилсон вспоминал ее «восхитительный бойкий щебет», искрящийся «спонтанной живостью и остроумием»; другой приятель Фицджеральда, Лоутон Кэмпбелл, отмечал, как «быстро она перескакивала с одной темы к другой, и ни у кого не возникало вопросов. Никому не приходило в голову прервать ее и спросить, что она имела в виду».

Как и большинство мужчин, друзья Скотта легко поддавались ее соблазнам. Защищенная своим замужним положением, Зельда научилась дразнить принстонских холостяков: одного пригласила помочь ей намылить спинку в ванне, другому намекнула, что он может поспать с ней в одной постели, но только «если сразу уснет». На вечеринках в их гостиничном номере она часто была единственной женщиной и обожала находиться в центре внимания, восседая на диване, кровати и даже в ванне с коктейлем в одной руке и сигаретой в другой. Скотту все это нравилось гораздо меньше. Хотя он был не прочь похвастаться женой перед друзьями, с ним случались приступы ревности, особенно в подпитии. Двух крепких коктейлей с джином обычно хватало, чтобы он становился агрессивным и начинал ее подозревать. И хотя иногда он платил Зельде той же монетой и начинал ухлестывать за другими женщинами (примерно в это время он заигрывал с Евгенией Бэнкхед), чаще они просто скандалили.

Шли недели, и безумная скорость их нью-йоркского существования начала влиять на обоих. Они стали заложниками собственного образа, и попытки ему соответствовать становились все более отчаянными. На бродвейском шоу «Скандалы Джорджа Уайта» Скотт разделся догола; рисовался, прикуривая сигареты от пятидолларовых купюр. Шутки Зельды стали грубее, поведение с мужчинами – откровенно провокационным. Однажды Дороти Паркер понаблюдала за ней за ланчем и заметила, что выражение ее лица стало капризным, а стремление шокировать – каким-то на-игранным. Ей не нравилось, как рисовались Фицджеральды, и она отразила свою неприязнь в сатирическом памфлете «Флэппер»: «Ее ужимки и прыжки притягивают взгляды; сам Фрэнсис Скотт Фицджеральд слагает ей баллады».

Позднее Скотт писал, что в начале их совместной жизни в Нью-Йорке они с Зельдой вели себя «как малые дети, попавшие в высокий и просторный незнакомый склад», но уже через месяц вечеринок и попоек устали и потеряли почву под ногами: «Мы уже не понимали, кто мы и что мы». Однако больше всего его тревожило то, что в Нью-Йорке он утратил способность писать: ланчи, походы в театр и бесконечное похмелье не оставляли времени на литературное творчество. Если ему и удавалось на пару часов уединиться за письменным столом, Зельде становилось скучно, и она начинала уговаривать его куда-нибудь сходить. Он предложил ненадолго уехать из города, чтобы прийти в себя. Провести лето в тихом месте у океана. Скотт думал, что так сможет сосредоточиться на новом романе и обрести равновесие.

Зельда с радостью согласилась. В Нью-Йорке ей было весело, но ее ужасал свинарник, в который они со Скоттом умудрились превратить свой гостиничный номер. «Все пропитывал резкий запах джина; в плевательнице разлагались окурки». Она соскучилась по открытому небу и прохладным озерам Монтгомери: пребывание на природе всегда восстанавливало ее силы, она чувствовала себя «прополосканной ветрами [84]». После нескольких недель на грязном и шумном Манхэттене она мечтала о диких берегах и купании в холодном Атлантическом океане.

В мае они купили подержанный автомобиль – совершенно непрактичный двухместный спортивный «Мармон», который назвали «металлоломом на колесах»; в Вестпорте, Коннектикут, нашли деревенский дом, крытый серой дранкой. Думали, их ждет идиллия: Скотт станет больше писать, они оба не будут так много пить и скандалить и ступят на путь осмысленной жизни, полной важных достижений. Но в первый же переезд у них сложился сценарий, впоследствии повторявшийся много раз: они возлагали много надежд на новое начало, но жизнь неизменно их разочаровывала.

В Вестпорте все не сложилось, потому что они просто не уехали достаточно далеко от своих проблем. Городок находился всего в пятидесяти милях от Нью-Йорка; ничего не стоило сесть на электричку или в машину и вернуться в город, и город с такой же легкостью приезжал к ним. В пятницу вечером в гости заваливались друзья с бутылками джина, и вечеринка часто продолжалась до начала следующей недели. День за днем Скотт и Зельда просыпались среди пьяных гостей, уснувших где придется в доме и саду; повсюду валялись пустые бутылки и переполненные пепельницы.

Скотт не стал меньше пить, как надеялся; однажды он потратил на выпивку сорок три доллара за один вечер (около пятисот долларов в современном эквиваленте). Зельда тоже не успокоилась. Фицджеральды наняли служанку, японку по имени Тана, и, когда Зельде надоело плавать и дышать морским воздухом, она заскучала. Развлекалась общением с предупредительным Джорджем Джином Нейтаном, и хотя флиртовала с ним главным образом из чувства соперничества с его «другими блондинками» (он крутил романы с Анитой Лус и актрисой Рут Финдли), Скотт был очень недоволен. Когда Зельда обнималась с Нейтаном на вечеринках или обедала с ним в Нью-Йорке, Скотт подозревал, что она ему изменяет. Так что никакого покоя в Вестпорте они не нашли; скандалы стали более бурными, а алкоголь и невысказанные тревоги и обиды усиливали их накал.

Однажды они так сильно поссорились, что Зельда поклялась не оставаться больше ни минуты в обществе Скотта. Она побежала на станцию и зашагала по железнодорожным путям в сторону Нью-Йорка. В пьяной эйфории она отчасти надеялась, что из темноты с ревом выскочит поезд, но, разумеется, знала, что Скотт бросится за ней. Со временем они пристрастились к скандалам и сопровождающему их эмоциональному накалу, а еще сильнее – к примирениям. После случая с железной дорогой Зельда написала Скотту почти в бредовом любовном угаре: «Лишь мы имеем право жить… Если бы ты меня возненавидел или покрылся нарывами, как прокаженный, если бы сбежал с другой, морил меня голодом и избивал, я все равно не смогла бы без тебя прожить… все равно захотела бы тебя, я точно знаю».

Что до Скотта, ссоры и примирения служили для него литературным материалом. Его новый роман «Прекрасные и проклятые» повествовал о неудачном браке Глории Гилберт и Энтони Пэтча. В героях четко узнавались Скотт и Зельда: они желали жить одним днем, но не ведали грани между весельем и развратом, романтикой и нарциссизмом, что обернулось для них фатальными последствиями. Ошибки Глории и Энтони в итоге привели к исходу