Отстойник - Дикий Носок

внимания на жаркие дискуссии, в которых поочередно одерживали победу сторонники то одной, то другой точки зрения, Мировой океан распухал и, не помещаясь уже в своих берегах, расплескивал лишнюю воду, словно хозяйка из таза. Сантиметр за сантиметром наползал он на многомиллионные человейники, что люди возвели на его берегах, метр за метром откусывая лакомые куски побережья, не брезгуя ничем: роскошными пляжами и гнилыми болотами, гранитными набережными и прибрежными помойками, убогими рыбацкими лачугами и шикарными особняками кинозвезд, которые нельзя было продать уже ни за какие деньги.

Люди пытались, конечно, воспрепятствовать, проявляя чудеса инженерной мысли. Дамбы, будто крылья, заперли входы в бухты и лагуны. Шедевры архитектуры, города – памятники под открытым небом и прочие с ними были спасены. На время. Океан был неумолим и с одинаковым равнодушием глух и к мольбам, и к проклятиям. После столетия неравной борьбы люди сдались. Отступая все дальше и дальше вглубь материков, они оставляли на произвол судьбы обжитое побережье. Точно сломанные зубы торчали из воды небоскребы Нью-Йорка, резвились дельфины над территориями, некогда звавшимися Нидерландами, Северную Венецию постигла та же печальная участь, что и настоящую.

На суше было не лучше. С климатом творилось неладное, черт знает что, откровенно говоря, творилось. Где-то разверзались хляби небесные, выливая на головы людей тонны воды неделя за неделей, а где-то месяцами висели недвижимо антициклоны, выжигая урожай на корню. Зимы превращались в бесконечные оттепели с зацветающими первоцветами и дезориентированными насекомыми, а лета – в уныло-холодный, моросящий бесконечными дождями октябрь. Ни на что нельзя было положиться. Климат стал непредсказуемым, словно истеричный холерик.

В Сахаре местами ложился снег и, стаивая под солнечными лучами, увлажнял каменистую почву. Тут и там начинали пробиваться невесть как давно ссохшиеся, а теперь напитанные влагой ростки, и дивила пустыня небывалым многоцветием и разнотравьем невозмутимых берберов. Аравийский же полуостров раскалялся почище адской сковородки. Иссушающий ветер гонял песчаные тучи апокалиптического вида. Поскольку днем там и вздохнуть было нельзя, не опалив себе глотки, то мало – помалу жизнь стала сугубо ночной. Разрушительные ураганы утюжили некогда райские острова Карибского моря, не давая беззаботным островитянам и головы поднять. Чудовищные циклоны затапливали огромные территории, оставляя после себя лишь заваленные обломками зданий пустоши и покореженные, утопленные в грязи автомобили.

И не было никому ни минуты покоя. Люди снимались с насиженных мест в поисках лучшего места для жизни. Климатические беженцы бесцеремонно ломились шумным цыганским табором в относительно еще благополучные страны, где их не ждали. Все временное стало постоянным: неустроенность, голод, повсеместные разрушения.

К беспределу климатическому и хаосу экономическому добавились войны за более-менее благополучные места обитания и базовые ресурсы: пресную воду и продовольствие. Политическая карта мира перекраивалась на глазах. Международные соглашения сметались толпами беженцев, точно прошлогодние листья. В цене была только грубая сила. Кто сильнее, тот и прав – этот подход в международной политике, проверенный веками, торжествовал повсеместно.

Первые Дома скорее напоминали средневековые крепости. Они защищали избранных счастливчиков внутри не только то орд неудачников, также жаждавших благополучной жизни, но и от климатических вывертов. Лишь много позже, когда оставшиеся за бортом несчастные разбрелись по планете и сгинули на ее негостеприимных просторах безвозвратно, во главу угла была поставлена добыча необходимых для жизни ресурсов. И целесообразнее оказалось, чтобы Дом мог прийти к ресурсам, как Магомет к горе, а не наоборот. Дома сдвинулись с места и стали мобильными. В нынешнем виде они существовали неизменно уже несколько столетий.

Встань перед нынешним малочисленным и изнеженным человечеством сравнивая по масштабам задача, оно бы не справилось и вымерло, как это произошло с большинством видов крупных млекопитающих. Дома справились со своей задачей, сохранив человеческие жизни. Но что дальше? Стратег все чаще задавался этим вопросом. Столетия человечество существовало в Домах. Выживало, но и только. Уровень технологий оставался неизменным. Сосредоточившись на выживании, человечество оставило в прошлом попытки освоить космическое пространство и океанские глубины. По глубокому убеждению Стратега, пришло время людям вернуться туда, где они жили раньше, пока не деградировали окончательно. Дома – тупиковый путь развития цивилизации. Это очевидно. Люди в них, будто цыплята в скорлупе: тесно, безопасно, проклевываться страшно, но необходимо, иначе погибнешь.

С некоторых пор климат вроде как устаканился, и в некоторых местах был вполне пригоден для жизни. Одно такое Стратег и облюбовал для своих целей. Раньше это место называлось плато Путорана. Вблизи от него Дом и пасся последнее время. Идея Стратега была столь радикальна, что объявить о своих планах обитателям Дома он пока остерегался, опасаясь повергнуть в шок всех без исключения. Во вновь прибывших он увидел возможность осуществить, наконец, вылазку на плато, чтобы оценить возможные условия для жизни и когда-нибудь, не сейчас, не сразу, а, может быть, в течении нескольких лет, начать переселение туда. Эти доисторические, физически крепкие люди, выжившие в смертельном для обитателей Дома болоте весьма продолжительное время, могли бы стать участниками первой экспедиции на плато.

Как ни крути, а он все же не зря был Стратегом. Он искал пути выживания человечества и надеялся, что нашел. Пусть оно, неразумное, и неспособно пока оценить его замысел.

Карантин.

Пытка изоляцией или карантином, как предполагали путешественники, продолжалась уже пару недель. Примерно. Окон в помещении не было. Изнывая от скуки и безделья, спутники сходили с ума.

«Эй, хозяева,» – гневно вопил, валяясь на полу, Андрей. – «Хоть телевизор нам принесите. У Вас есть телевизоры? Или что там вместо них уже изобрели? А футбол у Вас есть?»

«Едва ли,» – сам себе ответил он. – «Судя по комплекции, у Вас самый популярный вид спорта – шахматы.»

«Не стони, и так тошно,» – улещивал его Иван Петрович и тут же сам выдвигал авантюрное предложение. – «А давайте мальца этого Вану в плен возьмем, вроде как языка, когда в следующий раз придет. Да прошвырнемся с ним по коридорам. Поразведаем где тут что.»

«А что дальше?» – остужал его пыл Эдуард. – «Бежать ведь отсюда мы не собираемся? Куда? В болото? Там нам делать нечего. Только настроим аборигенов против себя. Сейчас в комнате сидим, нас кормят и поят. А после взятия заложника и побега нас сунут в какое-нибудь подземелье или что тут у них вместо тюрем приспособлено. Будем вести себя благоразумно. Наберемся терпения и подождем. Не будем раздражать местное население агрессивными выходками.»

«Возможно это и правда просто карантин,» – миролюбиво заметила Катя. – «Он обычно длится 21 день. Еще немного подождем.»

Разговор этот был тягуч и бесконечен, как жевательная резинка, и продолжался изо