Стихотворения и поэмы - Микола Бажан

107–121. ИТАЛЬЯНСКИЕ ВСТРЕЧИ

1

ВСТРЕЧИ

Жду в путешествиях радость,         С нею встречался, бывало;помню я светлые встречи,         звонкие, близкие, давние,в рокоте римских улиц,         на астурийских привалах,в сумерках лоджий Флоренции,         в дыме Мессинской гавани.Радость та приходила         в мраморе осиянном,а иногда, как в танце,         в залы врывалась фрескою,жгла золотистым отблеском         тел и плодов Тицианаи над проливом взвивалась         башнею генуэзскою.День вспоминаю, когда мы         в мареве белом открыли,в мгле перламутровой рани         узорные арки Венеции,пляшущие гондолы,         стройные кампанилы,радужный купол Сан-Марко —         старый жемчужный венец ее.Только с серебряным, ярким         черное рядом помню —воды каналов мутных,         лестницы в липкой плесени,мглу очагов полусгнивших,         траурных женщин гомон,взгляды детей стариковские         в памяти болью вписаны.

Помню миланские площади,         церковные желтые двери,стену со свежим следом         осколков на камнях древнихи по стене, как ветер,—         вопрос предсмертной вечери,сомнения тяжкие совести,         трепеты рук разгневанных.Сладко и горько искусство         дивного мастера Винчи,чудом пощаженное         бомбой и канонадой,—и ныне оно мучительно,         тяжко ответа ищет,больше волнует нас тайной,         чем познанием радует.

О ненасытная радость         вечного познаванья!Ты, как энергия, кроешься         в мраморах, в красках красивых,в стройно взметенных стенах,         в купола кованых гранях,чтоб наливать нас силою,         в даль устремлять нас синюю!Вечно твое искусство,         к забвенью оно не клонится,рельефы твои и статуи         колышутся в солнце светлом.Теплая почва Италии,         измученная, как роженица,людям вручает радость,         взращенную в лоне щедром.

Я простираю руки,         я глаза открываю.Я — ненасытный скряга —         пью и вбираю с охотоювсё, что играет радостью,         светится и мерцаетбронзой, резьбой, самоцветами,         краскою и позолотою.Слава священным мраморам,         спящим в музейных нишах,фресок могучим фигурам,         чья участь — по закутам жаться.Но есть та святая святыня,         без коей искусство — нищее:это сердце, способное         плакать, верить, сражаться.В нем закипает сила         гневно и неустаннои победы предчувствие,         вера в знамена алые —в сердце литейщиков Рима,         металлургов Милана,ученых и виноградарей,         моряков Италии.Вслушайся в их раздумья,         руки пожми их верные,взглядом ответь на взоры их,         чувства любви не тая.Это радость и солнечность,         встречи те благовестные,это вера и песнь твоя,         правда и жизнь твоя.

2

БЕСЕДА С ДРУГОМ

Товарищ мой, компаньо, брат и друже мой,Прошу вас, говорите, говорите.Живые жесты ваших рук натруженныхКак будто пишут летопись событий.И ваш рассказ такого полон мужества,Что ритм суровый слышу до сих пор.И стены тюрем от ударов рушатся,И рвется ветер с Апеннинских гор.Ваш путь — бунтующая гавань Генуи,Ваш дом — в дыму ее ревущих труб.Стекала кровь набрякших черных вен ееС рассеченных кастетом ваших губ.Увечьями и шрамами вас метилиАресты, пытки, одиночки тюрем.Как рыцари двадцатого столетия,Опять идете вы навстречу бурям.Ваш правый гнев — так в кратере вулкановомКипящей лавою бушует глубина —Таится в вас и ждет сигнала — зановоПодняться вверх со дна.В мозолях сердце, в шрамах зарубцованных,Как стиснутый кулак в набухшей сетке жил,Но ритм его уверен, полон сил,Не дрогнуло, готово к бою вновь оно,Чтоб, как мембрана, чуять каждый звук,Биенье жизни, тишины не знающей,И ощущать, что рядом и вокругСоратники и верные товарищи —Трамвайщики, и докеры, и грузчики,Крановщики, матросы, кочегары.Их возгласы, веселые и грустные,Вам сердце оплели, как капилляры.Я знаю, ваше сердце не ослаблоНи в одиночке, ни в когтях эсэсовца,Оно не дрогнет, если снова взбесятсяДубинки или кирасиров сабли.Компаньо, руку я кладу на руку вашу,Откованную жизнью тяжело,Ладонь, как камень с баррикады, взявши,В пожатье вкладываю всё тепло,Всю искренность того волненья встречного,Что в сердце и мозгу затаено глубоко.И, прикасаясь к пальцам искалеченным,Я заряжаюсь ваших мыслей током.Пусть ваша жизнь по виду непохожаНа промахи мои, исканья и свершенья,Но ваш огонь и мой — одно и то же,Друг в друга мы вливаем вдохновенье.Для нас, для вас иного нет путиИ нет надежд иных, чужда судьба иная.Под знаменем одним по жизни нам идти,Ее закончим так, как начинали.Я знаю, как бывает тяжко иногдаНе позволять обидам рыться в ране,На пепелищах не искать следа,Не цепенеть в плену воспоминаний.Я знаю, всё я знаю вместе с вами,Что Революции великой правдаТрагедии превыше временами,Но учит нас и направляет в Завтра.Она, над миром взнесена мильонами,Наполнила решимостью могучею,Объединив под грозами и тучамиСердца, разъединенные кордонами.Поэтому так ясно вижу путь,Поэтому я так взволнован и спокоен,И если я утрачу братства суть,Не буду родины своей достоин.Когда в тюрьме о скользкий камень камерыСтучите вы — тире… тире… тире… и точка,Мы слышим вас, мы в ожиданье замерли,Как будто дальнюю зарницу видим ночью.Когда выходите вы из ворот завода,Чтоб встать как забастовщики-пикетчики,Когда оливками заправленную водуПриносят жены вам в горшках — как наши глечики,Нам свой кусок тогда не лезет в ротИ наши деды вспоминают давнее —Голодный день, посты у запертых ворот,И память делает нас с вами равными.И наша кровь толчками рвется в кисть,Коль ваши кисти стиснули наручники.Мы славим ваши подвиги и жизнь.Одной наукою борьбы научены.Так битвы классовые побратали нас,Что мы едины, как рукопожатье,Что стали мы навек друзья и братья.Товарищ мой, компаньо, сын Италии,Прошу вас, говорите, продолжайте…

3–5

ПЕРЕД СТАТУЯМИ МИКЕЛАНДЖЕЛО

Злое кипение магмы, изверженье породы.Дикого камня рычанье, мрамора белый ожог,Тяжкий выдох вулкана, земли могучие роды,—Мастер стальным зубилом тупую глыбу рассек.

Атомы, формы, замыслы в предвечном водоворотеВспыхивали, вихрились, рвались напролом вперед,Вздыбливались над безднами, жаждали меры и плоти,Вставали протуберанцами, глухо свергались с высот.

Так, прозревая правду, гнул он безвольный камень,Так, в предчувствии сути, он глыбы немые мял,И, раздвигая хаос раскованными руками,Из клокотания недр живой человек вставал.

Рев из безмолвия вырвав, выпростав торс титана,Выгнул мясистую спину, властно вперед шагнул.Мастер из черного чрева кипящего океанаВытащил сгусток воли, силу в камень вдохнул.

И зазвучал сквозь вечность из мраморного отсекаДерзкий, как жизнь, голос новорожденного человека,Клич дерзновенного духа, творческой муки вой —То, чем отлично живое от немоты неживой,

То, что в догадках крепнет, всё разгадать стремится,То, что миры сдвигает, то, что атом дробит,Борется, бьется, работает, переступает границы,Падает и поднимается, молкнет и снова кричит.

В глухую глыбу мрамора навеки он врубил их,Титанов, что рванулись из вечной тьмы в пролом.Их пробужденье, бунт и гнев ничто сдержать не в силах,За это мы по праву людьми их назовем.С челом, как лук, натянутым и носом перебитым,Со скулами трехгранными, со скрюченным хребтом,—Не будь бы тот каменотес, искусник знаменитый,Безмерно человечным, он был бы божеством,Затем что в суть людскую проник он клеткой каждойИ глубоко изведал восторг и боль творца,Желанье всё увидеть, жестокой мысли жажду,И зов далеких целей, и поиск без конца.

Мне всё тут чуждо: купола громада,И эта пышность медная кругом,И музыка торжественного лада —Грозы органной молния и гром,И длинный луч надломленный, и ладан,Что пахнет и соблазном и грехом,И гипнотический узор мозаик,И стертых плит багровотелых гнет,И суета монашьих черных стаек,Как беспокойных галок перелет.Мне всё тут чуждо и ничто не ново.Под сводом позолоченных небесРаскрыты тайны и ничтожно слово —Ни таинства, ни дела, ни чудес.И тем чудесней чудо перед намиВозникло в углублении стены,Как чаша светлых дум и тишины,Едва лишь озаренное свечами.Как малое дитя, покинуто оноЛицом к лицу с бездушьем пышным этим,В глубины мысли всех живых людей на светеКак будто навсегда погружено.Как ветка пальмы, на ее колениПоложен он, сухой и хрупкий сын.Всё кончено. Простерся он без сил,Не надо уговоров и молений.Глядится мать в его пустые очи,В покорность рук, в окаменелость уст.Она судьбы божественной не хочет,—Мир вкруг нее бессилен, глух и пуст.Не тепленькое мира милосердье,Не пустозвонство медное церквей,Нет, смерть попрали жизнью, а не смертьюЛишь подвиг, боль и гордость матерей.Над мертвым сыном в горе неизменномСидит, сидит та женщина одна.За пять веков не сделалась онаНи идолом, ни камнем и ни тленом.И может быть, она вчера лишь принеслаЕго сюда, под сень святого мрака,Но первенца любимого, однако,От пуль карабинерских не спасла.В неравной битве, под огнем проклятым,Он залил кровью плиты Рима вновь.И эта кровь — кровь Грамши и Тольятти,Всех коммунистов итальянских кровь;Они за жизнь живую умирают,И цель для них открыта и чиста.Всех павших в битвах мать оберегает —Италия. Бессмертье. Pietá.

6