Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого - Владимир Буров

Обычное, всем известное слово Кошка, означает, что человек этот:

– Избранный, – или в простонародии блатной.

– Почему? – угрюмо всё еще спросил Кобыла.

– Потому право носить всем известное имя Елка, Кошка, Жеребец или Кобыла имеет только человек, сумевший встать на один уровень с окружающей его природой.

– Взял себе то – попросту говоря – то, что принадлежит всем, – сказал кто-то из толпы, не нашедшей себе места за столами, и сидевшей у двери перед костром, называемым здесь баром, образованным сложением двух слов:

– Ба – халява и Ром, как то, что больше всего мы любим на халяву.

– Получается, что эти ребята: Кобыла, Жеребец, Елка и Кошка получили свои имена задаром, как теперь ясно на:

– Халяву, – а это означает:

– Дар Белой стороны Тау Кита своим представителям на Земле.

И называть их лучше всего Ромины. Ром – это таинство радости, а Ин – значит, уже радость эта, находится внутри их.

После такого объяснения ребята взяли с собой Вигриса из далекого созвездия Пса, и случайно проспавшего свою высадку на Марсе, оказавшегося вместе с ними на Земле.

– Вас зовут в банкетный, сэр, – сказала повариха, которая умела жарить Курицу по Клайпедски, через дверь.

Тут же подошла и администратор и сказала сидящим за стойкой лейтенанту и Холодильнику:

– Пора на работу, господа.

– Я на работе, – нагло ответил Хол. – Меня вызвали пить – прошу прощенья, не пить, а пилить морозильную камеру в мясном цехе.

– Если человек выпил, то пилить он уже не может, а только и дальше: пить, пить и пить, – сказала она, и разогнала гостей, предполагая оказать услугу бармену, избавив его от безденежных гостей. Тем более, с самого утра.

– Кто меня звал? – но не увидел в банкетном никого, хотя и не хотел видеть никого.

– Ириска, это ты? – спросил он, думая, что официантка теперь заставит его находить с ней контакт в любое время дня, – если уж у него не остается для нее ночи.

– Да, – услышал он, но никого не увидел.

– Ты за шторой?

– Нет, за занавеской.

– Прошу прощения, мэм, но утром у меня слишком много дел.

– Окей, но я не она, а он, и да: можно я буду жить у тебя?

Бармен присел на первый попавшийся с краю стул и молвил спокойный языком:

– Я сам снимаю полдома только. Там иногда бывают бабы, тебе это помешает жить по-человечески.

– Нет, – был ответ, я не хомо сапиенс, в переводе с языка Созвездия Пса:

– Порабощенный, – а:

– И явился, переместившись из-за шторы на стол.

Это был треугольник с двумя зелеными глазами и одним желтым в виде носа. Рта не было, а появлялся он только когда субъектум начинал говорить, и исчезал полностью при молчании. Впрочем, и во время говорения тоже ничего не было слышно снаружи, но внутри всё понятно, как Александру Пушкину, когда он:

– Как труп в пустыне я лежал, – с вырванным, однако языком.

И.

И пришлось согласиться. Вроде бы удивительно, но с другой стороны – это именно то, о чем мы так долго мечтали.

Однако треугольник не исчез, пришлось поставить его дома на прикроватной тумбочке, как:

– Портрет, твой портрет, работы, однако, Тулуз Лотрека.

– Ты где? – спросил вечером Владимир, но не услышал ответа.

Скорее всего, на такое расстояние этот сигнальный треугольник не берет, решил Вова.

Только в пятницу вечером они появились опять и, к большому облегчению Владимира:

– Всё с той же половиной золота, которая у них оставалась после стартовых игр в банно-прачечном комплексе, на хате у Енота, и в неработающих еще до начала лета пустых павильонах детского лагеря.

Иван положил пятерку на стойку.

– Хеннесси есть?

– Нет.

– Что есть?

– Коньяк пятнадцатилетней выдержки.

– Налей всем.

– Здесь кроме меня больше никого нет.

– Позови зав производством.

– Зачем? – спросил Вова.

– Мы хотим начать всё сначала, – вставил Фёдор, видимо имевший на это право по умолчанию. Какому? Неизвестно.

– По тарелке супа с капустой, тоже включите в счет, – сказал Малик.

– Суп с капустой – это щи, – сказала, как промельк маховой официантка Та.

– Жаль некому возразить, – ответил в потолок Андрей.

– Можете возразить мне, – сказал Вова, – и я с вами соглашусь. Только один вопрос:

– Кто вас просветил насчет щей и супа, что суп всегда больше щей?

– Зав производством, – автоматически ответил Андрей.

Иван нахмурился, и молвил:

– Это какая зав? Та, у которой мы были?

Глава 3

– Нет, это Ла – Виринея, – ответил смело Андрей, чтобы позлить Ивана своим первенством у нее.

Иван долго молчал, пока не съел почти весь суп за стойкой. Не доел только потому, что подошла Марья Ивановна – администратор, и вежливо попросила сесть:

– За свой стол.

– Свой – это хорошо, – мирно согласился Иван.

Все, кроме Ивана встали и пошли за последний стол.

– Не был, – первый ответил Вова на еще не заданный вопрос Ивана.

– Какие ваши доказательства?

– Я с ней был.

– Она не могла раздвоиться?

– Не так быстро, – ответил Вова.

– Зачем тогда Андрей сказал то, что сказал?

– Да, сэр, хочет позлить вас.

– Зачем?

– Скорее всего, договорился с вашими противниками.

– Спасибо, что подсказал, а то я не верил.

Этот Андрей еще тот гусь, подумал бармен, именно из-за него в прошлую субботу опять ничего не вышло с Певицей Роз Мари. Да именно так все три слова с большой буквы, ибо то она Певица, то Роз – сука шипастая, и, видимо, должна быть еще и Мари – от рифмы:

– Дари любовь. – Но как, трудно себе даже представить.

Или.

Или всё-таки что-то было?

К нему подошла ее подруга, и сказала:

– Бери шампанское, и ты будешь с ней в отдельной комнате. – Но Роз Мари махнула рукой, что ничего не надо, лучше пойдем без него. Что он опять сделал не так, непонятно? Или надо было бросить всю работу, и подавать ей коктейли?

– Нет, – Владимир имел кредо:

– Кто не хочет – тот не может.

Но вот было, несмотря на сопротивление времени и пространства. И не только, сама Роз Мари играла в нем не последнюю роль. Она нагло вызвала его во двор ресторана, а уж дальше он сам провел ее к тому месту с двумя заросшими травой ступеньками, где была видимая из банкетного зала дверь в винный склад.

И сделала минет.

– Чтобы ты больше не думал, как будто я тебе что-то должна, – только и сказала она.

– Их бин, – сказал он, и поправился только после того, как она ушла обратной дорогой без него: – Их либэ дих. – Поздно, ибо мало того, что ее уже не было, но и приходилось сомневаться:

– Была ли вообще.

– Но обязательно пусть напомнит, если придет еще раз, – сказал он, и встал со стула, где скрывался от нуждающихся сиськи-миськи в чашечках кофе официантов и официанток.

Если нет – расскажу ей всё сам, честное слово: не побоюсь.

Она пришла вечером с той симпатичной светловолосой подругой, которая в субботу звала его с собой, в том смысле, что всё будет отдельно, если он поторопится. Он уже подумал, не лучше ли взять ее, эту Зену – Королеву воинов, готовую почти как все дать лишь бы взяли, как Енот – сволочь – упер ее чуть ли не силой за свой стол. А он даже подумал, что этот строитель коровников и игрок, не присутствует сегодня в ресторане.

И, о ужас! этот его стол оказался рядом со столом Ивана и его команды. Что означала:

– Более-менее выпьют и начнут играть. – А чтобы не нарушать запрет директора, с железку, а не в карты.

Тем не менее некоторым это как об стенку горох. Едва начались танцы, Серый по дополнительному прозвищу Коряга и Черный начали играть в карты под столом, поставив там свечку. Свечи решили разрешить только недавно – буквально несколько дней назад, ибо подумали:

– Если ресторан сгорит, – то туда ему и дорога, построят новый.

Хотя были и противники такого радикализма, они считали, что новое если и бывает, то очень редко. А скорее всего, и редкость – это большое преувеличение.

Но вот именно это и произошло:

– Енот проиграл пару золотых пятерок Гусю и Черному, которые обыграли под столом Корягу Серого на восемь пятерок, которые, как только теперь все узнали:

– Он выиграл прошлой ночью у Енота на хате его телки.

Енот не выдержал напряжения мелькания денег мимо его носа и убежал в сарай Нерона, где он жил, если не было подходящей телки, и где спрятал третью часть, выигранных у Ивана золотых пятерок.

Деньги в иво золотых пятерках – червонцы еще не пошли в ход – завертелись, как листья в ноябре, напомнил Пушкин плохую примету появления нечистой силы.

Вова за стойкой подумал, что всё очень сложно получается, если смогли – даже в запретной зоне – выиграть десять золотых пятерок такие придурки, как Черный и Гусь.