Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого - Владимир Буров

– Не успели, а вот Москвич, к счастью, еще пригоден для личного пользования.

– Значит, моя мечта сбылась, и мне уже предложили его купить?

– Да. За цену нового. И более того, сам пригонишь его из Москвы.

– У меня нет прав.

– Завтра пойдешь учиться, а послепослезавтра сдашь.

– Спасибо, я так-то всё умею, только в третью скорость не всегда попадаю, мне кажется, что она дальше, а, как говорится:

– Счастье намного ближе, чем мы почему-то всегда думаем.

– Спасибо и тебе на добром слове, но сейчас лучше ко мне не лезь, как черепаха, случайно уцелевшая после падения из клюва орла с большой высоты, но в:

– Случайную лужу.

В баре происходили чудеса, но все думали, что это нормально. Парадокс, но люди верят себе настолько, что не могут сразу решить, видя невозможное, что его нет. Ибо:

– Дураками быть нельзя, – так можно и работу потерять.

А именно: в баре каждый день был новый бармен.

Оказывается, Вова отсутствовал четыре дня, и все четыре дня были разные бармены, как-то:

– Иван, Малик, Андрей, Фёдор.

И как объяснила главбуху зав производством:

– Видимо, они купили себе эти должности, как одну на всех.

– Значит, слухи о золоте партии подтверждаются, – решил сознаться главбух, имеющий кличку Пианист, образованную песней Вилли Токи и его похожим на эту песню именем.

Но проверить точно все вероятности не могли, так как директор ушел в отпуск, и не оставил даже записки, в каком пруду, и тем более, в какой части Ялтинского пляжа будет сбрасывать намного больший лишнего вес.

Иван вздохнул с облегчением, ибо, как он признался:

– Хотя и не хочется уже возвращаться назад, но потерять эту возможность навсегда было бы жаль.

– Да, сэр, это без сомнения.

И после возвращения Вадика в свою бухгалтерию с предложением поискать временного директора, так сказать:

– Директора на час, – чтобы не просил и тем более не надеялся получать большей величины сумку каждый день, чем находясь в должности замдиректора.

Но была шокирована появлением Вовы, ибо все думали:

– Пропал в Москве. – Как?

Вот так, интуитивно. Ибо:

– Где же ты был? – спросила она Вову, и добавила про себя:

– Милый.

– Дак естественно, – только и нашелся он что ответить, ибо поверить она могла только в то, что успел за это время выучиться на водителя Москвича, и даже получил права.

Она хотела сообщить:

– Да, я говорила о тебе с начальником ГАИ, – но решила не хвастаться, и нечего не сказала по этому поводу, даже заранее заготовленную фразу:

– Не надо дурковать. – А только:

– Пусть они работают, а ты будешь директором.

– Где прошлый? – удивился бармен.

– Он еще не прошлый, но пропал тем не менее – это точно.

– Идет слух, что он в отпуске.

– Это одно и тоже.

– Почему?

– Потому что надо сообщать координаты того Титаника, на котором он решил затонуть вместе с ним.

– Вообще-то отпуск для того и отпуск, чтобы никто не забыл, а это возможно только в том случае, если весь месяц так и будут гадать:

– Где же он не испарился.

– Пожалуйста, хотя бы сегодня ты можешь не изъясняться уравнениями пятой степени?

– Не знаю, мэм, ибо привык либеральничать.

– Дай прямо сейчас мне клятву.

– О чем?

– О том, что в этот месяц зациклишься на четвертой, хотя бы. И сразу будешь доучиваться на зав производством вместе со мной.

– Так быстро?

– Нет, с первого курса, а я уже на третьем.

– Директор – это разве не сфера обслуживания? – поинтересовался Вова.

– Так-то бы, может и да, но у нас эта сфера не в менталитете.

– Не существует?

– Да, поедешь в Прибалтику, узнаешь, что скоро эта сфера будет не просто роботоризирована, но и полностью автоматизирована.

– Я уже там был, мэм.

– Увидел?

– Да, что всё наоборот, заставляют следить за столом, как за вражеским снайпером: только выпил – обязательно беги и налей ему опять, и чтобы не дай боже, сам не успел нахлестаться.

– Да, конечно, но это пережиток прошлого.

– Где мы, мэм, если я вас правильно понял, до сих пор вот по сю пору, – и показал не туда, куда она больше всего любила смотреть, а чиркнул по горлу, как будто уже согласился на ее резюме, и давал клятву в своей полной привязанности к ее разлохмаченности ко всем условностям правды, включая пристрастие читать стихи на банкетно-праздничных мероприятиях:

– Лично.

– Да, я люблю показать всем духовность моей продуктовой корзины.

Он хотел спросить, надо ли заказывать в Мексике трехуровневый, но успел сообразить:

– Авось преждевременно. – Ибо правильно говорят:

– Лишь бы человек был хороший, – а членов у него и так много. Не исключая, однако, и голову.

И да, сейчас у меня некоторая запарка, могу ли я назначить своего зама по соединению электрических проводов и ремонту периодических затопляющихся туалетов, назначить еще и смотрящим за исповедальным залом?

– Исповедальным, я вас правильно поняла, сэр? – даже не попыталась улыбнуться, дама.

– Да, мэм, они исповедуются здесь пище.

– П-пельменям в горшочке, Котлетам по-Киевски, эскалопам и антрекотам?

– Цыплятам Табака – тоже.

– Вы хотите мне намекнуть, сэр, что у меня слишком малогабаритное меню?

– Мэй би. Пока что подумайте над этим, а я пойду в бар, и найду себе заместителя.

– В баре они бывают?

– В баре не только все бывают, но и всё, мэм.

– Хорошо, подскажите хотя бы в каком направлении мне думать, сэр?

– Пожалуйста, могу предложить вам даже два направления будущего развития этого дела в итальянском и датско-немецком направлениях.

Он глотнул из ее чашки того, что не в ней было, и конкретизировал своё предложение их общего благополучия:

– Закажите вашему бывшему любовнику, пошедшему на повышение, машину для жарки датских ребер, заодно и с самими ребрами, ибо наши слишком тощи и дороги. А во-вторых:

– Попробуйте приготовить мне на сегодня Стейк по-Флорентийски. А если не выйдет, то хотя бы подумайте над этим.

– Н-над Этим? – только подумала зав производством. Но он понял:

– Можно сегодня я сделаю его из своего мяса?

Он хотел ответить, что в оригинале его делают только из быков хороших пород, но постеснялся, ибо эта дама долго находиться в расслабленном состоянии не будет, и зажарить может его самого, причем:

– Целиком.

И так как за столом в зале сидел один Малик, его он попросил:

– Услужить мне.

– В ведении порядошных дел я всегда готов, – ответил Малик, – но чем вы будете платить, сэр.

– Здесь контора пишет.

– Нужна надбавка наличными.

– Зачем?

– Только с одной целью, сэр.

– А именно?

– Обещаю в этом ощутительном случае доводить дело до его положительного завершения.

– Так бывает?

– У меня всегда.

– Вы хотите получать золотом?

– Не обязательно, пусть будет местная валюта, Чеки.

– У меня у самого сейчас всего восемьсот Чеков.

– Я могу, конечно, сам обменять рубли на Чеки, но три к одному.

– Не надо, спасибо, лучше я сам их обменяю один к двум.

– В обратную сторону?

– Нет, в ту же, ибо баран один, и нет разницы с какой стороны его начинать жарить.

– Спасибо за разъяснение, сэр. И да, кто у нас сейчас в баре?

– Так, а Иван-то где?

– Я думал вы его куда-то назначили, – ответил Малик.

– Куда я его мог назначить? – задумался Владимир. – Если только к начальнице турбазы Огонек Социализма?

– Вы говорили, что куда-то уехали с ней.

– Да, уже говорил? Ну, так мы уже приехали опять.

– Вот, может, он с ней?

– Сомневаюсь, скорее, вместо нее. Пока она занята золотых дел мастером, он вполне может быть на ее месте.

И да, кстати, надо найти золото.

– Я уже послал Андрюху в этот лагерь, чтобы нашел.

– Э-э, оттуда начинать – это слишком долгая история!

– Ничего страшного, сэр, ибо часть пути вы уже прошли, как говорят:

– В нужном направлении.

Владимир вышел из ресторана, и вместо отчаяния, решил:

– В принципе это неплохо, когда всё само вертится как перпетуум-мобиле.

Только успевай подбрасывать ему угля, хотя и с неполным пониманием, но:

– Много.

Вечером следующего понедельника – после дискотеки – сели играть в банкетном зале, так как Нерон напился, точнее, уже пришел в ресторан пьяным, и заявил в ультимативном тоне:

– Кто не будет с ним играть – тот вообще не уйдет из ресторана. Но, как не знал еще бармен, никогда не делал ничего сдуру. Правда, если иметь в виду то, что здесь всегда было в большом дефиците, а именно:

– Деньги.

А так-то мог прыгнуть в реку, не измеряя предварительно ее глубины, и периодически сворачивал шею.

Оказывается, Черный и Гусь рассказали ему, что золото было настоящее. Один из них заныкал, а сказал другому, что потерял одну золотую пятерку, и потом они продали ее цыганам за тысячу: