Сага о героях. В поисках Пророка. Том III - Макс Ридли Кроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем провинилось одеяло, которое ты истязаешь?
Она подняла глаза на Иврана. Когда он только появился? Наверное, давно, и стоял на пороге комнаты, наблюдая за ее мучениями.
– Если оно тебя так огорчило, предлагаю его сжечь, – предложил он с мягкой улыбкой.
– Это не одеяло, – сквозь зубы процедила она, – а твой сын.
Ивран поднял брови, изображая легкое удивление, и окинул взглядом плетеное кружево:
– В самом деле? Он изменился…
Китери зарычала в бессильной ярости и отбросила одеяло прочь. Иногда его манера говорить раздражала ее еще сильнее, чем надменное безразличие сына. Ее муж почувствовал, что на этот раз все серьезнее, чем показалось сначала, прошел дальше в комнату и, присев рядом с женщиной, взял ее за руку.
– Что он сделал на этот раз?
– Ты знаешь, что на площади выступал наместник из Левентийского ундана? – немного успокоившись, спросила она.
– О, да, – он невесело усмехнулся, – мне пришлось из-за этого перенести занятия. Но неужели тебя так расстроило то, что говорил наместник?
Она укоризненно посмотрела на него:
– Я не слушала его, ты же знаешь. Я искала Фариса, и догадываешься, где он был? На площади.
Легкая тень пробежала по лицу Иврана, но все же он попытался скрыть свои чувства, дабы не подбрасывать сухих веток в пламя, которое бушевало в душе супруги.
– Он только что вернулся. Промчался мимо меня, даже не заметив. Его глаза горели, как у этих церковников из Дориона, что побираются на наших улицах.
– Они не побираются, а проповедуют, – поправил он ее, выдержал суровый взгляд и осторожно сказал, – ты несправедлива к нему.
– Конечно, несправедлива! – воскликнула она. – Он наш сын, поэтому я говорю о нем слишком мягко!
Ивран знал, что его жена вспыльчива, как все ее земляки, но отходчива, и в таком состоянии он видел ее впервые. Ему тоже было неприятно то, как его сын в последнее время увлекся политикой, а в особенности – наместником Карамом. Когда еще гремела война под стенами Рамашандского ундана, Фарис днями и ночами вместе с остальными жителями носил воинам воду и пищу. К счастью, никто не пускал его в бой, да он и сам не рвался, лишь наблюдал со стороны, как за забавной игрой, правила которой пока не мог понять. Но стоило пронестись слуху о том, что Карам жаждет прекратить военные действия и установить мир, как людей в свои сладкие объятия приняла надежда на чудо.
Ивран видел, что его сын не попал в этот опасный плен иллюзий, но все же Карам смог каким-то образом завладеть даже его мыслями. «Он одержим этим человеком!» – воскликнула Китери накануне, после того как Фарис в очередной раз отказался от ужина и отправился в город. В последнее время он часто уходил, чтобы на улицах, площади или рынке послушать дворцовые сплетни и новости. «Он любит Шраван, как и все Бхарани, – ответил тогда Ивран, – но с легким налетом сармантийского неистовства. Вот увидишь, он либо спасет нашу землю, либо погубит ее». Его и самого пугали те перемены, что творились с Фарисом, но он не мог им противостоять. Китери сокрушалась, что тот, кажется, еще только вчера был крошечным беззащитным котенком. Но Ивран видел, что этот котенок скоро вырастет тигром, и тогда можно будет сделать лишь одно из двух: посадить его на цепь или отпустить на волю.
Он подошел к двери в комнату мальчика и слегка коснулся ее костяшками пальцев. Ивран не услышал ни приглашения войти, ни протеста, а потому решил все-таки потревожить покой сына. Он открыл дверь и вошел. Фарис, сидящий на окне и внимательно изучающий какие-то бумаги, даже не повернул к нему головы. Чем старше тот становился, тем больше проявлялась в нем материнская кровь: он был тонок в кости, изящен и ловок, словно мангуст, но при этом достаточно силен, чтобы во время тренировок Иврану более не приходилось делать поблажек. У него зеленые глаза, как у Китери, но тот огонь, что пылал в ее очах, Фарис словно заточил в клетку, позволяя лишь изредка блеснуть. Сдержанность Бхарани и горячность Альбирео вели вечную борьбу, и даже Ивран не мог представить, как его сын справляется с этим.
– У меня есть свободное время, – сказал Ивран, проходя ближе к сыну. – Не хочешь вспомнить о фехтовании? Последние две недели ты не был достаточно усерден.
– Позволь сообщить, что в первую неделю, из двух указанных тобой, наш ундан был в осаде, – тот ленивым жестом откинул длинные волосы со лба назад, но даже не повернулся к отцу. – После этого длились переговоры. Сожалею, но вынужден тебе отказать. Я занят.
Если бы Ивран не знал собственного сына, то решил бы, что этого молодого человека не слишком рьяно учили хорошим манерам. Но (к великому сожалению Китери!) всё было несколько иначе. «Я говорю с вами так, потому что уважаю вас», – пояснил он как-то матери. С теми, кто, по его мнению, не заслуживал уважения, Фарис не разговаривал вовсе, предпочитая таковых людей игнорировать. Впрочем, если ему было что-нибудь необходимо, он находил возможность договориться даже с последним портовым попрошайкой, и не считал это ниже своего достоинства.
– Могу я узнать, чем ты занят? – поинтересовался Ивран, подходя еще ближе, чтобы рассмотреть рукописи.
– Тебе это не будет интересно, – Фарис перевернул страницы чистой стороной вверх. – Я записал основные тезисы, прозвучавшие в речи наместника Карама. Хочу понять.
Ивран начал догадываться, что так разозлило Китери. Он еще никогда прежде не видел, чтобы Фарис чем-то настолько увлекался. Конечно, он серьезно подходил к обучению, впитывая все новое, словно губка, но впервые кто-то из наместников привлек его внимание.
– А я хочу понять тебя, – Ивран дождался, пока сын все же посмотрит на него, и продолжил. – Я знаю, ты любишь эту землю не меньше, чем я. Ты предан ей всем сердцем, но не ослепила ли тебя эта любовь? Мне кажется, ты хочешь увидеть в наместнике Караме то, чего на самом деле в нем нет. Ты слушаешь все эти сплетни, будто бы он – новый Бхарани, и жаждешь поверить. Я бы и сам был рад, но это самообман.
– Я с детства слышу, что Шраван принадлежит мне, – произнес Фарис задумчиво, – но почему же тогда я должен бегать, словно загнанная крыса, прячась от убийц, и ждать милости от людей, которые должны мне подчиняться?
Ивран нахмурился. Слова его сына звучали жестоко.
– Престол Шравана твой по праву рождения, все верно, – сказал он. – И не моя вина, что стервятники, назвавшиеся наместниками, разорвали мою родину на куски, словно тушу. Что же касается подчинения, то это не привилегия, а награда, ее, как и уважение, нужно еще заслужить.