Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася

– Из-за Фадо.

– Из-за Фадо? А что там?

– Там степь, – сказала Аяна, и лента затрепетала на ветру под выцветшим небом, над запахом трав. – Там столько всего, что так сразу и не рассказать.

– Знаешь, мне кажется, мы найдём место. Тайвелл! Давай-ка вынем вещи из кладовой и распределим по комнатам, – сказала Айво, и её муж кивнул.

Утро начиналось с темноты и стылости. Аяна тёрла глаза, лёжа в своей маленькой каморке на втором этаже, и постепенно погружалась в запахи этого небольшого дома, приютившего её на время. Кимат спал, тихо посапывая, крепко, как и всегда по утрам, и снаружи за приоткрытой дверью слышались острожные шаги и хихиканье мальчишек.

– А ну, тихо! – шикнула Иллен. – Маленького разбудите!

Мальчишки снова захихикали.

– Это что у тебя? Зачем тебе гвоздь и камень? Ты куда собрался?

– Ну мам! Это мне нужно!

– Мам, отдай ему, нам это нужно... для дела!

– Ладно! Идите, побегайте! Надень шапку, Натилл!

Аяна потянулась и размяла тело, затёкшее от жёсткого, комковатого матраса.

– Не переживай, Иллен, – сказала она, выходя из каморки и зашнуровывая платье. – Его так просто не разбудить.

– Я знаю. За две недели-то я уже поняла. Такой он у тебя спокойный! Только мальчишкам об этом знать необязательно. Иногда, знаешь, так хочется тишины. А тут такой предлог! Ну что ты смеёшься! С таким количеством сестёр и братьев тебе, наверное, известно. Пойдём, поедим, пока каша горячая.

Они сидели за столом, слушая потрескивание очага, и Аяна с аппетитом ела кашу из плющеной авены.

– Знаешь, что меня удивляет? – задумчиво сказала она. – Я прошла уже довольно долгий путь, но, где бы не проходила, везде есть что-то похожее. Вот, например, авена и соланум. У нас в долине есть такие растения, которых у вас нет, и наоборот, но авена, кажется, есть везде. И везде по утрам из неё варят кашу.

– Ну а чем же ещё завтракать? – рассмеялась Иллен. – хлебом с маслом?

– А почему бы и нет, – пожала плечами Аяна. – Тоже неплохо.

Она доела кашу и сходила во двор сполоснуть миску, потом вернулась.

– А ещё везде люди прядут и ткут, – сказала она, подсаживаясь обратно к столу. – только нити прядут из разных материалов. У нас это власка, у вас – шерсть и хлопок, а в Димае я купила плащ из канне.

Иллен сидела, оперевшись на ладонь щекой, и кивала.

– Нити везде одни, – сказала она, улыбаясь. – Тот способ вязания, что ты показала мне, на одной игле, он очень интересный. Спасибо. Я думаю, на весенней ярмарке мои носки будут хорошо продаваться. Я сохраню его в секрете.

– Зачем? – удивилась Аяна. – Почему?

– Чтобы никто не перенял, – так же удивилась Иллен. – Зачем мне делиться тем, что я могу делать и продавать сама? Ты-то проездом, так что тебе всё равно, а мне тут жить.

Аяна задумалась.

– Знаешь, я понимаю, о чём ты. Но у нас в долине учат делиться мастерством, чтобы другие люди могли его улучшить. Ты берёшь чьё-то дело и доводишь его до совершенства в своих руках, а потом добавляешь ещё что-то своё, понимаешь?

– У нас тоже делятся мастерством. Только это стоит денег. К сожалению, это очень дорого. Я не могу позволить себе научить мальчишек писать, потому что для этого нужно платить Виеталлу. Он умеет.

– А ты разве не умеешь... Ой, прости, – осеклась Аяна, подумав, что может обидеть Иллен, но та удивлённо подняла брови.

– Что? У нас почти никто не умеет читать и писать. Это дорого.

– Но как же вы... изучаете мастерство? Как улучшаете чьё-то дело?

– Для этого нужно копить деньги и отправлять детей учиться к мастеру. А зачем для этого читать?

– У нас всё записано в книгах. Мы всё записываем и держим в хранилище, чтобы не забывать. И постоянно добавляем туда новое. За знаниями можно прийти туда.

– И туда можно попасть бесплатно?

– Да.

– Но тогда, получается, каждый может научиться чему угодно, если придёт и прочитает?

– Почти. Погоди, Кимат проснулся.

Аяна поднялась к проснувшемуся Кимату, сходила с ним во двор и вернулась к столу.

– Слушай, этот ветер невыносим. Когда он закончится?

– Нескоро. Мы говорили о мастерстве, помнишь?

– Да. Я положу ему каши?

Она кормила Кимата, и Иллен с умилением смотрела на его пухлые смуглые щёки.

– А его отец – образованный? – спросила она.

– Да. Он очень умный, гораздо умнее меня, а вдобавок получил хорошее образование. Я иногда сама не понимала, почему ему не скучно со мной.

Аяна немного подумала и слегка покраснела, но спохватилась.

– Он знает музыку, арнайский, немного разбирается в лекарском деле, а ещё долго учился вычислениям. Я в них не разбираюсь вообще, потому что мне было скучно и я не ходила на эти занятия. Я перестала ходить на них после того, как выучила деление через ствол и веточку. Он как-то раз начал мне объяснять одно уравнение, и через пару минут у него вышло так, что десять – это пять, и это было как какое-то непонятное мне чудо, потому что я потом полчаса пыталась найти, где хитрость, но не нашла, а он смеялся. Зато я бегло пишу, читаю без запинки даже то, что вижу в первый раз, умею сочинять и записывать песни и быстро учусь игре на разных инструментах. Мне больше нравились занятия, на которых мы изучали устройство мира слов, ну, знаешь, разбирали смысл сказаний, а ещё те, где было просто весело. Мне всегда нравилось ходить туда с друзьями. Так всегда веселее.

– Вас учили всех вместе? Бесплатно? У нас дети с самого детства помогают родителям... Ну, когда не уносятся по своим озорствам, конечно. Когда вы находите время учиться?

– У нас тоже помогают, – улыбнулась Аяна. – Все помогают родителям в работе, но, знаешь, гораздо проще объяснить что-то человеку, который уже что-то смыслит в деле, а не тому, который даже не умеет читать. Ой, прости.

– Ничего. Почему это должно меня обижать?

– Не знаю. Мне многое здесь у вас кажется странным и непонятным. Ваш дом – первый, в котором я задержалась надолго, и я сначала даже не заметила, что у вас нет книг. Видишь, прошло уже две недели, и я только что это поняла.

Она вздохнула и вытерла лицо Кимату, отпуская его на пол.

– У нас говорят: "Буква к букве – будет слово, слово к слову – будет песня". За книгой следуют знания, за знаниями – ещё одна книга. Это переплетается, как нити холста, или как твоё вязание. Чем толще нить, тем быстрее прирастает холст, но чем тоньше – тем изысканнее узор. Он как-то раз говорил мне про нити, которые пронизывают этот мир, и я тогда поняла, о чём он говорил, но идёт время, и снова творится что-то непонятное, потому что его слова обрастают всё новыми смыслами, и это изумляет меня, потому что все его слова – это как дверь, к которой подходит много ключей, каждый из них открывает её так, что она ведёт в иное место, и я постоянно нахожу какой-то новый ключ на дороге.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь, – жалобно сказала Иллен. – Прости.

– Ничего. Я просто слишком много слушала его арнайских стихов, в которых тысяча значений у каждого слова. Иллен, слушай, а ты не хотела бы научиться чему-то новому?

– Например?

– Только ты должна будешь мне кое-что пообещать, хорошо?

– Да о чём ты?

– Я живу у вас и ем вашу еду, греюсь вашими дровами. У мальчишек найдётся пара часов свободного времени по вечерам, правда?

Иллен поражённо открыла рот.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что бесплатно...

Аяна подняла брови и заговорщически покивала.

– Не знаю, как это может вам пригодиться, конечно, но...

– Ты правда научишь?.. У них будет возможность устроиться в жизни, Аяна!

– Погоди благодарить. Пообещай, что и ты, и мальчишки при возможности попробуете научить кого-то ещё, хорошо? Одна мудрая женщина сказала, чтобы я передала добро другому. Передашь?

5. Молодое вино

– Ты сказала, что этот странный цвет смоется, но что-то непохоже, чтобы он смывался. Уже месяц прошёл, а он всё не смылся, – сказала Иллен, поднимая глаза от вязания.