Земное время - Сергей Спасский

1927

Украина

Давно ль позатухли бои,Давно ли тут смерть кочевала,Но дымчаты степи твои,Но светится трав покрывало.И огненный воздух деля,Откинув ленивые станы,Кудряво дрожат тополя,Как вытянутые фонтаны.А если лучи тяжелыИ мает полдневная баня,Вот — сосен румяны стволы,Вот — медных ветвей колебанье.Игольчатый сумрак, насквозьПропахший смолою и мятой,Тут каждое дерево — лосьВенец подымает рогатый.Волами часы приползут —Воловья неспешная дрема.Тут солнце везут на возу,Как стог золоченой соломы.Украина, луг заливной,Простор тополевый, сосновый,Ты греешь меня тишиной,Ты лаской касаешься новой.И вот за глотком глотокЯ синее пью затишьеИ песню на твой платокГвоздикой пушистой вышью.

1928

Днепр

Загорелая грудь Днепра,Вязкой бронзою пламеней.И волна, смугла и быстра,Словно мускул, вздулась на ней.Нет, не так я скажу — ручныеКони звонко бегут речные,И гора зеленые плечиРаспрямляет, идя навстречу.Под ногами гнутся мостки,Пароходов мощны гудки.И, поскрипывая, баркасК белой отмели вынес нас.Солнце здесь пережгло не все ли?По песку — кустов поясок.Будто из крупитчатой соли,Серебристый блестит песок.Обнимите мне, волны, тело,Чтоб податливая рекаВниз несла б его, как хотела,И покачивала слегка,Чтобы кольцами вырезнымиОт лучей дробились следы,Чтобы видел я из воды —Жмутся пристани, а над нимиДремлют бархатные сады.

Сизый киев, глядя с высот,Булавы куполов несет,И ликует вокруг, быстра,Загорелая рябь Днепра.

1928

Вступление к ненаписанному циклу

Разложен в архивах, страницами книжекШуршит — достоянье музейной науки —Тот год, что прошедшее начисто выжег,Что жадно в грядущее вытянул руки,Что, словно из меди, был отлит из гнева.Он, не надрываясь в доказах и спорах,Просек направления — вправо и влево,Дал выход из противоречия — порох.Язык его жесток — печать Моссовета,Отрезок картона…Да будут четыреДля всех категории. Точка. И это —На хлеб и на жизнь в новорожденном мире.И, перенапрягшись до хруста в суставах,Щетинясь полками рабочих окраин,Он вяз, оступаясь в Самарах лукавых,Симбирском обглодан, Казанью измаян.

И в душной Москве распалено и сонноБурел он закатом. — Но что там? Убили?— Нет, жив. Где же? — Митинг. Михельсона… —И Ленина вывезли в автомобиле.О, я не историк, я — глаз очевидца,Я — ухо, в которое были прибоиТвои, восемнадцатый. Я удивитьсяХочу тебе и рассчитаться с тобою.Меня ты упорством кормил, словно коркойПайкового хлеба. Я в недоуменьеУчился тревоге твоей дальнозоркойИ времени чувствовал сердцебиенье.

Ты первая стычка, ты — вылазка ночью,Стрельба по врагам впопыхах, врассыпную.Тебя я, как молодость, знаю воочью.И память былой непогодой волную.

1928

ДОЖДЬ

1. «Он тихо забредет во двор…»

Он тихо забредет во двор,Застрянет меж балконамиИ начинает разговорСо стеклами оконными,И, сетуя, волочит сеть,И звякает чешуйками,Его судьба — мерцать, висетьПрерывистыми струйками,Скрести ногтями желоба,Трясти сырым передником,Ступать вдоль крыш, его судьбаБыть долгим собеседником,Свидетелем и двойником,Подобьем сна и совести.Он тыщу лет со мной знаком,Свои внушает повестиИ, загоняя иглы в жесть,Твердит, что мир мне кажется,Что в жизни только он и есть,Да жидкой тучи кашица.Он этот день зашьет в мешок,Загасит свет штриховкою…Как выскочить хоть на вершок,Какой спастись уловкоюОт хлопающей простыни,Над городом развешанной.И мы с ним шепчемся одни.А небо полно беготниМелькающей и бешеной.

2. «По бубнам крыш, по их сребристым гонгам…»

По бубнам крыш, по их сребристым гонгамБрызг перекличка. Сетчатой водыБлеск. Неводом изодранным и звонкимЗатянуты дома, канал, сады.И рыбами колышутся трамваи.Вмиг опустело уличное дно.Лязг желобов. Нет, я не понимаюШептанья капель, сброшенных в окно.О стекла плющась торопливей, пуще,О чем они напомнят впопыхах?О времени, о старости грядущей,Напрасных мыслях, прерванных стихах…Но что мне в том? Какой бы вязкой тканьюВокруг ни стались струи на ветру,Я прав. Я занят. Я коплю названьяЗемле. Дождю. И рифм не соберу.

1929

«Если слово в строки тянется…»

С.Г.К.

Если слово в строки тянетсяИ, в трущобы звуков канув,Я глотаю ритм, как пьяницаГлушит водку из стакановИ закусываю углямиРифм, и рот в сплошном ожоге,И тоска, зрачками круглымиСмотрит, вставши на пороге, —Ты с покупками с поспешностьюВот войдешь, и в легкий роздыхМир опять проветрен нежностью,Будет вывешен на воздух.Иль, окликнешь в глине по локоть,Улыбнемся, посудачим, —День дохнет, как полый колокол,Полным голосом удачи.Нам поэзия — советчица.Глянь, слетев к рукам упорным,Стае слов щебечет, мечется,Словно голуби за кормом,Нет ни хмурости, ни старости.Разве мы заглохнем? Мы то?..До смерти брести сквозь зарослиОзабоченного быта.

1930

«Когда возникает завод…»

Когда возникает завод,Он руки и лица зоветИ топоты гонит по тропам,Скликает цемент и кирпич,И сходятся ломы на клич,Лопаты бредут по сугробам.И первый садится баракВ рубахе своей деревянной.И первая лампа румяныйЛуч пересылает во мрак.И в толстое небо дымокКолонной упёрся отвесной.И первый на печке железнойВ котле зажурчит кипяток.К нахохленному полустанкуСъезжаются. Снега кораВ печатях подошв. Спозаранку,Как выстрел, удар топора.И лес обнесен фонарями,Он улицей выглядит. Лес,Как сцена, украшен. Как в рамеТеатра, смятенье и блеск.Сквозь иглистое оперенье,Сквозь шорох соснового снаДля нетерпеливого зреньяУже различима стена,И к ней прислонилась вторая,И жёлты скелеты стропил,И сумрак полярного краяИх крупной звездой окропил.Карельская ночь неизменна,Границ ей не сыщешь на глаз.Кончается первая смена.Вторая продолжит рассказ.

1930

«За сменами смены, за бревнами бревна…»

За сменами смены, за бревнами бревна.В окошках лесов отразились леса.И, как на рисунке, линейны и ровныИ будто кристаллы цехов корпуса.Их трудно осмысливать. И, беспокоясь,Их профили трудно придвинуть к стиху.Они — как взбесившийся каменный поезд,Сорвавшийся с рельс и застрявший во мху.Но тут не сравненья летучий осколокОсветит окрестность, как метеорит, —Тут ребра земли осязает геолог,Тут — экономист свою правду творит.И значит — барак приседает, как заяц,К холму. А на завтра дороги тесныЛесные для толп. И завод, прорезаясь,Выходит из сосен, как зуб из десны.

1930