Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася

Аяна помотала головой. Пришло время кемандже немного пострадать.

Она поправила волосы и подняла смычок.

     Длинной дорогой иду мимо озера красного.

    Спит мой отец и не знает, что снова иду к тебе.

    Он не узнает, что ты появился в моей судьбе,

    Завтра он свадьбу мою будет весело праздновать.

    Красный халат упадёт с моих плеч завтра вечером,

    Ночью сегодня увижу тебя я в последний раз.

    Ночь за шатром и слова в тишине – всё что есть у нас,

    Рядом с тобой посижу и вернусь незамеченной.

   Спит твой хасэн, и не знает никто, где искать тебя.

   Сны поднимаются в небо, и ты рукавом своим

   Слёзы мне вытрешь, и будет рассвет страшен нам двоим.

   После него будем жить, над утратой любви скорбя.

Она вспомнила Кадэр и выпустила на струны всю боль за неё. Короткими нисходящими фразами мелодия сжимала грудь, как выдохи рыданий, сводила плечи и живот в напряжении.

– Ондео... – выдохнул кто-то. – Кира ондео...

Аяна играла и понимала, как её умение далеко от того, которым владеет Конда. Мало уметь страдать. Нужно ещё уметь пропускать эту боль через кончики пальцев, а до них – через кисти, запястья, локти, плечи, от самого сердца, где она прячется.

Следующая песня про речных духов добавила ещё несколько монет в кружку, а на столы начали просить вино.

– Держи, кира, – сказал лысый, отсчитывая ей девять медяков. – Проняла ты их.

– А что это за песня про вдову и овощи?

– Она не для твоей кемандже. А ещё тебе не стоит ездить в своём богатом наряде.

– У меня другого нет.

– Сходи к старьёвщику, купи себе обычное платье. Я ещё ни разу не видел, чтобы артисты ходили в том, в чём выступают.

– У старьёвщика очень дорого.

– А ты прямо в этом ходила? – удивился лысый. – Погоди.

Он снял с себя коричневую засаленную куртку и дал ей.

– На. Сними свой наряд и надень это. У тебя же есть длинные штаны?

– Да, – кивнула Аяна.

– Ну вот. А то в платье пошла! Ты бы ещё башмачки атласные из седы напялила. А лицо грязью мазани, вот тут – показал он под нос. – И иди пешком.

Аяна вернулась в радостном удивлении. Приличного вида старое платье, поношенное, но чистое и целое, обошлось ей всего в десять медных монет.

Лысый откровенно смеялся над ней.

– Кира, ты вчера родилась, что ли? Кто тебе продаст дёшево что-то , если по тебе кажется, что ты богатейка?

Аяна вспомнила про детей-попрошаек и промолчала. Вечером она спустилась к колодцу и осторожно постирала голубой халат в холодной воде с мылом, надеясь, что он не пострадает от такого обращения.

Халат, к счастью, не испортился. С утра она сложила его в мешок, отметив, что запаха цветочных лепестков не осталось вовсе, и оделась в своё новое, точнее, старое тёмно-зелёное платье.

– Как они это тут носят? – бурчала она, завязывая тесёмки на узких рукавах. – Это же неудобно! Кимат, тебе нравится?

Кимат, как всегда, улыбался, и она улыбнулась ему.

– Ничего, мой хороший. Тебе это не грозит. Ты будешь носить удобные штаны, когда подрастёшь.

4. Передай добро другому

Они ехали весь день, изредка останавливаясь на привалы, и к вечеру Аяна полностью распустила рукава и расстегнула пояс платья, а ещё ослабила шнуровку спереди.

– Нет, это невозможно, – рычала она. – Как в этом вообще можно что-то делать?

Юбки задирались, когда она сидела на Таште, и задирали за собой длинные штанины, оголяя ноги. Узкие рукава впивались в плечи так, то на них оставались красные полосы.

-Да что ты будешь делать! Клятый наряд! – негодовала она на следующее утро, натягивая платье в комнате над конюшней, которая обошлась ей в два медяка.

Кимат смеялся, глядя на неё.

– Это не смешно, милый! Тут не хватает разрезов. Они, похоже, вообще не ездят верхом!

Он засмеялся ещё громче и заразительней, и она схватила его и прижала к себе.

– А вот я сейчас тебя как защекочу!

Она пощекотала его и подбросила слегка, и он хохотал ещё громче. Аяна смеялась вместе с ним, пока из соседней комнаты в стенку не постучали.

В пути прошла ещё неделя. На двух постоялых дворах ей отказали в выступлениях, и одну из ночей она провела в каком-то сарае у дороги, кутаясь с Киматом в одеяло и так толком и не поспав.

С каждым днём её продвижение на запад замедлялось. Ветер становился всё холоднее, и Кимат постоянно горько плакал из-за того, что ему дуло в лицо.

– Мой маленький, – со слезами на глазах уговаривала его Аяна. – Ну потерпи. Ну хотя бы до ближайшей деревни!

Деревня встретила её на склоне холма, небольшая, подпиравшая серо-рыжими черепичными крышами серое низкое небо. Дорога не проходила через неё, а вела мимо, и Аяна сначала сомневалась, но порыв ветра подтолкнул её в спину, и Кимат заплакал.

– Ладно. Ладно! – воскликнула она, очень точно повторяя раздражённый тон Верделла и сразу же погружаясь в болезненные воспоминания о нём. – Пошли, Ташта. Инни.

Дома взбирались до самой вершины холма, и она тоже доехала до самого верха. Отсюда в другую сторону спускались ухоженные участки и небольшие поля, дальше внизу серенькой лентой среди кустов и деревьев змеился ручей, а за ним – луга, холмы и рощи, изрядно поредевшие к концу ноября.

Деревенька была маленькая, домики – тоже скромные, с небольшими окошками, которые закрывались ставнями.

– Ну что, пойдём искать, где остановиться.

Вывесок тут не было, и она спешилась и наугад постучала в первый попавшийся дом. Узкая деревянная дверь приотворилась. Оттуда выглянула пожилая женщина в тёмном переднике.

– Да? – удивлённо спросила она. – Ты к кому?

– Я ищу ночлег. Постоялый двор, трактир или харчевню с комнатой.

– У нас нет, – пожала плечами женщина. – Дальше по дороге большая деревня, там станция перекладных лошадей и постоялый двор.

Кимат снова захныкал, и женщина заглянула Аяне за спину.

– У тебя ещё и маленький... На таком ветру. Ну ладно, что с тобой делать. Проходи. Погрейся.

Аяна зашла, оглядываясь, в небольшой дом. В открытом полукруглом очаге у стены потрескивали поленья, бросая блики на оштукатуренные стены, а у основательного деревянного стола, довольно старого на вид, теснились шесть стульев.

– Я выпущу его? – спросила Аяна, показывая за спину.

– Конечно. Интересный у тебя способ его возить...Ты давно в дороге?

– С утра.

– Тогда сначала поставь свою лошадь во двор.

Аяна кивнула, и женщина показала ей, как завести Ташту во двор через боковые ворота.

– У вас можно будет переночевать? Я заплачу за постой.

– У нас негде. Только если на полу на кухне.

– Айво!

Из сарая вышел седой мужчина, с подозрением глядя на Аяну.

– Тайвелл! Девушка ищет ночлег.

– У нас нет места. У нас две комнаты наверху, в одной живём мы, во второй – сын с женой и детьми.

– Пойдём в дом, – сказала Айво.

– Твоя жена сказала, что у вас нет постоялого двора, – сказала Аяна, когда они зашли в дом, и она наконец выпустила Кимата на пол.

– У нас нет. У нас очень маленькая деревня. Ближе к городу станция перекладных. Там можно снять койку, – задумчиво сказал Тайвелл, глядя на Кимата. – Как тебя зовут и куда ты едешь? Почему у тебя такие волосы?

– Меня зовут Аяна. Я еду в сторону Чирде, – сказала Аяна. – Волосы случайно покрасила. Это смоется.

– Чудное имя. Далеко ты забралась от дома.

– Да. А чем занимаются ваш сын с женой и внуки?

– У нас корова и овцы. Ниже по склону ещё сарай. Мальчишки приглядывают за скотом. Невестка прядёт и вяжет тёплые вещи на продажу, а сын ходит за дровами, на охоту, рыбачит в реке и чистит хлев. Летом, конечно, больше работы. У нас огород и поле. А ещё несколько деревьев олли.

– Олли?

Айво удивлённо посмотрела на неё.

– Ты не знаешь, что такое олле? Откуда ты приехала?

– Я издалека.

– Олли – это деревья с плодами, из которых мы отжимаем масло. У нас в деревне для этого отдельный дом с давильным устройством. А издалека – это откуда?