Земное время - Сергей Спасский

1925

II

Надпись на книге

Здесь каждый звук тебе знаком,И рифмы, стянутые тесноСвоим двуострым языкомРисуют край давно известный.

Внезапно выдохнутый слог,В тревоге найденный эпитет,Он, словно лист, слетел и лег.Кто в нем былую жизнь увидит?

Пусть увядает…Разве намПристала робкая оглядка,Когда стремительно и сладкоВетвится мир по сторонам.

И, выпрямляясь от любви,Мы воздухом горячим дышим.Нет, строк далеких не зови,Мы песни новые напишем.

И отразятся в них точней,Как в тонко-резаной гравюре,Судьбы играющие буриИ строй прогретых счастьем дней.

1926

«Как мягок этот сумрак кроткий…»

Как мягок этот сумрак кроткийВ чуть розоватом полусне.Щиты круглеют на решетке,Деревья внемлют тишине.

И урны призрачное телоПод теплый лепет ветеркаТак выпукло отяготело,Сжав удлиненные бока.

Постой. Помедли осторожно.Вот плавно выгнутый подъем.Его едва почуять можноПри шаге бережном твоем.

Тут мост. А дальше ляжет полеПолно прохладной темноты.Ужели радости и волиЕще и здесь не знаешь ты?

Но разве есть минута слаще,Когда сейчас, всей грудью, вдруг,Ты мир вдыхаешь — настоящийИ собранный в единый звук.

И, вздрогнув от внезапной боли,Ты шепчешь: — Это наяву,На Марсовом знакомо полеЯ вот — иду, дышу, живу.

1926

«Ты все такая ж. На покатом…»

Чудо! не сякнет вода…

Пушкин

Ты все такая ж. На покатом,На сером камне так жива.Наклонена над локтем сжатымЗадумчивая голова.Вся — слух глубокий, вся — вниманье,О нет, забвенья не буди.Пусть дышит бронза тонкой тканьюНа чуть приподнятой груди.Все так же веет день на тело,На плечи смуглые твои,Лишь медь кувшина пожелтелаПод быстрым натиском струи.И — упадающие низко,Играющий рождая звук,Кропят целительные брызгиТраву, прильнувшую вокруг.Мой сон, Поэзия, не ты лиЗдесь клонишь ворожащий лик?И вот года не замутилиНеусыхающий родник.И верю, живы мы, покудаИ тороплива и звонкаСкользит вода и длится чудоВ разбитой бронзе черепка.

1926

Земля

Она изрезана тенямиИ красновата и влажна.Пред ней литое нежит пламяЗеленобокая волна.Ее сыреющие склоны,Легко опущенные вниз,Укрыли темные лимоны,Пронзил недвижный кипарис.Нет, ей рожденье не обуза.Здесь, словно стих, свободно, вдруг,Вспушится рощей кукуруза,Взойдёт лепечущий бамбук.Не напряжение, а случай,Удача творчества — и вотРаспластан пальмы лист летучий,Ручей мерцает и поёт.И полон странного покоя,Я вспоминаю, чуть дыша, —Лишь ты мне виделась такою,Искусства щедрая душа.

1926

«Туманом скользким и плывучим…»

Туманом скользким и плывучимОбтянуты, как янтари,Гнездятся по гранитным кручамДомов — и блекнут фонари.Мне даже площадь незнакома.Она пустынна, словно дноРасплёснутого водоема.Лишь где-то вспыхнуло окноИ лампочка блестит в квартире,Как память о далеком мире,Откуда я ушел давно.

1926

ЛЕНИН

1. Вагон

Весна в полях стелилась влажным паром,Цедился дождь, царапая стекло.И облаков знаменами недаромПригнувшееся небо замело.

И липы пролетали, салютую,Вдоль мокрых рельс. И круглую звездуЖег семафор навстречу. И густуюБросали искры россыпь на ходу.

Вагон дрожал. В вагоне пахло краской.Скрипели деревянные скамьи.И купол ночи ветреный и вязкийНад ним покачивался в забытьи.

А станции отпрядывали. Что им?В них суетня и окрики солдат,В них оторопь погрузки перед боем.Они войной, как факелы, чадят.

Кто им расскажет: около рассвета,Вобрав перрон окошками на миг,Здесь не вагон — гремучая кометаПеререзала время напрямик.

Но этот путь — еще он только начат,Лишь оторвался камень от руки,Еще совсем обыденно судачатЕму навстречу стрелок огоньки.

И тормоза полязгивают крепко,И плоский луч внутри переберетТо на столе промятый профиль кепки,То на пальто суконный отворот.

И человек, устав от разговора,Передохнуть ложится до утраИ морщит лоб. — Да, мы приедем скоро. —И дождь в окно царапает: — Пора.

2. Броневик

Листами зеленой сталиОбшитый, ты полз в бою,И пули, скользнув, примялиУ башни щит на краю.

Войной в раскаленном чревеПод спазмы взрывов зачат,Ты здесь прогибаешь в гневеТрескучих торцов накат.

Зачем же в сквозных заплатахБойниц, суров и тяжел,От этих полей проклятыхТы в город, ворча, пришел?

Какую, бредя полями,Себе выбирал ты цель?Исчерченная огнямиДвугорбая цитадель.

Ты знал ли — шумя, окружитПрорезы твоих бойницТревога знамен и ружей,Горячая лава лиц.

Пока, летя словно эхо,Рядами не шевельнетСкользящий шепот: — Приехал.— Который? — Смотрите! — Вот!

И торопливой походкойПересекая перрон,Широкий, крепкий, короткий,К тебе протиснется он.

Ведь здесь невозможно позже,Ведь надо сейчас, скорей,С размаху схватить за вожжиБезумную скачку дней.

И хлещут слова, как плети,И — вытянута рука…Ты этого ждал? За этимКатился издалека?

И вот, с приглушенной дрожьюМоторов, прилег мертво,Чтоб кованым быть подножьемДля первой речи его.

3. Смольный

Спокойствие всего нужней…Гул шаркает по коридорам.Сегодня в улицах огнейНе зажигали. ПерекорамРужейных глоток нет конца.Сегодня город без лицаЗавяз до крыш в туман и слякоть.Дождю струистой сбруей звякатьВдоль заколоченных дверей.Спокойствие всего нужней.Но коридор тревогой тронут —Здесь шарк подошв, прикладов топы.Сюда сегодня врылся фронт,Здесь задежурили окопы,Сгрудив шершавые шинели.Здесь люди по три дня не ели.Здесь заседают третью ночь.Отсюда выкатились прочь,Топорща скользкие штыки,Гремучие грузовики.Та-ра-ра-ра. Та-та-та-та.Гнездится пена у моста.Матросский клеш скользит по лужам.Кронштадтский нрав с борьбою дружен.Накапливаясь по безлюдью,С дворцом они сошлись грудь с грудью.Из тесно сжатого кольцаОни не выпустят дворца.И меднобокая опора,Дымясь (и, значит, быть беде),Проводит борозды «Аврора»По оцинкованной воде.И колоннадой круглоствольнойСвою тревогу обведя,С ней связь не прерывает СмольныйСквозь парус липкого дождя,Сквозь мрак, прозеленивший небо.Спокойствие важнее хлеба…Здесь нужен мозг — крутым узломКрепить и стягивать восстанье.Здесь нужно ровное дыханье.И он не дремлет над столом.Доклады, словно клятвы, кратки.В них дальних ружей молотьба.Он слушает. Лишь в лихорадкеМорщинка дернется у лба,И точен, как патрон, приказ.Здесь нужен выверенный глаз…Но телефон охрип от крика,Он надрывается: — Впусти-ка,Мне надо говорить — прими.(Зачем так хлопают дверьми?)— Я слушаю… — Он входит в зал:— Не может быть. — Да. Зимний взяли. —По лицам ветер пробежал.И стены колыхнулись в зале.

1926–1927